Два года из жизни Андрея Ромашова
Шрифт:
– А родителей когда ко мне пустят, не знаешь?
Никита мгновение помолчал. Нельзя же сказать ему, что дом их сгорел, бабка погибла, а Евдокия Борисовна,
– Пустят, но не раньше чем недели через две, - быстро нашелся он. Тебе надо подлечиться как следует. Это я сумел прорваться. Ну, пошел... Слово давал доктору, что не больше десяти минут... Поправляйся...
Прямо из палаты Никита направился в кабинет главного врача.
– Что вы можете сказать о состоянии Ромашовых?
– Мать еще очень тяжелая больная, - ответил пожилой доктор, поправляя пенсне.
– Ожоги, знаете, долго не заживают, а у нее вон их сколько.
– А Андрей?
–
Парень ваш молодец - пять глазных операций выдержал, сложнейших, и не пикнул даже. Герой...– А видеть он будет?
– Понимаете, его счастье: пуля мимо прошла. Но выстрел был очень близко. Глаза контужены сильно. Честно говоря, мы уже совсем было решили, что парень ослепнет. Однако доктор Гинзбург решился еще на одну операцию... И теперь появилась надежда, даже не надежда - почти уверенность.
Когда Золотухин вышел на больничное крыльцо, солнце уже клонилось к закату. В безоблачном майском небе носились быстрые стрижи, в кустах палисадника нахально переругивались воробьи. Никита полной грудью вдохнул воздух, настоенный на запахах цветущих яблонь. Какая красота! Андрей должен все это видеть, нет, наверняка увидит! И жить долго будет. Как это доктор сказал: путь ему предстоит долгий? Правильно!