Два сфинкса

Ричард почти не слушал его. Он раздумывал, не будучи в состоянии понять, как это время, показавшееся ему минутой, могло длиться около трех дней? Вдруг на глаза ему попалась толстая пачка бумаг, лежавшая на столе. Ричард убедился, что это были тщательно пронумерованные листы, мелко исписанные незнакомой ему рукой. Сфинкс стоял на своем месте, но находившиеся в нем вещи исчезли, хотя он не помнил, чтобы прятал их.

– Хорошо, Фридрих! – перебил он болтовню лакея. – Принеси мне завтрак, а потом оставь одного. Не бойся, я не запрусь на задвижку. Кроме того, прикажи здесь все исправить, пока я пойду к профессору Бэру.

Несмотря на страшный голод, Леербах торопливо позавтракал, желая поскорее остаться один, чтобы убедиться, спал он или действительно в цоколе сфинкса находились вещи, которые он видел.

Едва ушел Фридрих, как Ричард сел за стол, придвинул к себе сфинкса и нажал золотой пестик голубого лотоса. Тотчас же послышался треск и открылось отверстие, в котором лежали флакон и пакет с рукой мученицы.

Значит, он не спал! Ричарду захотелось еще раз взглянуть на руку, так чудесно сохраненную каким–то неизвестным способом. Разворачивая пожелтевший холст, он с удивлением увидел, что на внутренней стороне его находился, по–видимому, сделанный синим рисунок, изображавший сфинкса и пирамиду. Над рисунком был нарисован сложный план, а под ним иератическая надпись.

– Надо попросить Бэра прочесть все это! История становится все загадочней и интересней, – пробормотал Ричард, укладывая руку обратно в тайник.

Затем он придвинул к себе пачку бумаг и убедился, что это был вполне законченный рассказ, написанный таким правильным и изящным латинским языком, который сделал бы честь самому Цицерону; в рассказе этом речь шла о какой–то Валерии.

Ричард замкнул рукопись в столе. В том взволнованном состоянии, в котором находился, он не в силах был прочесть эту странную летопись, написанную обитательницей иного мира, так как он отчетливо помнил красивую фигуру женщины, которая поцеловала его в лоб и сказала: «Я напишу для тебя историю одной жизни, погребенной под прахом веков».

Несмотря на утомление, Ричард чувствовал потребность в чистом воздухе и движении, чтобы хоть немного привести в порядок свои чувства. Поэтому он тотчас же отправился к профессору Бэру, который должен был уже вернуться из своей экскурсии. Тщательно заперев драгоценного сфинкса, он ушел.

Профессор был дома и занимался копированием и приведением в порядок целой серии надписей, которые привез с собой. Он радостно встретил Леербаха, но, удивленный его болезненным видом, стал расспрашивать о здоровье.

На его расспросы Ричард отвечал уклончиво и тотчас же перешел к рассказу о том, как Альмерис нашла сфинкса. В заключение он просил профессора прочесть иероглифическую надпись, выгравированную на цоколе.

Бэр воодушевился и тотчас же пожелал видеть такую интересую вещь. Захватив словарь, толстую переплетенную тетрадь и лупу, они двинулись в путь.

Вид ящика и сфинкса вызвал у Бэра крик удивления.

– Да это верх совершенства! Этим вещам нет цены! – на все лады повторял он, восторгаясь совершенством работы.

Наконец, он приступил к разбору иероглифической надписи на цоколе. После двухчасовой молчаливой работы, он выпрямился и вытер смоченный потом лоб.

– Ну, что там написано? Нашли вы указание насчет происхождения этой любопытной вещи? – спросил Леербах, с нервным нетерпением наблюдавший за продолжительной работой профессора.

– Да. Сфинкс, оказывается, менее древен, чем я предполагал сначала. По–видимому, он относится ко времени Амасиса, т. е. незадолго до вторжения персов. Лицо сфинкса изображает принцессу Нуиту. Этот сфинкс – работа скульптора Рамери, но…

– Рамери! Скульптора звали Рамери? – перебил его Ричард, соскакивая с кресла.

– Да что вы так волнуетесь? Право, можно подумать, что вы знали этого Рамери. Ха, ха, ха!

