Два света
Шрифт:
Дробицкий побледнел и сжал руки. К счастью, возвращающийся Юстин не заметил его движения. Поля приказала просить друга в свою комнату.
Алексей в глубоком волнении вошел к ней и не знал, что делать. Приговор доктора тяжелым камнем давил его сердце.
Поля сидела на кровати, немного склонясь на подушку, и была так прекрасна, как, кажется, не была во всю жизнь. Страдание не оставило на лице ее никаких следов истощения, потому что ее воодушевляла великая жертва, принесенная ею, только черты ее стали идеальнее, взгляд глубже, улыбка невиннее и прелестнее.
Когда Алексей подошел
— Тс! Не говори ни слова Юстину. Хорошо, если мы сократим для него хоть один тяжелый день, а дни мои уже сочтены… смерть приближается с быстротой молнии, он пострадает и переживет ее. Бедный, благородный Юстин. Я знаю, что умру. Не понимаю, что происходит со мною, но чувствую недостаток жизненных сил, что-то быстро порывающееся к концу… какое-то нетерпение, поспешность…
Она закашлялась и остановилась…
— Завтра позови ко мне ксендза. О, если бы и он вздумал приехать сюда… Я могла бы, по крайней мере, сказать, что прощаю его!
— Зачем? — воскликнул Алексей.
— Правда, нет, нет, не нужно! Я не могу и не хочу видеть его! Это огорчило бы Юстина, но ведь ты скажешь ему когда-нибудь. Ах нет, и говорить не следует.
Поля заплакала.
— Завтра — ксендза, пожалуйста, друг! Конец может придти скоро, искра уже догорает… и погаснет… А ты?.. Как чувствуешь себя? О, худо! Худо! Так же, как и я! Скажи мне, ведь я все знаю!
— Надо все забыть…
— Да, счастливы те люди, которые умеют забывать, а я не могу! Каждый вздох напоминает мне о прошедшем, каждый звук. Ах, если б я могла еще раз видеть его и услышать, что и он простил меня… Если бы ты известил его!
Алексей молчал.
— Правда, это невозможно! — прибавила Поля, спустя минуту. — Как я смешна с подобными желаниями!
Больная остановилась и, подвинувшись к Алексею, сказала еще тише:
— Поручаю тебе Юстина. В первые минуты не дай ему освоиться с тоской… Надо сейчас же выжечь ее, как укус бешеной собаки, иначе она вопьется в сердце и сведет его с ума, как свела меня…
— Разговор изнурителен и вреден для тебя, я пойду! — сказал Алексей, заметив усиливавшийся румянец на щеках ее.
— Минутой раньше или позже, но я непременно умру… стоит ли думать об этом? О, если бы я знала, что увижу его, то дорожила бы жизнью! Но нет, ведь ты не привезешь его ко мне?
— Не могу… Не имею возможности, — отвечал Алексей. — И для чего тебе видеть его?
— Да, это невозможно! Однако так хотелось бы последний раз взглянуть на него, потом закрыть глаза, ничего больше не видеть и отойти к вечному сну с его образом…
— Поля!
— Нет, нет! Видишь, я молчу… и больше не скажу ни слова! Ты не позволяешь… О, ты жесток… и к себе, и ко мне. Но ты видел ее?
— Кого?
— Анну! Не видал? О, ты силен, ты крепок… Как я завидую тебе! Я отдала бы половину кратких дней моих, даже больше, только бы снесли меня туда, только бы я могла умереть там… под липами… Анна не имеет сердца!
Больная договаривала эти слова со слезами. Но вдруг во всем доме поднялась суматоха, раздался стук экипажа. Юстин выбежал на крыльцо, и через минуту послышались шаги в смежных комнатах. Поля вскрикнула со свойственным больным ясновидением:
— Ах,
это она! Это она!Алексей в испуге вскочил с места, побледнел и оглядывался, куда бы уйти. Юстин подошел к кровати жены и сказал ей с улыбкой:
— Поля, приехал гость! Панна Анна была в Шуре… Она узнала там о твоей болезни и приехала к нам… Позволишь ей войти?
Поля задрожала. Ей пришел на память Карлин, но у нее перехватило дыхание, и, совершенно ослабев, бедняжка только указала рукой на двери.
Алексей уже исчез… боковыми дверями он выбежал в сад, приказал запрягать лошадей и, хоть была ночь, отправился в Жербы.
Анна, не хотевшая встретиться с ним, уже не нашла его в комнате Поли, потому, еще раз беспокойно оглянувшись во все стороны, она поспешно бросилась в объятия больной, так как давно хотела видеть свою подругу, но мать и президент не пускали ее. К счастью, Атаназий, понимавший вещи иначе, прямо сказал Анне, что она обязана ехать к больной, и потому, уполномоченная дядей, Анна в тот же вечер приехала в Горы.
Долго не видавшись с Полей, Анна испугалась страшной перемены, какую нашла в ней. Но хорошенькая сирота, уже отерев слезы, с веселой улыбкой встретила подругу детства. Гостья и хозяйка долго молчали. Поля напрягала последние силы, чтобы не опечалить Анну и не отравить последней минуты свидания с нею.
Живо посыпались вопросы и ответы. Анна прежде всего начала говорить об Юлиане, не воображая, что привезла с собой новую болезнь для умирающей.
— Конечно, ты уже знаешь, — сказала она, — что Юлиан страстно влюблен…
— Мы ничего не знаем здесь, — поспешно отвечала Поля. — Горы спят в безмолвных лесах. Никто не бывает у нас.
— И уже обручен, — продолжала Анна. — Теперь он постоянно живет у Гиреевичей. Зени также влюблена в него, через несколько месяцев будет свадьба.
Поля улыбнулась, хотя эта улыбка дорого стоила ей.
— Невозможно представить себе более приличной, прекрасной и счастливой партии. Оба молоды… происхождение… состояние… вкусы — все превосходно сошлось у них. Президент устроил это дело. Я боялась, чтобы Юлиан не причудничал, но он только с самого начала был равнодушен, а теперь любит, ни о ком больше не говорит и не думает, как о ней, чрезвычайно весел… теперь ты не узнала бы его.
— Да, я так давно не видала его.
— Правда, ты имеешь полное право сердиться, что мы не навещали тебя, но мамаша, дядя, президент… потом беспрестанные гости. Может быть, ты знаешь, что и у меня есть надежды?
Анна покраснела.
— Да, слышала… жаль, что я так мало знаю его…
— Но вот узнаешь. Он приедет к вам. Стыдно признаться тебе, но это человек, какого не случалось мне встречать в жизни… в полном смысле превосходный!
— Так ты любишь, бедная Анна? — воскликнула Поля, не имея сил больше владеть собой. — О, дай Бог тебе счастья!
— Еще не знаю, — прибавила Карлинская, — чем кончится это. Мамаша решительно на его стороне: она спрашивала меня, я призналась, что он мне нравится… президент еще не сказал окончательного решения. Юлиан любит его, как брата. Только дядя Атаназий, не знаю почему, не полюбил его. Но он такой добрый, не будет препятствовать.