Два шага до рассвета

Покачиваясь, я приблизилась к Жюли и, присев перед ней на корточки, попыталась заглянуть в ее измазанное кровью лицо. Самое чудовищное, что она еще была жива, если так, конечно, можно было сказать о вампире. Ее глаза смотрели куда‑то в пространство, а на губах застыла легкая, почти блаженная, улыбка.

Я посмотрела на тело Лиз и ужаснулась: оно вдруг почернело и стало осыпаться седым прахом.

Легенды опять оказались правы. Медлить было нельзя.

— Нужно немедленно отнести Жюли в церковь! Здесь наверняка должна быть церковь! — я просительно заглянула в лицо Артуру.

Он кивнул.

— Полина, посмотри, нет ли там кого…

Я поднялась по невысокой лестнице и распахнула прикрытую дверь склепа. В лицо мне ударил свежий ветер, пахнущий прелой листвой и дымом. Было, наверное, не больше двух часов пополудни, но небо было хмурым, свинцово серым. Я стояла на пороге старинного мраморного склепа, а вокруг меня раскинулось старое кладбище, заросшее высокой, уже наполовину пожухшей травой. Мраморные ангелы с растрескавшимися лицами безмолвно проливали вековые слезы. Старые кресты устремлялись в небо, тщетно пытаясь пронзить нахмурившееся тучами небо. Склепы, могилы, и никого — насколько хватало глаз.

Неподалеку я разглядела небольшую покосившуюся церквушку. Ее стены посерели и заросли мхом, а на крыше укоренились небольшие деревца. Церковь выглядела заброшенной, и я не была уверена, подойдет ли она для нашей цели, но все же кивнула Артуру, и он вышел на улицу. Он шел — прямой и удивительно красивый. Его красота была словно порез, словно открытая рана — такая, что на него было больно смотреть. Жизнь и смерть — вот что удивительным образом сочеталось в нем. Вот что порождало эту нереальную красоту. Он, находящийся между жизнью и смертью и, словно неверный возлюбленный, не принадлежащий ни той, ни другой.

Я шла за ним, сдерживая дыхание и не сводя взгляда с его бледного благородного лица, но он даже не замечал этого.

Подойдя к церковному крыльцу, Артур остановился и положил Жюли на ступеньки.

Я закрыла глаза, а когда открыла, ее тело уже разлеталось сизым пеплом. На ступеньках лежал лишь медальон — тот самый, с портретом. Вот и случилось почти что так, как в моем кошмаре. Жюли принесла себя в жертву ради меня и, если есть на небе Бог, они уже воссоединились с Сергеем.

Пасмурное серое небо, маленькая замшелая церковка… Все случилось именно так, как хотела Жюли. Еще один маячок, еще одна веха на моем пути.

Вымазанные в чужой крови, уставшие так, как будто прошли насквозь весь земной шар, мы с Артуром опустились на землю. Я оперлась на его плечо, прижала к груди Морковкина и закрыла глаза. Где‑то хрипло кричали вороны, а дворник‑ветер сметал последние крупинки пепла со старого церковного крыльца.

Жизнь продолжалась.

Глава 2

Они медленно шли между могил — щуплая старуха с грязно‑седыми, развевающимися на ветру патлами и лохматый пес с развесистыми ушами. Они могли позволить себе не спешить, прекрасно зная, что их дождутся.

Старуха почему‑то показалась мне еще более постаревшей. Ее сморщенная кожа была неприятного коричнево‑серого оттенка, а шагала она неуверенно, опираясь на палку и несколько приволакивая ноги. А вот пес совершенно не изменился. Он оставался в точности таким, каким я видела его ну хотя бы в недавнем сне.

Артур при виде их забеспокоился и вскочил на ноги.

— Погоди, — остановила я его. — Я их знаю, это ко мне.

Эти слова сорвались с языка прежде, чем я вообще успела подумать. Если бы Артур спросил у меня что‑нибудь, я пришла бы в замешательство, но он, так и не задав ни одного вопроса, опустился на землю и принялся ждать.

Подойдя к нам, старуха остановилась, а Хугин, свесив розовый язык, рассматривал нас со своей всегдашней любознательностью.

Артур, грациозно вскочивший на ноги, когда странная пара приблизилась к нам, поклонился старухе.

— Может быть, присядете, мадам? — Он стащил с себя куртку и расстелил ее на ступеньках лестницы.

Старуха одобрительно кивнула, но села не сразу, все еще пытаясь отдышаться.

Наконец хрипы перестали терзать ее тощую грудь, и она, тяжело опустившись на выщербленные ступеньки старой церкви, перевела дыхание.

— Вот ведь, голубки, — проговорила гадалка, массируя грудь костлявой грязной рукой, — годы у меня уже не те, чтобы резво бегать, а вы заставляете старую, больную женщину скакать за вами по всему кладбищу, — она неодобрительно поглядела на нас.

Хугин сел рядом с ней и чуть склонил набок голову, будто прислушиваясь к ее словам.

— Простите, мадам, но с кем имею честь? И разве мы договаривались с вами о встрече? — Артур вопросительно посмотрел на меня и, переведя взгляд на старуху, кивнул, будто отвечая на собственный вопрос.

Я растерянно развела руками. Сама не знаю, чем мы заслужили упрек и каким образом могли заставить старуху, как она выразилась, скакать за нами по всему кладбищу.

Гадалка хихикнула. Ее черные глаза сверкали вовсе не старческим светом, а взгляд, обращенный к Артуру, можно было даже счесть кокетливым.

— Эх, ребятки, — сказала она, — молодой человек правильно догадался. Я из тех, кто видит судьбы. Люди называют нас по‑всякому. Ведьмами, колдуньями, магами — каких только словов‑то не придумали. Ну да бог с ними, — странно, мне почему‑то показалось, что старуха произносит слово «бог» по‑особенному, будто имеет в виду какого‑то конкретного бога, но не того, коего обычно поминают всуе люди.

Хугин кивнул, видимо, одобряя слова старухи, и она продолжила:

— Полина мне не чужая. Уж кому, как не мне, ее семью знать. Отец ее вот только больно самостоятельный был. Никого слушать не хотел.

Я затаила дыхание: неужели она и вправду может рассказать о моих родителях?…

— Вот и Полина‑то вся в него пошла, — снова вздохнула старуха, хитрым глазом покосившись на Артура. — Я же ее предупреждала, предупреждала, а она, дитя малое, в самую‑то трясину и полезла.

— Р‑ррр! — подтвердил правдивость ее слов Хугин.

Видимо, спешить эта парочка не привыкла, но Артур многозначительно покосился на склеп, из которого мы вышли, и старуха, в очередной раз проявив недюжинную осведомленность и сообразительность, затрясла седой головой:

— Да‑да, знаю, касатик, некогда нам тут засиживаться да языки точить. Опосля обо всем и поговорим. А сейчас помогу уж Полиночке, сиротке‑то нашей, — запричитала она дребезжащим голосом так старательно, будто играла в театре роль доброй старой бабушки. — Ступайте, голубки, за мной. Старая Софья ужо вас спрячет. Так, что твоим век не сыскать. Разве что сам их туда выведешь, — она уставилась на Артура.