И профессор расхохотался своим сочным и веселым смехом. Затем он продолжал:

– Впрочем, надпись очень загадочна, и в ней идет речь о нескольких лицах.

– Может быть о некоем Аменхотепе и Эриксо?

Теперь настала очередь Бэра разинуть от удивления рот.

– Как? Вы уже прочли и только хотели проконтролировать меня? – сказал он после минутного молчания.

Ричард нетерпеливо пожал плечами.

– Что за глупости! Я ничего не прочел, так как ничего не понимаю в иероглифах и не умею разбирать их. Но я оказался в некотором роде замешанным в такую необыкновенную историю, что, право, можно сойти с ума! Теперь передайте мне слово в слово надпись, высеченную на цоколе.

– Повторяю вам: надпись очень загадочна, очевидно содержит недомолвки и по–видимому исходит от двух лиц. Сначала идет нечто вроде указания, где упоминаются имена скульптора, современника Амасиса, и принцессы Нуиты, чье лицо изображает сфинкс. Затем, – совершенно непонятно – этот же самый скульптор дарит сфинкса какой–то римской даме, по имени Валерия, называя его копией своей первой работы. За этой галиматьей следует вторая надпись, обращенная к Рамери неким Аменхотепом, титулующим себя великим магом. В ней сообщается, что Аменхотеп и Эриксо находятся в безопасном месте и что все подробности и указания Рамери найдет в известном ему тайнике. Вот почти слово в слово смысл надписи. Если вы понимаете в ней больше меня, Леербах, то бесконечно обяжете меня, дав мне объяснение.

Ричард сжал голову руками и прошелся по комнате. Затем, остановившись перед профессором, сказал:

– Хорошо! Я скажу вам все, так как сам я теряюсь в этой путанице.

В кратких словах Ричард передал все, что слышал от Альмерис и что он считал галлюцинацией. Сделанная же им находка и разобранная ученым надпись только подтверждают факты, о которых упоминала покойная, как бы то ни казалось невероятным.

Бэр только недоверчиво крякал в продолжение рассказа Ричарда и чесал у себя за ухом.

– Ввиду такого необыкновенного совпадения фактов, не смею отрицать; но уверены ли вы, что не во сне видели все это – я хочу сказать отрезанную руку и писание рукописи дамой иного мира?

Ричард молча вынул из ящика стола пачку исписанных листов, а затем открыл сфинкса и достал из него флакон, руку, завернутую в холст с рисунком пирамиды и надписью.

Как бы не доверяя своим глазам, профессор тщательно осмотрел каждую вещь, а затем покачал головой.

– Чтобы черт меня побрал, если я что–нибудь понимаю! Кровь, если только эта жидкость действительно кровь, и рука, при виде которой дрожь пробегает по телу, до такой степени она мало похожа на руку доброго христианина, а главное, эта рукопись, написанная призраком – все это до такой степени противоестественно, что подобную пилюлю сразу не проглотишь. Надо прежде всего обдумать и исследовать, что я и сделаю, прочтя для начала надпись над рисунком. Без всякого сомнения вы открыли тайник, на который указывает надпись на цоколе, и мы познакомимся с инструкциями, данными Рамери. Так как это займет, по меньшей мере, часа два, то я предлагаю вам, мой, друг, прилечь и немного заснуть. Вы сами похожи на призрак. Все ваши сверхъестественные приключения истощили вас и вконец расстроили вам нервы. Один Бог знает, каким открытием я угощу вас при вашем пробуждении.

Ричард сознавал справедливость совета. Он просто падал от усталости и чувствовал головокружение. Он не помнил, чтобы когда–нибудь испытывал подобное истощение. Поэтому, приняв капли и выпив стакан вина, он лег на диван и почти тотчас же крепко заснул тяжелым сном.

Когда Ричард проснулся, была уже ночь и на бюро горели свечи. Профессор все еще сидел над развернутым перед ним рисунком. Лицо его выражало такое воодушевление и такой лихорадочный интерес, что Леербах подивился.

– Ну что, профессор? По вашему виду я понимаю, что вы узнали интересные вещи, – сказал Ричард, вставая с дивана.