Два шага до катастрофы

– Почти, – загадочно ответил Лобанов. – В казахской степи, в разгар июля. Та же пустыня, скажу я вам. А на семипалатинском полигоне степь и впрямь превратилась в пустыню. С той лишь разницей, что там сопки вместо барханов.

Егоров улыбнулся:

– Тогда вы человек бывалый.

– Это точно, – не стал спорить Лобанов. – Вот только к Москве с ее расстояниями и постоянной толчеей никак не могу привыкнуть. Что ни говорите, а в маленьких городках, вроде нашего Сарова, все-таки есть своя прелесть.

– Вы еще забыли про вечные заторы на дорогах, – вздохнул Егоров, безуспешно пытаясь отыскать разрыв в движущемся слева непрерывном потоке автомобилей, чтобы начать движение.

Через час езды с постоянными остановками они все-таки выбрались из центра столицы. Машин на улицах стало заметно меньше, и уже через пять минут Егоров подъехал к своему дому.

– Приехали.

– И что, Андрей Геннадьевич, вы так каждый день по часу с работы добираетесь? – спросил у него Лобанов, выбираясь из машины.

Егоров усмехнулся:

– Я предпочитаю возвращаться позже, когда пробок на улицах уже практически нет.

Но Лобанов не заметил иронии в его словах.

– А, ну тогда другое дело.

Егоров не стал разубеждать его, что задерживается на службе дольше положенного отнюдь не из желания избежать уличных пробок, и, забрав из машины пакет с продуктами, направился к дому.

– Сейчас будем ужинать, – обратился он к своему гостю, когда они поднялись в квартиру. – Вы что предпочитаете? Есть пицца, правда, замороженная, пельмени, морковь по-корейски, овощные салаты… – принялся перечислять Егоров, выкладывая из пакета на стол купленные продукты.

Лобанов в ответ пожал плечами:

– Даже не знаю. Мне бы сначала что-нибудь выпить. Умираю от жажды.

Егоров достал из пакета бутылку водки.

– Годится?

Увидев выставленную на стол бутылку, профессор поморщился:

– Водку, в такую жару? А пива у вас случайно нет, Андрей Геннадьевич?

– Есть и пиво. – Вслед за водкой Егоров достал из пакета три бутылки пива.

Через пять минут они уже сидели на кухне, за столом, с бокалами пива в руках, с удовольствием закусывая пенный напиток кусочками маринованной сельди из вскрытой Егоровым банки рыбных пресервов. Лобанов, всегда отличавшийся оптимизмом, выпив полбутылки пива, пришел в отличное настроение и, проницательно взглянув на Егорова, хитро спросил:

– Признайтесь, Андрей Геннадьевич, ведь вы мне сегодня не просто так позвонили?

– Был такой грех, – не стал отпираться Егоров. Он тоже пребывал в приподнятом настроении. В процессе беседы с Лобановым тревога и напряжение последних дней стали постепенно отступать. – Но увидеться с вами мне хотелось независимо от этого. И в гости я вас пригласил без всякой корысти.

– Ну а все-таки, чем я обязан вашему сегодняшнему звонку? – продолжал допытываться Лобанов.

– Сегодня в одном из полученных мною документов мне встретилась ваша фамилия.

– Да? – Николай Иосифович искренне удивился. – И что же это за документ?

Егоров на секунду задумался. Вопросы, которые он собирается обсудить с Лобановым, относятся к категории информации государственной важности. Правда, профессор, как один из конструкторов «Зодиака», имеет к ней допуск. Но квартира, хотя недавно ее и проверяли специалисты оперативно-технического отдела, не лучшее место для таких разговоров. С другой стороны, без консультации Лобанова никак не обойтись.

– Список конструкторов специальной боевой части для опытно-конструкторского проекта, реализованного на вашем предприятии в конце 80-х годов, – понизив голос, ответил Егоров.

Лобанов со стуком поставил свой стакан на стол.

– «Зодиак»?!

Егоров удивленно покачал головой:

– Не забыли? А ведь столько лет прошло.

