Два романа: Прощай и будь любима. Маргарита: утраты и обретения
Шрифт:
Дома, будто ответствуя ее мыслям, в прихожей к ногам упало письмо из Калинина. Она с жадностью стала читать. Виктор звал ее на Кавказ, по туристской путевке – товарищ, который должен был с ним ехать, угодил в аварию, путевка пропадает. «Поедем! Представляешь? Осетия, Пушкин, горы, Лермонтов!..»
Тина рассеянно прошлась по комнате, открыла пианино и долго совершенно механически что-то играла. Потом поднялась и сказала: еду! Вспомнила о Саше, его девице, особисте и решила: убежит от всех! Включила радио – раздался романс «Не пой, красавица, при мне…» – хм, это тоже знак!.. Надо только уговорить маму, и…
Было жарко. Мать
Вероника Георгиевна выслушала Тину, и на лице ее мелькнула презрительная гримаса:
– Туристы… Лагерь, ночлеги, поход… Все условия для того, чтобы… Что? Он – порядочный человек? Хм? Негодяй, болтун!.. Если ты решила – ты же тихая упрямица! – то хотя бы учти: в отношениях между мужчиной и женщиной все зависит от женщины.
– Ты так говоришь со мной, мама, словно мне пятнадцать лет… И потом, мне нравится совсем другой человек.
– Какой еще человек? – снисходительно спросила мадам, отложила веер и удалилась, оставляя за собой аромат «Красной Москвы».
«Ей даже нет дела до этого человека!» – возмутилась Тина и окончательно решила: в горы, с Виктором! Слышала, что Сашин курс опять отправляют на военные сборы, так что… Почему бы не испытать себя? Когда еще она туда попадет? А что касается маминых увещеваний насчет мужской порядочности, то ведь она сама говорила: все зависит от женщины, а Валино сердце спокойно, даже прохладно к Виктору, и значит – она все решает…
Саша встретил ее перед отъездом и спросил:
– Не признаетесь ли, мадемуазель, в каком направлении держите путь?
– Призн'aюсь: по Военно-Грузинской дороге, Орджоникидзе – Мцхета – Тбилиси.
– И что, уже через два дня?
– Через три.
Он отвел взгляд в сторону, сощурился, словно что-то подсчитывая, и небрежно заметил:
– А мы уезжаем ранним утром, завтра. Так что – ауфвидерзеен?
Она готова была броситься ему на шею, но только сдвинула темные брови:
– Счастливого пути!
– У нас путь будет походный, а вот у вас со «всесоюзным старостой» – наверное, счастливый.
Уже готово спортивное снаряжение! Сатиновые черные шаровары, мужская футболка (женских маек тогда не было), тапочки, рюкзак из защитной ткани. Шаровары Тина положила в рюкзак, надела юбку из тяжелого трикотажа, кофточку-японку и чулки в резинку на неудобном поясе.
Водрузив на голову войлочную шляпу, вышла из дома и отправилась к Каланчёвке, где ее ждал Виктор. Благополучно добрались до Дзауджикау, то есть Орджоникидзе. Но там узнали, что Терек вышел из берегов, в горах обвалы и Военно-Грузинская дорога перекрыта. Местный чернявый инструктор объявил:
– Автобус ехать нельзя. Кто хочет – на поезде через Баку, кто не боится – со мной пешком через перевал, я буду вести. Это сложно, альпинизм.
Смельчаков набралось человек десять. Двинулись к ущелью Терека под мелким дождиком, в сторону Ларса. Ларс встретил хмурыми облаками, низкими и грязными, сыростью ущелья и… незабываемым ночлегом.
Пустое, растерзанное бурей селение, холодная школа, дощатый пол, покрытый жалкими вигоневыми одеяльцами. В голове у Тины – опасения, навязанные мамой, Саша рядом с Аллой. Тина вытянулась на жестком полу, но, несмотря на усталость, сна – ни в одном глазу.
