Два талисмана

— И… изыди, — неуверенно произнес жрец, простирая руку с покойнику. — И… именем Безликих!

Мертвец обернулся к жрецу и устремил на него неподвижный взгляд.

Жрец попятился и наткнулся на жесткую руку Уршиты.

— Куда?! — прикрикнула на него храбрая актриса. — Я тебе покажу удирать! Призывай своего бога! Ты кому служишь-то?

— Я?.. Тому, Кто Хранит Всякую Неразумную Тварь…

— Это который по домашней скотине? — охнул Раушарни. — Уршита, ты никого посолиднее притащить не могла?

— Кого на улице увидела, того и притащила! — огрызнулась «злодейка». — Было время искать, да? Пока Пузо всю труппу слопает?

Жрец понял, что его здесь не уважают в должной мере, оскорбился и приосанился.

— Костер ему нужен, — твердо сказал он. — Прямо здесь, на улице.

— На дрова ты его будешь загонять? — деловито уточнила Уршита.

Жрец осекся.

И тут мертвец, тупо глазевший на людей, шагнул к Мирвику и вытолкнул из глотки одно слово:

— Пить…

Все замолчали, уставившись на кувшин, который прижимал к себе Мирвик.

«Отдам, пока не набросился, — решил парень. — Только бы с руками не оторвал».

И храбро протянул кувшин покойнику.

Тот принял его обеими руками и вылил воду в пасть с той же ловкостью и лихостью, с какой при жизни лил вино. А затем вернул опустевшую посудину Мирвику. Тот принял кувшин — и при этом нечаянно коснулся лапищи комика.

Лапища была теплая и мягкая.

Еще подростком Мирвик подрабатывал в погребальном ущелье, помогал жрецам укладывать на общий костер бродяг и нищих. Он помнил, каковы трупы на ощупь.

— Да он живой! — возмущенно завопил Мирвик.

Пузо сфокусировал на нем взгляд и выдал вторую реплику:

— Вы тут все рехнулись, да?

Раушарни охнул и беспомощно опустил руки. На его лице растерянность смешалась с радостью:

— Пузо, родной… так ты не помер?

— Размечтались! — прохрипел комик. — Не дождетесь!

Жрец плюнул и пошел к выходу. Уршита кинулась следом с криком:

— Мы заплатим за хлопоты, заплатим!

Жреца лучше не сердить, даже если его бог всего-навсего приглядывает за скотиной.

А Раушарни уже стискивал воскресшего приятеля в объятиях:

— Дорогой ты мой… да кто ж тебе башку проломил?

— Башка — плевать, — несчастным голосом отозвался Пузо. — А вот что я вчера вино с «водичкой из-под кочки» мешал… хоть впрямь помирай!

— Сейчас поправишься, сейчас! Пошли на сцену, там стол! Мирвик за вином слетает!

При слове «вино» комик заметно оживился и довольно бодро затопал следом за Раушарни.

Когда процессия проходила мимо лестницы, из чуланчика донесся жалобный голос:

— Уже можно вылезать?

В чуланчике, немыслимым образом втиснувшись среди метел и лопат, сжимая друг друга в вынужденно тесных объятиях, стояли насмерть перепуганные Эртала, Барилла и Джалена.

* * *

Для воскресшего комика тут же собрали на столе все, что можно было раздобыть на скорую руку. Пузо ничего не ел, пил вино и рассказывал, что, рассорившись с Афтаном, не пошел на ужин к Хранителю, пьянствовал в таверне со всякой швалью и ужрался до того, что не мог вспомнить ни строки из монолога, который хотел продекламировать собутыльникам. Понял, что с него хватит, отправился домой, споткнулся на ступеньках уходящей под гору улочки и разбил голову. Очнулся на телеге, среди «ничейных» покойников, которых везли в погребальное ущелье. Слез с телеги, повергнув возчиков в ужас. Один, ошалев, завопил: «Куда?! Стража сказала, что мертвый, так и лежи!..»

Рассказывая, Пузо немного оживился и даже изобразил перепуганного дурня-возчика, развеселив столпившихся вокруг стола актеров (которые уже успели забыть собственную панику).

Не смеялся только Раушарни, не сводивший тревожного взгляда с бледного лица комика, с его слипшихся от крови волос. Наконец он прервал приятеля:

— Так, все ясно. Живо, раздобыть тюфяк и устроить этого покойничка прямо за кулисами! Мирвик, это я тебе говорю. А ты, Бики, — бегом за лекарем. Рану зашить надо.

Пузо попытался запротестовать, но Раушарни сказал, как отрезал:

— За счет театра! — И, оглядев изумленные лица, объяснил свою щедрость: — Конечно, он сам виноват, сдуру да спьяну навернулся. И деньги у него не держатся, сам на хорошего лекаря не наскребет. Но он отличный комик. Нельзя талант обычной мерой мерить, толпа не может гения судить…

Польщенный Пузо согласился «предаться в лапы любого коновала, которого притащит Бики».

Мирвик обернулся к Эртале и сказал тихо:

— Не знаю, что там с Милестой, но вряд ли она сегодня будет почивать наверху. Может, я возьму ее тюфяк для комика?

Эртала, посерьезнев и прикусив губу, кивнула.

Мирвик двинулся было к лестнице, но Раушарни остановил его:

— Слышь, поэт с метлой… ты на представлении выдал недурной экспромт, так теперь и будем играть. А на ужин во дворец не пошел, хоть у тебя и роль со словами. Сегодня вечером мы приглашены в Наррабанские Хоромы. Хочешь с нами?

Мирвик, просияв, поклонился.

— Когда Бики вернется, скажи ему, чтобы дал тебе что-нибудь из театральных костюмов вместо твоих лохмотьев… А сейчас тащи тюфяк.

Поднимаясь по крутой узкой лестнице, Мирвик прикидывал, как трудно будет нести вниз тюфяк. Разве что свернуть его и пинками катить перед собой?

Наверху, в опустевшей каморке, Мирвик склонился над тюфяком… и охнул, вспомнив о пропаже кожаного пояса.

Надо было поднять шум сразу, да отвлек слух о смерти комика… ох, чтоб его перевернуло, да подбросило, да наизнанку вывернуло…

И поздно уже поднимать тревогу. Люди видели, что Мирвик дважды поднимался наверх. Вот на него и свалят. Враз припомнят, кого пороли на Судебной площади за кражу! Хорошо еще, если только выгонят…

Ну уж нет! С театром Мирвик так просто не расстанется. И тухлую кильку из себя делать не даст. Разобрался он с тремя кувшинчиками? Разобрался. А ведь тоже на него кивали: мол, виноват…

И с поясом разберется. Только быстрее надо соображать, пока не хватились пропажи.

Значит, так: либо пояс упер кто-то из «бессловесных» мелких актеришек, либо…