Два романа об отравителях
Шрифт:
— Однако чистосердечное признание может облегчить вашу участь. Хотя никаких гарантий я вам дать не могу.
— И не надо. Может, лучше уж сразу покончить все счеты с жизнью, чем томиться столько лет в тюрьме. Я хочу сделать заявление. Можете считать меня сообщницей убийцы, но я не убийца. Я никого не пыталась убить, у меня даже в мыслях такого не было. Я не идиотка. Я хочу, чтобы вы знали: Нигель убивал в одиночку. Я не собираюсь расплачиваться за его преступления.
Селия знала слишком много, но я могла бы все утрясти. Нигель не дал мне времени. Он договорился с ней встретиться, обещал признаться в порче рюкзака и конспектов,
Примерно то же случилось и с миссис Ник. Он выяснил, что она пьет, испугался, что она проболтается, а поэтому подкараулил ее где — то и подсыпал ей в рюмку яду. Он всячески отпирался, но я знаю, что убийца — он. Потом была Пат. Он пришел ко мне и рассказал о случившемся. Сказал, что я должна сделать, чтобы у нас обоих было прочное алиби. Я тогда уже совершенно запуталась… выхода не было…
Наверное, если бы вы меня не поймали, я уехала бы за границу и начала новую жизнь. Но мне не удалось ускользнуть. И теперь я хочу лишь одного: убедиться, что жестокий, вечно смеющийся мерзавец отправится на виселицу.
Инспектор Шарп глубоко вздохнул. Все складывалось удачно, на редкость удачно, но он был удивлен.
Констебль лизнул карандаш.
— Я не совсем понимаю… — начал Шарп.
Она оборвала его:
— Вам не нужно ничего понимать. У меня есть свои причины так поступить.
Раздался мягкий голос Эркюля Пуаро:
— Из — за миссис Николетис?
Валери прерывисто задышала.
— Ведь она была вашей матерью, да?
— Да, — сказала Валери Хобхауз, — она была моей матерью…
Глава 22
— Я не понимаю, — умоляюще произнес мистер Акибомбо и тревожно посмотрел на своих рыжеволосых собеседников.
Салли Финн увлеклась разговором с Леном Бейтсоном, и Акибомбо с трудом улавливал нить разговора.
— Так кого же, по — твоему, — спросила Салли, — Нигель хотел скомпрометировать: тебя или меня?
— Скорее всего, обоих, — ответил Лен. — Но волосы он, наверное, снял с моей расчески.
— Простите, я не понимаю, — сказал мистер Акибомбо. — Значит, это Нигель прыгал по балконам?
— Нигель прыгуч как кошка. А я бы в жизни не перепрыгнул — вес не тот.
— Тогда примите мой искренний извинения за то, что я незаслуженно подозревал вас.
— Ладно, не переживай, — сказал Лен.
— Но ты, правда, здорово помог, — сказала Салли. — Как ты здорово сообразил про борную кислоту!
Мистер Акибомбо расцвел.
— Да вообще давно стоило понять, что Нигель страдал разными комплексами и…
— Ой, ради бога, не уподобляйся Колину! Нигель мне всегда был глубоко омерзителен, и теперь я наконец понимаю почему. Но ведь правда же, Лен, если бы сэр Артур Стэнли поменьше сентиментальничал и отдал бы Нигеля под суд, жизнь трех людей была бы сейчас спасена? Я не могу избавиться от этой мысли.
— Но, с другой стороны, его чувства тоже можно понять…
— Простите, мисс Салли…
— Да, Акибомбо?
— Может быть, если вы видите завтра на вечер в университете мой преподаватель, вы скажете ему, что я пришел к очень верный умозаключение?
Потому что мой преподаватель часто говорит, что у меня в голове не — раз — бериха.— Конечно! Обязательно скажу.
Лен Бейтсон был мрачнее тучи.
— Через неделю ты уже будешь в Америке, — сказал он.
На мгновение воцарилось молчание.
— Я приеду, — сказала Салли. — Или ты можешь приехать к нам учиться.
— Зачем?
— Акибомбо! — сказала Салли. — Тебе хотелось бы в один прекрасный день стать шафером на свадьбе?
— А что такое «шафер»?
— Ну, это когда жених… скажем, Лен, дает тебе на сохранение обручальное кольцо, и вы едете в церковь, очень нарядные, а потом он берет у тебя кольцо и надевает его мне на палец, и орган играет свадебный марш, и все плачут.
— Значит, вы с мистером Леном хотите пожениться?
— Ну да.
— Салли!
— Если, конечно, Лен не возражает.
— Салли, но ты не знаешь про моего отца…
— Ну и что? Тем более что я знаю. Твой отец полоумный. Ничего страшного, у многих отцы полоумные.
— Но это не передается по наследству. Честное слово! Как же я переживал все это время!
— Я немножко догадывалась.
— В Африке, — сказал мистер Акибомбо, — давно, когда еще не приходил атомный век и научная мысль, свадебные обряды были очень интересный и забавный. Хотите, я расскажу?
— Лучше не надо, — замахала руками Салли. — Я подозреваю, что нам с Леном придется краснеть, а рыжие краснеют очень густо.
Эркюль Пуаро поставил свою подпись на последнем письме, протянутом ему мисс Лемон.
— Все хорошо, — серьезно произнес он. — Напечатано без ошибок.
— По — моему, я не так часто ошибаюсь, — возразила секретарь.
— Нечасто, но все же бывает. Да, кстати, как дела у вашей сестры?
— Она подумывает отправиться в круиз. По скандинавским столицам.
— А — а, — сказал Эркюль Пуаро.
Он подумал, что вдруг… на корабле… Но сам он ни за какие блага мира не согласился бы на морское путешествие.
Сзади громко тикал маятник.
Хикори — дикори, Часики тикали, Хикори — дикори — док, Мышонок в часы — скок — поскок, —продекламировал Эркюль Пуаро.
— Что вы сказали, месье Пуаро?
— Да так, ничего, — ответил Пуаро.
Джон Диксон Карр
Темные очки
Первый взгляд сквозь очки
Насколько этот человек мог припомнить, все началось в одном из домов Помпеи. Он не мог забыть тот жаркий, безветренный день, тишину Аллеи Гробниц, нарушенную голосами англичан, красные олеандры в саду и девушку в белом, стоявшую в центре группы, в которой все, как один, словно на маскараде, были в черных очках.
Человек, наблюдавший эту сцену, неделю назад приехал в Неаполь по своим делам. Дела эти не имеют никакого отношения к нашему расскажу, но у него они занимали все время, так что только вечер в понедельник, 19 сентября, оказался свободным. Ночью он уезжал в Рим, а оттуда через Париж — в Лондон. Последний день он решил посвятить осмотру местных достопримечательностей — прошлое всегда привлекало его не меньше, чем настоящее. Таким образом он и очутился в этот самый тихий час дня на Аллее Гробниц.