Два вампира (сборник)

Я стянул с себя отвратительно пахнувшую одежду, выбрался из воды и нагишом поспешил к нему. Было темно и холодно, однако отныне мне не нужно бояться ни того ни другого. Увидев своего господина, я раскинул руки и улыбнулся.

Он закутал меня в приготовленный меховой плащ.

— Ты чувствуешь новую свободу. Твои босые ноги не задевает ледяной холод камней. Если ты порежешься, твоя эластичная кожа мгновенно исцелится, ни единое маленькое ползучее создание тьмы не вызовет в тебе отвращения и не причинит тебе вреда. Болезни тебя не коснутся.— Он осыпал меня поцелуями.— Даже зачумленная кровь тебя только накормит, так как твое сверхъестественное тело очистит ее и поглотит. Ты по-истине могущественное создание. В то же время в груди твоей, к которой я сейчас прикасаюсь, по-прежнему бьется сердце, твое человеческое сердце.

— Правда, господин? — спросил я. Я был вне себя от восторга и впал в шутливое настроение.— И с чего бы ему остаться человеческим?

— Амадео, разве ты находил меня бесчеловечным? Разве ты замечал во мне жестокость?

Мои волосы высохли практически мгновенно. Теперь мы вышли с площади рука об руку; я поплотнее завернулся в тяжелый меховой плащ.

Когда я не ответил, он остановился, снова обнял меня и начал жадно целовать.

—Ты любишь меня,— сказал я,— таким, как сейчас, даже больше, чем раньше.

— О да.— Он грубо схватил меня и покрыл поцелуями все горло, потом плечи и грудь.— Теперь я не причиню тебе вреда, не задушу твою жизнь неловким движением. Ты мой, плоть от плоти, кровь от крови моей.

Он остановился. Он плакал. Он не хотел, чтобы я это заметил. Он отвернулся, когда я попытался поймать его лицо дерзкими руками.

— Мастер, я люблю тебя,— сказал я.

— Обрати внимание.— Он отстранил меня, явно недовольный своими слезами, и указал на небо.— Ты всегда сможешь узнать, когда наступит утро, если будешь внимателен. Ты чувствуешь? Слышишь птиц? В каждой части света есть птицы, которые поют прямо перед рассветом.

Мне пришла в голову мрачная мысль: одной из тех вещей, которых мне не хватало в пещерах Печерской лавры, было пение птиц. Там, в степи, когда я охотился вместе с отцом и переезжал от рощи к роще, мне всегда нравилось, как поют птицы. Нам никогда не приходилось подолгу торчать в жалких киевских хибарах на берегу реки. Мы часто отправлялись в запретные странствия по степи, откуда не вернулось столько людей.

Но это прошло. Я в чудесной стране — в Италии, в милой Серениссиме. Со мной рядом Мастер, свершивший великое, сладострастное .чудо превращения.

— Ради этого я и поехал в степи,— прошептал я.— Ради этого он и забрал меня из монастыря в тот последний день.

Мастер печально посмотрел на меня.

— Надеюсь,— сказал он.— Все, что я знал о твоем прошлом, я прочел в твоих мыслях, пока они были мне открыты, но теперь они закрылись — закрылись, поскольку я сделал тебя вампиром, таким, как я сам, и мы никогда уже не узнаем мыслей друг друга. Мы слишком близки, общая кровь оглушительно ревет в наших ушах, когда мы стараемся в тишине поговорить друг с другом, и я навсегда прощаюсь с ужасными образами подземного монастыря, которые таге ярко мелькали в твоих мыслях, но всегда в агонии, всегда в почти полном отчаянии.

— Да, в отчаянии, и все это ушло, как страницы, вырванные из книги и брошенные по ветру. Вот так, просто ушло.

Мастер велел мне поспешить. Мы шли не домой. Темными переулками мы направлялись в другую сторону.

— Мы идем в наше убежище,— сказал он,— точнее, в наш cioven, где нас ждет постель, то есть наша могила.

