Два рассказа на античные сюжеты

Гера ударила ее по лицу. И она дерзнула равняться с ней, царицей, девка, клок облака! Гера вцепилась в ее красиво уложенные волосы. И эти завитки — божественные локоны Геры? И это обвислое мясо — грудь Геры? Она сорвала с ее тела одежды. Нефела вскрикнула и бросилась в ноги Повелителю, обхватив его колени; Гера пнула ее под зад, и Зевс оттолкнул ее ногой от себя. Так, осыпаемая ударами и пинками, Нефела произвела на свет чудовище, кентавра, плод мужеского пола, у которого тело ниже пояса переходило в туловище коня: мужская голова, длинная спина, две руки, четыре ноги, яичко мужчины и яичко коня. Иксионово порождение. Зевс схватил его и швырнул на землю, к истокам Пенея; от этого чудовища повели свой род кентавры, другое племя Фессалии, вечно враждовавшее с лапифами; правда, в их роду было немало искусных врачевателей, но это уже не относится к нашему повествованию.

След крови и мокроты; Нефела, постанывая, уползла в свой покой, и Зевс велел ей там оставаться — неизреченное приказание, но она почувствовала, что от нее требовали, такова была ее природа: угадывать чужую волю и повиноваться.

Потом Зевс послал за Иксионом. Брезжил рассвет. Дия в этот день родила сына, Пиритоя, о котором хронисты и по сей день ведут спор: от Зевса он или от Иксиона. То, что Гермес на этот раз явился сам, чтобы вознести его к заоблачным высям, Иксион расценил как свидетельство своего высокого положения, и мимолетное видение теперь обретало очертания величественного замысла — занять место Зевса, править миром. Так летел он на небо. Наверху уже ждал Гефест, с ним два подручных — они подхватили Иксиона, горящие угли были уже наготове, а на них колесо из серого, ковкого, многоценного железа, и клещи уже лежали рядом, тоже из железа, и оковы, раскаленные на огне. И Гера стояла, в длинных одеждах и под фатой, с нею Зевс, а за ними в алом зареве занимался день. Колесо тем временем раскалилось; Гера откинула с лица фату; Иксион увидел два горящих глаза, он подумал, что сейчас, должно быть, состоится посвящение его в боги — через закаливание в небесном огне; но уже в следующий миг он вскричал страшным криком, и крик разнесся по всему миру, а он все кричал и кричал: Гефест распял его на колесе, и Зевс, осуществляя свою изощренную месть, изрек, взглянув на Геру, казнящее слово: «Кроткою мздою воздавай благодетелю!»

Потом Гермес раскрутил колесо и закинул его в небо, и с тех пор кружится оно в поднебесье вокруг Олимпа, среди облаков, старательно обходящих его стороной.

Но мы хотим рассказать о Нефеле.

История Иксиона окончилась; он кружится на своем раскаленном колесе и знает: такова его судьба. Он с этим смирился, как сказал поэт. Он знает, что ничто не может избавить его от страданий, даже смерть, ведь он — бессмертный; он давно понял, что бесполезно гоняться за облаками в надежде умалить жар; опыт учит: они избегают его. А когда жар становится совсем нестерпимым, он кричит: «Кроткою мздою воздавай благодетелю» — слова, изреченные Зевсом, и тогда страдания отпускают его, правда, ненадолго, потом он снова кричит и снова молчит, измученный, и так вечно. Дию он больше не видел, оковы не позволяют ему смотреть вниз, на землю, и потому он не видит ничего, кроме облаков, бегущих в вышине, а над ними, под самым куполом неба, — дворец в золотом сиянии, там сидит Державный. Иксион не получает никаких вестей; он даже не знает, что его народ воюет с кентаврами, которые похищают жен лапифов, не знает о подвигах, которые совершает сын Дии в этих войнах. Иксион понял: участь его решена, это вошло в его плоть, и ничего в его судьбе измениться не может.

Другое дело — Нефела; правда, и в ее судьбе ничего больше не меняется, и все-таки она не теряет надежды. Она сидит у себя в опочивальне, льет слезы и без конца глядит в зеркало, которое показал ей Гермес: она может смотреть через расщелину в стене вниз, на дворец Дии, и там, в колодце, видит свое отражение: эти волосы, эти глаза, этот стан… Геба снабжает ее едой и питьем, и Нефела, изводя себя воспоминанием и будя в зеркале воспоминание, сидит в одиночестве, льет слезы и ждет, когда скрипнет дверь и войдет Он, Единственный, возьмет ее за руку, поцелует ее в уста и припадет к ее лону, а потом поведет с собой и посадит ее рядом, на золотой трон, на котором она уже сидела однажды: разве такое не может случиться?

