Два угла

Ульрих с удовольствием откинулся на спинку кресла, перемещая взгляд куда-то поверх ее головы.

— Никто, значит, не рассказывает? Раньше у нас был такой обычай — кто приносит дурные новости, тот перестает быть твоим другом. Видимо ваше… окружение не хочет рисковать вашим знакомством.

Латиса удивилась.

— Надо же… Не думала, что могу кого-то настолько заинтересовать. Причем сразу всех…

— Не скажите… Такая экзотика — землянка, красивая женщина, умная, без внешнего рисунка…

— Без чего?

— Без внешнего энергетического рисунка.

— Огня, который вас окружает?

Он подумал.

— Да. Его узор у каждого уникален… На вас, правда, есть следы Шалье, что экзотичнее вдвойне…

К этому явно стоило прислушаться.

— На мне следы? Как?

— Ну как, как. Видимо, он к вам… прикасался, — криво усмехнулся Ульрих и его глаза бесстыдно поползли вниз по телу. — Да… прикасался — слабо сказано.

Латисе вдруг стало ужасно смешно. Вот чего для счастья и не хватало — теперь все видят, что к ней… прикасались.

— Поставил метку, — очень довольно продолжал Ульрих. — Подобное часто практикуется у животных, они инстинктивно обозначают свою… территорию.

— А если бы он прикоснулся к женщине татов? Был бы след?

— Да. У живущих вместе очень красивые рисунки получаются, жаль, лично вы их не увидите.

Бедолаги… Как же они тут женам изменяют, промелькнула неожиданная мысль.

— Ладно. Все это интересно и познавательно. Но давайте к делу. Сразу говорю — уходить без результата я не собираюсь.

— Хорошо, — сразу же ответил Ульрих. — Расскажу.

— Только, — на секунду она замялась, — хотелось бы слышать… факты…

— А не мою интерпретацию? — усмешка. — Хорошо, я расскажу только факты. Готовы?

— Да, — еле слышно ответила Латиса, вцепившись в обивку кресла.

— Тогда слушайте. У него был брат, Ранье, очень… В общем лучший из всех, кого я знал. С ним никогда не скучали. Однажды они нашли эту планету… Стекляшку, а на ней — разумную жизнь. Почти исчезнувший вид, который не оставил побочных ветвей, это значило, что с его вымиранием разума на планете не останется. Ранье загорелся идеей их сохранить и многие стали ему помогать. В том числе Шалье, хотя Стекляшка его не особо интересовала. Считалось, что он делал это потому, что очень любил брата. И вот…

Глаза Ульриха разгорелись. Латиса ждала, не прерывая паузу, хотя хотелось его встряхнуть, да посильнее и вытрясти, наконец, всю это чересчур засекреченную историю.

— Им удалось сохранить жизнь этих… ящериц, наладить стабильное воспроизводство… Но потом у тех появился каннибализм, причем стал основным видом добычи пропитания — охота была куда сложнее и проще оказалось перехватить в соседней деревне пару жителей. И еще, у Ранье появилась жена — Мальтика. Шалье… очень ее любил, — Ульрих осклабился, с нескрываемым удовольствием следя за Латисой. И последить было за чем — от подобных слов ей стало весьма неуютно. Но нужно было узнать все.

— Дальнейшее я не очень-то знаю, — быстрее заговорил Ульрих. — Ранье придумал какой-то план по внедрению в среду ящериц божества, запрещающего каннибализм. Они улетели на стекляшку вдвоем. А теперь одни голые факты — Ранье отправился к ящерицам и они… убили его и съели. А Шалье его не спас. Потом на планете раздался взрыв огромной мощности, удивительно как эти ящерицы вообще выжили. Хотя, как знать, что у него был за план…

— И что именно там случилось? — спросила Латиса, стараясь чтобы голос не дрожал.

— Никто не знает, — ухмылка стала шире.

— Ладно… По-вашему, что случилось?

— По моему и по мнению ВСЕХ остальных он просто отправил Ранье на верную гибель, потому что…

Ульрих замолчал, наслаждаясь моментом.

— Любил его жену? — решившись, тихо дополнила Латиса.

— Да. А потом изобразил приступ отчаяния, припадок мести и пытался убить, по большому счету, ничем невиновных ящериц. Только вот все равно не получил, чего добивался, — весело улыбался Ульрих. — В одном просчитался… Мальтика.

— Что?

— Когда она узнала, что ящерицы съели ее мужа, взяла самую большую пушку, которую смогла поднять и улетела на Стекляшку, где уничтожила почти половину оставшихся в живых ящериц. Ее, правда, тоже потом добили и съели, но тут уж никаких сомнений в виновности Шалье, — великодушным тоном закончил тайт.

По Латисе ползали его любопытные глаза, но показывать чудеса выдержки она сейчас не могла. Голова опустилась, пока услышанное переваривалось и усваивалось. Получается, все считают, что Шалье убил собственного брата. Вот как… Постойте, все?

— Почему тогда Шалье не в изоляторе, как убийца? — быстро спросила Латиса.

Ульрих поморщился.

— Старшие проверяли оставшуюся информацию и пришли к выводу, что он не виновен. Что это просто несчастный случай.

— То есть доказательств вины не было? Просто вы так решили? — надавила Латиса.

— Достаточных доказательств не было, — сухо подтвердил Ульрих. Еще несколько минут они молчали.

— Вы довольны услышанным? — поинтересовался Ульрих.

Тогда Латиса просто встала, намереваясь уйти.

— Куда же вы? Вы же еще не узнали самого главного, — промурлыкал голос за спиной.

Оборачиваться она не стала, но замерла на месте.

— Когда Мальтика перед высадкой на Стекляшку оставила для своей матери прощальное сообщение… В общем, на записи очень хорошо было видно, что на ней очень много следов Шалье. Как… на вас сейчас, — приглушено добавил Ульрих и Латиса, больше не слушая, очень быстро понеслась к выходу.

Фонтанчик в развалинах был полон такой же зеленой водой.

Ну вот, собственно, чего и добивалась… Шалье умудрился собрать в одном лице множество пороков. Братоубийство, воровство, желание жены ближнего своего, а может и не просто… желание. Вранье, конечно, живя так близко к Шалье трудно не заметить, что сейчас он не сознает, в какую западню угодил. В такое состояние не попадет настолько виновный, каким его выставляет Ульрих. В такую яму можно загреметь только пытаясь исправить то, что исправить в принципе невозможно.

Что же делать-то теперь? Очевидно, он засел в своей норе, где медленно отмирает от жизни, тщетно барахтаясь в прошлом. Да и история не слишком ясная, информации маловато. Нужно искать дальше. Где? Латиса задумалась. Низы она посетила, в центре пустота, огороженная нежеланием нести дурные вести, да и вряд ли они скажут что-то новое. Остаются… облаченные властью. Старший… Аелла. Да, Аелла, других старших она не встречала, в местных развлечениях они не участвовали, видимо, переросли возраст, когда интересно тратить свое время на всякую ерунду.