Мы вошли в старый обветшалый палаццо, единственными обитателями которого были несколько спящих бедняков. Мне там не понравилось. Он приучил меня к роскоши. Но вскоре мы попали в подвал. Кстати, подвалы — крайне редкая, практически невозможная вещь для зловонной и сырой Венеции. Но это действительно был подвал. Мы спустились по каменной лестнице, миновали толстые бронзовые двери, которые не смог бы открыть обычный человек, и в результате в кромешной темноте достигли самой дальней комнаты.

— Когда-нибудь ты и сам наберешься сил,— прошептал мой господин,— чтобы проделывать этот фокус.

Я услышал бешеный треск и негромкий взрыв, и в его руке запылал огромный яркий факел. Чтобы зажечь его, Мастеру понадобилось лишь усилие мысли.

— С каждым десятилетием ты будешь становиться сильнее, а потом и с каждым веком, и много раз за свою долгую жизнь тебе предстоит убеждаться, что твои способности совершили волшебный скачок. Проверяй их с осторожностью, а то, что обретешь, защищай. Используй все, что обнаружишь, с умом. Никогда не остерегайся никаких способностей, это так же глупо, как и человеку остерегаться своей силы.

Я кивнул, завороженно уставившись на огонь. Никогда еще я не видел таких красок в простом огне, и я не испытывал к нему отвращения, хотя и знал, что это единственное, что может меня уничтожить. Во всяком случае, так сказал Мастер.

Он жестом предложил мне осмотреться в комнате. Что за потрясающее помещение! Оно было обито золотом! Даже потолок золотой! В центре стояли два каменных саркофага, украшенные фигурами, вырезанными в старинном стиле, то есть строгими и величественными. Рассмотрев их внимательно, я увидел, что это рыцари в шлемах и длинных туниках, с тяжелыми широкими мечами, высеченными у боков, руки в перчатках сложены в молитве, глаза закрыты в вечном сне. Каждая фигура была позолочена и местами покрыта серебром, а также усыпана бесчисленными маленькими драгоценными камнями. На поясах рыцарей сверкали аметисты. Воротники туник украшали сапфиры. Топазы блестели на ножнах их мечей.

— Разве такие сокровища — недостаточное искушение для вора? — спросил я.— Они же лежат просто так, под разрушенным домом!

Он искренне расхохотался.

— Ты уже учишь меня принимать меры предосторожности? — спросил он с улыбкой.— Какая дерзость! Никакой вор не в силах сюда пробраться. Открывая двери, ты не соизмерял свою силу. Взгляни на засов, который я закрыл за нами, раз ты так волнуешься. Теперь посмотрим, сможешь ли ты поднять крышку гроба. Вперед. Посмотрим, сравняется ли твоя сила с твоей наглостью.

— Я не хотел показаться дерзким,— возразил я.— Слава Богу, ты улыбаешься.— Я поднял и сдвинул в сторону крышку гроба. Мне это не составило труда, но я догадывался, что камень очень тяжелый.— Понятно,— кротко сказал я и улыбнулся сияющей, невинной улыбкой. Внутри гроб был отделан дамастом пурпурного цвета.

— Ложись в эту колыбель, дитя мое,— сказал он,— И без страха ожидай восход солнца. Когда оно появится, ты будешь уже крепко спать.

— А мне нельзя спать с тобой?

— Нет, твое место здесь, в этой постели, я уже давно ее для тебя приготовил. Здесь, рядом с тобой, у меня есть своя узкая постель, ее на двоих не хватит. Но теперь ты мой, мой, Амадео. Награди меня еще несколькими поцелуями, да, вот так... как хорошо...

— Мастер, никогда не позволяй мне сердить тебя. Никогда не разрешай мне...

— Нет, Амадео, спорь со мной, задавай вопросы, будь моим дерзким и неблагодарным учеником.— Он выглядел немного грустным. Он ласково подтолкнул меня и указал на гроб. Замерцал пурпурный атласный дамаст.

— И я ложусь в гроб,— прошептал я,— так рано.

После этих слов на его лицо набежала тень боли. Я пожалел о них. Мне хотелось сказать что-нибудь, чтобы все исправить, но он жестом велел мне ложиться.