Два угла

Шалье, конечно же, не забыл о Стекляшке и о том, что время быстро уплывает. Он просто не стал об этом думать, потому что начал прокручивать в голове список тех, к кому могла уйти Латиса и первый же номер этого списка заставил его лицо превратится с яростную, почти потерявшую всякое сходство с обычным состоянием маску.

Карасан открыл дверь, лишь мельком увидев на экране входной двери Шалье. Если бы он знал, в каком состоянии тот явиться, точно бы сто раз подумал, прежде чем открывать.

…Когда Шалье понял, что с крепко сжатым горлом Карасан вряд ли что сможет сказать, слегка ослабил давление.

— Где она? — спросил еще раз, почти нормальным тоном. Если не видеть лица, невозможно догадаться, насколько голос не соответствовал его выражению.

— Отпусти, — прохрипел Карасан и отлетел к дивану. Тут же поднялся, опираясь о спинку.

— Ты с ума сошел… — безо всякого удивления, а даже с какой-то радостью, сообщил. Словно наконец-то получил доказательство всем своим подозрениям.

— Знаешь, Карасан, — все еще спокойно заявил гость. — Я не Ульрих и если уж меня запрут в изоляторе, то за дело. Будет за что, понял?..

Тут уж хозяин дома откровенно напрягся. Разбираться и выяснять насколько слова Шалье правдивы почему-то не хотелось.

— Где она? У тебя? Позови. — Отрывисто, словно приказывая, выдавал Шалье.

— Да успокойся! Ты про Латису? Ее тут нет и не было! С какой стати она вообще должна быть в моем доме?

— Врешь, — Шалье шагнул ближе и Карасан тут же закатил глаза, нетерпеливо вздыхая.

— Мы с ней недавно перестали общаться. Из-за тебя, между прочим… Такой упертой слепой влюбленности в того, кто этого вовсе не заслуживает, в жизни не видел… Со мной поссориться из-за одного дурного слова в твою сторону!

Шалье думал, его челюсть двигалась, словно он примерялся с какой стороны будет удобнее кусать стоящего напротив.

— Не верю, — и понесся по дому. Он зашел в каждое помещение, где заглянул под все столы, кровати и открыл все шкафы и хранилища. Карасан, делая вид воспитателя, на которого свалили необходимость приглядывать за десятью карапузами одновременно, ходил следом.

Ничего не найдя, Шалье вернулся в гостиную.

— Убедился? — терпеливо повторил Карасан. — Что вообще произошло?

Его еще раз старательно оглядели и Шалье тут же направился на выход, сдерживая желание все рассказать, во всем признаться. Даже в том, что не делал.

Карасан после его ухода отправился в ванную, где старательно поворачивая голову перед зеркалом, осмотрел оставленные на шее хваткой Шалье синяки. Вспомнил лицо Латисы, когда она с ним прощалась, жестко, словно хоронила. Вздохнул:

— Только бы они не вздумали размножаться!

Глава 4

Туристический купол прозрачной чашкой отгораживал от шума окружающего мира. Через несколько дней наступал сезон, когда приходит безудержный, наполненный мелкой пылью ветер и все население прячется в дома, под защиту усиленных всеми доступными средствами стен.

А сейчас пока безопасно.

Латиса не стала тратить время, разбирая спальный мешок и остальные вещи, хотя и не спешила. Просто ей сейчас было важно совсем другое. Точнее, важного как такового не осталось, только дела, которые нельзя было не закончить.

Она выложила на земле в центре купола небольшой круг из камешков, высыпала туда прессованное топливо, подожгла.

Потом открыла зубами упаковку с курениями и щедрым жестом сыпанула прямо в огонь. Высыпалась почти треть, многовато для одного, да еще в закрытом пространстве.

Курениями Латиса пользовалась всего раз в жизни, как раз после того, как осталась без работы и сестры. Считалось, что такое сильное психотропное средство полностью освобождает разум и дает ему возможность беспристрастно оценить все происходящее вокруг, а после найти в этом происходящем единственно верный путь. На самом деле в прошлый раз курения ничем не помогли, разве что галлюцинации были слишком яркими и, пожалуй, все, от чего она отказалась, не согласившись на встречу с Коториным, она пережила, вдыхая дым.

Но другого выхода не было.

Сухая, пропитанная полулегальными препаратами трава быстро трещала, сизый дым валил тонкими тугими змеями-колечками, но ей показалось, что дыму маловато.

Латиса высыпала еще немного, еще… Остановилась, когда в пачке оставалось всего ничего. А и, собственно, что страшного произойдет, даже сведи ее с ума все, что придется увидеть? После уже пережитого… Таиси, пещер всех этих бесконечных, необъяснимого вмешательства Темной богини и его…

Латиса глубоко вздохнула и поудобнее улеглась на землю, стараясь не обращать внимания, как сквозь тонкую ткань кафита в тело впивалось множество мелких камешков и неровностей поверхности.

Самое время.

Дым стал густым и плотным, заставляя глаза слезиться, а горло першить. Вскоре он затемнил все вокруг и ничего нельзя было рассмотреть. Треск костра стал неестественно громким и ритмичным. Прессованное топливо не могло гореть с такими звуками, но какое это уже имеет значение? Тело расслабилось, почти растеклось по камню и перестало чувствовать твердую поверхность, на которой лежало.

А после перед глазами поплыли лица… окруженные огнем лица тайтов и каждое смотрело на нее пристально и серьезно. Карасан… Аелла… Статли… Потом неожиданно возникло совершено другое лицо — ярица. Латиса почти без напряжения вспомнила имя — Гууар… и позволила ему проплыть мимо.

Потом проявилось еще одно лицо и даже ставшее легким тело напряглось и противно заныло. Шалье.

— Что-мне-де-лать… — сложился сам собой вопрос.

И туман ярко вспыхнул, ослепляя.

Открывшаяся картина выглядела как съемка камерой, которая дрожит в руках, причем изображение было очень некачественным, полустертым.

Снимающий летел над скалами, такими обычными, что даже глаз ни за что не цеплялся. Надо бы запомнить дорогу, подумала Латиса, но не успела — почти сразу же на горизонте вырисовалась гора с приплюснутой вершиной, скорченная, словно уставшая и склонившаяся от старости и дряхлости.

Картинка двигалась, гора приближалась до тех пор, пока не закрыла все небо. Катер (а съемка, видимо, шла именно с него) опустился на площадку и изображение неспешно повернулось, захватывая темнеющий в боку скалы неровный вход.

Потом вход стал ближе, еще ближе и как-то вдруг превратился в огромную дыру, пугающую, как открытая пасть какого-то древнего окаменевшего чудовища.

Камера не замедлилась, быстро ныряя внутрь. Краем глаза Латиса заметила в небольшой пещере у входа чудесный сад, совершенно дикий и неухоженный, но от этого только более привлекательный. Рассмотреть не получилось, камера быстро уплыла дальше, попадая в другое место.