Она никогда не сможет понять, что она креатура, существо, подобное многим другим существам, которых повелитель создает для воплощения какого-то своего замысла, он делает их ради этого совершенными, а потом, когда его замысел осуществляется, отстраняет за ненадобностью. Она ждет и надеется, что придет ее час, и потому ее история не окончится никогда.

Перевод Т.Холодовой

Гера и Зевс

Что предшествовало этой истории? Не все ли равно?

На десятом году Зевс-громовержец притомился от непрерывной бойни и решил отдать победу Трое. Почему Трое? Опять-таки не все ли равно? Он никому не обязан отчитываться, быть может, дело в том… Правда, рассказывают еще о чьей-то ласковой руке, что гладила его бороду; возможно, так оно и было, а может, и нет, ведь единственное, что имело силу, — его воля.

Он уселся на вершине горы Ида (по правую руку — Троя, по левую — корабли ахейцев) и приказал богам, сражавшимся в рядах простых смертных, покинуть поле боя и положиться на судьбу, что в образе трех ужасных мойр, одетых в белое, парит меж холодных звезд. Мойры были не против, чтобы веление божественного властелина победило — если до наступления вечера никто ему не воспротивится. Довольно беспорядков, довольно страха, который нагоняют боги, теряя достоинство вопреки собственному могуществу. Победа за Троей!

Все это началось здесь, на горе Ида, когда троянский царевич, пасущий стада Парис, пренебрег милостью Геры и обещаниями Афины и присудил яблоко Афродите прекраснейшей; здесь, на горе Ида, должны и кончиться раздоры; и вечер кровавого дня, утро которого, возвещенное петушиным криком, отозвалось в скрежете железа, должен окончиться миром, продиктованным божественной волей. Зевс приказал, боги повиновались. Они покинули поле брани, Посейдон — последним, и прежде чем опуститься в морские глубины, еще раз напутствовал греческий флот, издав рык, равный реву тысячи быков. Гера из своей опочивальни видела, как он, кружась и вспенивая воду, шел ко дну, и наблюдала, как захлебнулась атака греков, а еще она видела Зевса в роще на Иде, сидящего у скалы в тени вяза, упершись локтями в расставленные колени.

— Так будет, — сказал он Афине Палладе, — этот день, полный надежд, погаснет еще до вечера.

Афина, послушная отцу, молчала.

Афродита же в своих покоях потешалась и, глядя, как крупные клубы пыли откатываются назад к кораблям от стен города ее любимого царевича, смеялась подобно воркующей горлице.

— Он зовет тебя голубоглазой дочуркой, — проговорила Гера, — отправляйся на Иду и пади к его ногам.

Афина покачала головой:

— Бесполезно. Он и не подумает меня слушать.

— Все-таки попробуй.

— Бессмысленно.

Богини пристально глядели друг на друга.

— Бездействие недостойно, — настаивала Гера.

Афина ничего не ответила супруге своего отца, которая не была ей матерью, не стала напоминать: «Ты его жена!» Она знала: Гера лишь рассмеется и покажет рубцы на запястьях; они появились тогда, когда она попыталась противостоять мужу: Зевс повесил ее в золотых оковах — по наковальне на каждой ноге — на три дня и три ночи над пропастью преисподней. В другой раз на ее плечах остался шрам от Зевсовой плети. А рубцы на сердце? Афина не посмела напомнить: «Ты его законная жена!» Ей — обманутой чаще и позорнее всех среди прочих жен богов и людей!

Победа — за Троей, это непреложно.

Афина отвернулась от Геры, но та уже решилась:

— Есть такой народ, который чтит нас. Нельзя допустить, чтобы он исчез здесь, в Азии. — Она положила руку на плечо Афины: — Я его жена, кто, как не я, пойдет к нему?

Афина не имела права сказать: «Я помогу тебе».

Удалившись в покои, Гера сбросила платье и омылась молоком бессмертия, амврозией — притиранием богов. Она омылась с головы до пят — не тронув лишь запястья и плечи. Потом вымыла волосы и, расчесав их, забрала наверх, уложила в пучок; оделась в тончайшее одеяние, сотканное для нее Афиной, застегнула на груди золотую пряжку и пошла к Афродите, чтобы на один день попросить у нее, своей соперницы, защитницы Трои, чудесный пояс, обладающий магической силой обольщения.

Из поколения в поколение передается, как развивались события дальше; но ведь совсем не обязательно пересказывать все слово в слово: можно чуть приврать, чуть приукрасить в угоду наивной красавице, умело расставляющей силки для других, отнюдь не предполагающей, что нежданно-негаданно и сама попадется в уже уготованную для нее западню. Итак, супруга и сестра властелина богов и людей смиренно и униженно постучала в дверь покровительницы супружеских измен…

Гера получила пояс до наступления вечера.