Два вампира (сборник)

Повсюду вокруг и высоко наверху плавились золотые мозаики, и лики святых застыли от ужаса, наблюдая за этой кровавой бойней. Пламя поднималось все выше. Горели книги! Под ногами валялись груды разбитых в щепы икон и куски скульптур, тлеющих, закопченных, пожираемых пламенем, поблескивающих позолотой.

— Где мы? — прокричал я.

Голос Мемноха раздался совсем рядом со мной. Спокойный, он сидел, прислонившись к каменной стене.

— Айя-София, друг мой,— ответил он.— Ничего особенного, право. Всего-навсего Четвертый крестовый поход.

Я протянул ему левую руку, не желая отпускать Плат, который держал правой.

— То, что ты видишь,— это христиане-католики, истребляющие христиан греческой веры. Вот и вся история. Египет и Святая земля на какое-то время позабыты. Венецианцам было дано три дня на разграбление города Это было политическое решение. Разумеется, все они пришли сюда, чтобы отвоевать Святую землю, где мы с тобой недавно побывали, но битва не состоялась, поэтому власти дали волю войскам, впустив их в город. Христиане режут христиан. Католики против христиан греческой веры. Хочешь пройтись по городу? Желаешь взглянуть еще? Миллионы книг утеряны навсегда. Рукописи на греческом, сирийском, коптском, латинском. Божьи книги и людские книги. Хочешь прогуляться по монастырям, где христианских монахинь вытаскивают из келий их собратья по христианской вере и безжалостно насилуют? Константинополь подвергается разграблению. Ничего особенного, поверь мне, пустяк.

Я лежал на земле и рыдал, пытаясь закрыть глаза и не видеть, но был не в состоянии не видеть — вздрагивая от звона лошадиных копыт, столь опасно близких, задыхаясь от запаха крови убитого младенца, тяжело и безжизненно навалившегося мне на ногу, словно какое-то мокрое морское существо. Я плакал и плакал. Рядом со мной лежало тело мужчины с наполовину отделенной от шеи головой; на камни натекла лужа крови. О тело споткнулся другой человек, с вывихнутым коленом, окровавленной рукой попытался ухватиться за что-нибудь, чтобы не упасть, и, найдя лишь розовое голое тельце ребенка, отбросил его в сторону. Маленькая головка младенца была размозжена окончательно.

— Плат,— прошептал я.

— О да, бесценный Плат,— сказал он.— Не желаешь ли сменить обстановку? Можем отправиться дальше. Например, в Мадрид и испробовать аутодафе. Ты знаешь, что это такое? Это когда мучают и сжигают заживо евреев, не желающих обращаться в христианство. А можем вновь вернуться во Францию и посмотреть на катар, вырезаемых в Лангедоке. Ты, наверное, слышал эти легенды, когда был подростком. С ересью было покончено, со всей ересью. Весьма успешная миссия со стороны отцов-доминиканцев, которые позже, естественно, примутся за ведьм. Выбор у нас большой. Предположим, мы отправимся в Германию и увидим мученичество анабаптистов. Или в Англию, чтобы понаблюдать, как королева Мария сжигает тех, кто выступал против Папы в годы правления ее отца Генриха. Я расскажу тебе о необычной сцене, которую частенько наблюдал. Страсбург, 1349 год. Две тысячи евреев были сожжены там в феврале этого года по обвинению в распространении «черной смерти». Подобные вещи будут происходить по всей Европе...

— Я знаю историю,— рыдал я, пытаясь перевести дух.— шлю!

— Да, но когда видишь сам, это совсем другое дело, не так ли? Как я уже говорил, это все пустяки. То, ради чего это затевалось,— разделить навсегда греческую и латинскую церкви.

И по мере ослабления Константинополя приверженцы Кора на, мусульмане, повалят толпой мимо разрушенных оборонительных сооружений в Европу. Желаешь посмотреть на одну из этих битв? Можем отправиться прямо в двадцатое столетие, если хочешь. Можем отправиться в Боснию и Герцеговину, где сейчас сражаются мусульмане с христианами. Эти страны, Босния и Герцеговина, сейчас на устах людей, шагающих по улицам Нью-Йорка.

