Два портрета

– Нет, нет я не могу отдать эту картину, – поспешно отвечала Аури, и румянец выступил на ее щеках. Она забыла ее спрятать под кровать, где жили остальные полотна с рыцарем.

– Да как же ты не понимаешь – это же мой спаситель, а я ни имени его не знаю, ни словом с ним не обмолвился! Нет-нет, она мне очень нужна – я заплачу тебе за нее в два раза, нет в… , – он уже было хотел сказать в три раза больше, но торговец, сидевший в нем, сдержал его, и он сказал:

– Даю в два с половиной раза больше, чем обычно.

– Деньги тут ни при чем, – отвечала Аури, – эта картина дорога мне самой.

Кауфман не был бы купцом, если бы так быстро сдался и отступил от задуманного, и он сказал:

– Ну, Аури, дорогая моя, я очень прошу Вас. Ты ведь сможешь нарисовать себе такого красавца еще раз.

– Боюсь, что не смогу. Этот образ мне иногда снится, и, проснувшись утром, я рисую его именно таким, каким увидела во сне. Это невероятно, но все картины с рыцарем мне сначала приснились, а потом наутро я просто рисовала то, что видела – и видела так же отчетливо, как клен за окном.

Но купец не сдавался:

– Ну, не упрямься, он еще приснится тебе, а я в придачу дам тебе замечательное алое платье, которое я вез для дочери главного казначея. Ну-ка, примерь его немедленно, – с этими словами он вытащил из своего баула коробку с платьем.

– Переодевайся, а я подожду на лестнице, – он скинул крышку с коробки и поспешно ретировался за дверь.

Аури посмотрела на платье – оно было яркое, атласное с бантом сзади на поясе, кружевами на подоле и вышивкой на воротничке. И ей, конечно же, захотелось его примерить. Аури провела по платью рукой, и мурашки побежали по коже – до того ткань была гладкая.

Когда купец распахнул дверь, то он аж зажмурился: ослепительно хороша была Аури в этом платье.

– Ты бы видела себя, – только и смог сказать искренне пораженный великан.

Но у нее в комнате не было большого зеркала, такого, чтобы можно было увидеть себя в полный рост.

– Wunderbar, Bellissima, Superior⁴. Ни один рыцарь в Королевстве не удержится в седле, сраженный твоей красотой.

– Нет, нет, – отбивалась Аури, – Я все равно не могу продать эту картину.

– Это платье сшито как будто для тебя, так что обратно я его не заберу. Я дарю тебе его. Да, да, именно, дарю, а в придачу еще и туфельки. К нему обязательно нужны красные туфли.

Платье, и правда, сидело на Аури, как будто было сшито специально для нее – нигде не давило и не топорщилось, а мягко и нежно облегало ее тело. Ей совсем не хотелось расставаться с ним, но она чувствовала, что не может, не должна продавать картину с ее рыцарем. Противоречивые чувства боролись в ней, она молчала, потупившись, глядя в пол, и не знала, что ей делать.

– Я подарю Вам эту картину – денег за нее мне не надо, – произнесла она, наконец.

+ + +

Кауфман шел по улице очень довольный собой и мурлыкал под нос песенку на непонятном языке. Купцы обычно радуются в двух случаях: когда они что-то выгодно приобрели или когда что-нибудь продали. И решил он зайти в кабачок, чтобы пропустить стаканчик-другой вина. Сел за столик и прислонил картину к стене.

В кабачке в этот час не было посетителей. Пока он пил вино, его внимание привлекли двое мальчишек, игравших в какую-то непонятную игру: они то исчезали из виду, то вдруг кто-то из них появлялся совершенно с другой стороны. Иногда они забегали в кабачок, опрокидывали стулья или прятались под столами – тогда хозяин заведения прикрикивал:

– Вот ужо я вам.

Потом один из мальчишек, тот, что был в зеленых штанах с одной лямкой через плечо, залез на дерево, росшее у дома напротив, и пополз по толстой почти горизонтальной ветке. Она почти упиралась в стену недалеко от открытого на втором этаже окна.

Купец стал внимательно следить за мальчишкой. А тот, отломав тоненький прутик, протянул его к подоконнику открытого окна, пытаясь подцепить там какой-то предмет. Вот, кажется, ему это удалось, и он начал аккуратно тащить этот предмет к себе.

– Ух, ты, шельмец,– довольно добродушно пробормотал Кауфман, разговаривая сам с собой, так как больше было не с кем: кабатчик был в это время на кухне.

– А куда интересно запропастился второй сорванец? – купец совсем упустил его из виду, пока наблюдал за мальчишкой на дереве.

Вдруг зеленые штаны полетели с ветки на землю и вполне удачно приземлились, так как вместе с ними летел и их ловкий хозяин. В это же время из окна высунулась дородная тетка и завопила:

– Ограбили! Ой! Вон он! Держите вора!

Мальчишка приземлился мягко по-кошачьи на все четыре лапы, быстро схватил что-то с земли и бросился наутек. Поминай как звали.

Тетка в окне все еще вопила:

– Ловите! Украл!

Начали отворяться окна, кто-то стал высовываться и спрашивать, что случилось, но народу в этот час на улице было мало, и сорванец уже скрылся из виду.

Когда купец допил вино и, бросив на стол монетку, собрался уходить, то обнаружил, что картина, которую он оставил у стены… исчезла. Сначала купец прошелся по пустому кабачку, заглядывая под все столы, потом спросил про картину у хозяина, потом еще раз вместе с ним обыскал все заведение и только после этого, уже совсем не так добродушно, проворчал:

– Вот ведь, шельмец!

Мальчишку в зеленых штанах звали Крысолов. Убегая, он успешно нырнул в один переулок, затем пробежал немного по кривой улице, свернул еще в один переулок, и тут он услышал знаком посвист своего дружка Дэймона.

– Смотри, что я раздобыл, – сказал Крысолов и разжал кулак. На ладони лежало кольцо.

– Золотое?

– А то!

– А у меня – вот, – сказал Дэймон, показывая картину, украденную у купца.

– Здорово! Узнаешь, это же…, – но он не успел договорить, потому что Дэймон прервал его и завопил:

– Смотри, кажись, там едет Король.

По широкой улице, к которой вел переулок, катилась карета короля, а по бокам верховая охрана на лошадях.

– Айда смотреть!

– Бежим!

Королевская карета, запряженная четверкой превосходных лошадей, медленно и чинно ехала по центральной улице. Король, слегка отодвинув занавесочку, смотрел из окна кареты на свое королевство.

На улице собралась толпа зевак – вечное явление. Причем толпа эта состояла из двух частей: просто прохожих и профессиональных зевак, состоящих на службе у тайной полиции.