– Такое разве забудешь. – Николай Иосифович снова взял в руки свой стакан и залпом допил оставшееся там пиво. – К этой работе привлекли специалистов со всего предприятия. Всех до единого конструкторов! А это более двухсот человек! Как сейчас помню: военпред на закрытом собрании объявил, что в интересах безопасности страны необходимо собрать тысячемегатонный ядерный заряд. Все в недоумении: не ослышались ли. Когда в 60-м году наши ядерщики по заданию Хрущева начали конструировать стомегатонную водородную бомбу для испытаний на Новой Земле, то для расчета последствий такого взрыва пригласили специалистов из Института физики Земли и после консультаций с ними уменьшили мощность заряда наполовину. А тут, даже представить страшно – тысяча мегатонн! Но директор нашего НИИ объяснил, что заряд предназначен для использования в космосе, на безопасном удалении от Земли. Отсюда, помимо основной задачи – увеличения объема высвобождаемой энергии, вставала другая, не менее насущная, – уменьшения критической массы заряда, чтобы ракета-носитель могла вывести его на орбиту. Наше КБ как раз занималось этой проблемой.

– Полагаю, вы с ней успешно справились? – в шутку поинтересовался Егоров, так как уже знал ответ.

Но Лобанов воспринял его слова совершенно серьезно.

– А по-другому и быть не могло. Ведь речь шла об особом задании партии и правительства. Работали без всяких выходных. Многие конструкторы, да и я тоже, чего скрывать, дневали и ночевали на рабочем месте. Помню, прихватишь несколько часов сна на диване, где-нибудь в коридоре – про комнаты отдыха тогда еще и не слышали, и снова к кульману или испытательному стенду. Несколько месяцев так работали, пока наконец не пришли к допустимому значению критической массы.

– И какова она? – поинтересовался Егоров.

– Пятнадцать тонн, – не задумываясь, ответил Лобанов. – А общая масса космического аппарата, по-моему, что-то около двадцати… Надо же. – Он грустно вздохнул. – Столько сил и времени было потрачено на создание «Зодиака», чтобы он пылился в арсенале Минобороны.

Он потянулся к стоящей на столе последней нераспечатанной бутылке пива, но, встретившись с неподвижным взглядом Егорова, невольно задержал руку.

– Или вы хотите сказать, Андрей Геннадьевич, что не пылится?

Егоров промолчал.

Забыв про пиво, Лобанов поднял руку и указал пальцем на потолок.

– Его что… все-таки запустили? Когда?!

– В 89-м. Но это, как вы понимаете, Николай Иосифович, совершенно секретные сведения.

Лобанов вскочил с табурета, на котором сидел, и энергично заходил по кухне, потом неожиданно усмехнулся:

– Теперь я понимаю, почему никого так и не наградили за эту работу, даже главного конструктора. Чтобы сохранить запуск «Зодиака» в секрете.

Егоров знал, что причина не в этом, а в отказе космического аппарата. И хотя виной тому стала неисправность автоматики, а отнюдь не просчеты конструкторов и сборщиков ядерного заряда «Зодиака», разубеждать Лобанова не стал.

* * *

– Редакция информационного издания «Новые известия». Здравствуйте.

Голос ответившей по телефону секретарши оказался молодым и немного усталым. Хасан довольно улыбнулся. Ее молодость свидетельствовала о неискушенности в приемах психологического манипулирования или методах социальной инженерии, как привык выражаться Хасан, а усталость – о нежелании вникать в чужие проблемы.

– Здравствуйте, – приветствовал он свою собеседницу. – С вами говорит главный редактор омской областной газеты «Омский проспект». – Название газеты было вымышленным, но принимающая звонки секретарша не производила впечатления дотошной сотрудницы, которая будет проверять его слова. – В одном из наших материалов мы частично опубликовали статью вашего журналиста и хотели бы перечислить ему положенный гонорар, – объяснил Хасан цель своего звонка. – Не подскажете, как это лучше сделать?