А пока мы обсуждаем народы библейских стран — мусульман, иудеев, христиан,— почему бы нам не отправиться в южный Ирак и не послушать причитания голодающих курдов, чьи болота осушены и население истребляется? Если пожелаешь, мы можем просто ограничить зону обзора разграблением святых мест — мечетей, соборов, церквей. Можно воспользоваться этим методом, чтобы пропутешествовать вплоть до сегодняшнего времени.

Обрати внимание: ни одно из сделанных мной предложений не затрагивает людей, не верящих в Бога или Христа. Люди, чтящие Библию,— вот о ком мы говорим; Библию, идущую от единого Бога и непрерывно изменяющуюся и усовершенствующуюся.

А сегодня, днем и ночью, сгорают в пламени бесценные документы. Это развертывание мироздания, это эволюция; это, несомненно, освященное страдание каких-то людей, ибо все те люди, которых ты здесь видишь, поклоняются одному и тому же Богу.

Я ничего не ответил,

Его голос, к счастью, прервался, но битва — нет. Раздался взрыв. Пламя с ревом взметнулось так высоко, что я разглядел лики святых под самым куполом. На одно мгновение вокруг меня осветилась вся величественная базилика — ее огромный овал, ряды колонн, большие полуарки, поддерживающие купол. Свет померк, опять раздался взрыв, и с новой силой зазвучали крики.

Тогда я закрыл глаза и лежал без движения, не замечая толчков и тяжести подошв людей, ступающих по моей спине. У меня был Плат, и я лежал тихо, стараясь не привлекать внимания.

— Может ли ад быть хуже этого? — спросил я. Голос мой прозвучал слабо, и я не думал, что он услышит меня за шумом сражения.

— Право, не знаю,— ответил он тем же спокойным голосом, словно то, что нас связывало, без усилий передавало слова от одного к другому.

— Это что, и есть преисподняя? — спросил я.— И души могут отсюда выбраться?

Он ответил не сразу.

— Ты полагаешь, я стал бы вести с Ним войну на моих условиях, если бы души не могли выбраться? — спросил он, словно сама мысль о вечном пребывании здесь оскорбила его.

— Забери меня отсюда, пожалуйста,— прошептал я. Моя н)ска покоилась на каменном полу. Вонь от лошадиного навоза смешивалась с запахом мочи и крови. Но вопли были хуже всего. Вопли и непрекращающийся звон металла! — Мемнох, забери меня отсюда! Расскажи мне, в чем суть вашего с Ним поединка! Расскажи о правилах!

Я попытался сесть, подтянул к себе ноги, вытирая глаза ле~ пой рукой, а правой по-прежнему сжимая Плат. Я стал задыхаться от дыма. Глаза сильно жгло.

— Скажи мне, что ты имел в виду, когда сказал, что я тебе нужен, что ты выигрываешь битву? Что это за битва между тобой и Им? Чего ты хочешь от меня? Как ты оказался Его противником? Что, именем Бога, должен делать я?

Я поднял глаза. Он сидел, расслабившись, нога на ногу, руки сложены на груди, с ясным лицом в момент вспышки пламени и бледным, когда оно угасало. Весь перепачканный, он казался слабым и смотрелся довольно странно — был жалким и спокойным одновременно. Выражение его лица не было ни горьким, ни саркастическим, а лишь задумчивым — с застывшей гримасой, совсем как те лики на мозаиках — безжизненные свидетели тех же самых событий.

— Итак, мы прошли через многие войны. Мы видели так много смертоубийств. Мы вытерпели массу мучений,— молвил он.— Теперь у тебя нет недостатка в воображении, Лестат.

— Дай мне отдохнуть, Мемнох. Ответь на мои вопросы. И не ангел, а лишь чудовище. Пожалуйста, пойдем.

— Хорошо,— сказал он.— Сейчас отправимся. Ты, в сущности, проявил храбрость, как я и предполагал. Твои слезы обильны и идут от сердца.

Я не ответил. Грудь моя вздымалась. Я продолжал сжимать Плат. Левую руку я приложил к уху. Как я смогу двигаться? Ожидал ли я, что он унесет меня в вихре? Будут ли мои члены подчиняться приказам воли?