С левой стороны на полу лег Виктор. Не прошло и нескольких минут, как она почувствовала: его рука поползла к ней и коснулась ноги. Она резко отодвинулась.
Однако «змеиное» движение не прекратилось. Что же это? Кошмар! Что было силы стукнула по руке – и он замер. Более того: через минуту раздалось сладкое сопенье, он спал!..А она слушала, как гудит за стенами небо, как ходят тучи, натыкаясь на горы, как шумит Терек. Тащились минуты, часы, но сна не было… Вдруг что-то засвербело в ногах, еще, еще… Ой! Да это клопы, десятки, сотни клопов! Изголодавшиеся, озверевшие чудовища, шакалы! – они не дали ей уснуть до самого утра.
Поднялась раздосадованная, хмурая. Другие тоже жаловались на клопов, а Виктор был бодр и весел, не замечал сердитого Валиного лица, словно и не было ночной атаки. На вопросы ответил: «Я давно обрел иммунитет к этим тварям». – «Где это ты его обрел?» – смеясь, спросила крепко сбитая дивчина по имени Оксана. – «Да так, пришлось… – и запел: – Далеко-далеко, там, где юность моя…»
Оксана засмеялась:
– Где это она, твоя юность, старичок? Вроде сам еще молодой, – и тряхнула распущенными белыми волосами. – Или ты уже хорошо пожил?
Он не ответил, но предложил часть поклажи из ее рюкзака переложить к себе. Его рюкзак, Валин, да еще и вещи Оксаны? В него вселилась какая-то дикая, подобная этой природе, энергия. Он стал уже первым помощником инструктора. Когда переправлялись через Бешеную Балку (в точности оправдала она свое название!), держась за веревку и ступая по канату, всех поддерживал. Кругом высились острые, как кинжалы, горные вершины, голые хребты, похожие на черные сухари. Чем выше – тем красивее и просторнее виды и круче подъем. На альпийские луга Тина поднималась уже с трудом. Остаток пути на вершину преодолевала, держась за карликовые березки, цепляясь за кусты, карабкаясь на четвереньках. Миновали скалу «Пронеси, Господи» – и перед ними предстал нависший над обрывом замок Тамары. Немилосердно жгло солнце, хотелось пить. Валя по неопытности облизывала губы, и к концу дня они так распухли, что образовался волдырь-ожог.
Виктор подошел к ней, отвел с мокрого лба выбившиеся волосы, всмотрелся в ее губы и так, будто не было того ночного натиска и ее отпора, заметил:
– Эх, тебя и поцеловать-то теперь нельзя.
Она сердито замотала головой и окончательно скисла. А он вдруг взбежал на край горного отрога, встал в позу, протянул руку и запел: «На воздушном океане без руля и без ветрил тихо плавают в тумане…» Умноженный эхом голос звучал так торжественно, что ребята зааплодировали. А в глубине Валиного существа вновь шевельнулся, казалось, забытый червячок собственного ничтожества. Такие горы – и какая нескладная она! Эти сбитые коленки, распухшие губы. Господи, зачем понесло ее сюда! То ли дело – Оксана, со всеми кокетничает, шутит, а она… Бука бестолковая…
Спуск показался тяжелее подъема: из-под ног идущих позади сыпались камни, и надо было через них перескакивать.
Коленки дрожали, она обливалась потом и никак не могла унять дрожь в ногах. А спутник ее на том крутом спуске пустился философствовать: мол, детство и юность человека – это как подъем в гору, а зрелость, старость – спуск, и второе труднее первого.
Добрались до селения Пасанаури, у слияния Черной и Белой Арагвы. Им грезился теплый душ, но… в кранах вообще не было никакой воды. И Валя с Оксаной отправились к Арагве мыться. Результатом мытья в ледяной воде у Тины стала лихорадка, на верхней губе – волдырь.