Два вампира (сборник)

— Не снимайте покрывало,— сказал я. Я знал, что именно это и собрался сделать мой маленький друг,

Неустрашимый, он аккуратно сдвинул его. Одной выздоравливающей рукой я попытался схватить его, вернуть обратно, но мне удалось только согнуть обгоревшие пальцы.

Они встали над кроватью и рассматривали меня. Вокруг них, смешиваясь с теплом, вился свет — вокруг хрупких фигурок стройной фарфоровой девушки, с чьей молочной кожи стерлись следы синяков, и маленького мальчика-араба, мальчика-бедуина. Теперь я осознал, что таково его настоящее происхождение. Они бесстрашно уставились на то, что для человеческих глаз являлось зрелищем омерзительным.

— Какой ты блестящий! — сказал Бенджи.— Тебе не больно?

— Что нам сделать? — спросила Сибил приглушенным тоном, как будто меня мог поранить даже ее голос. Она прикрыла рот руками. Непокорные пряди ее густых прямых светлых волос двигались на свету, руки посинели от холода, и она не могла сдержать дрожь. Бедное скромное создание, такое хрупкое. Ее ночная рубашка помялась — тонкий белый хлопок, расшитый цветами, с оборками из узких прочных кружев, одеяние девственницы. Ее глаза наполнились сочувствием.

— Знай, что у меня за душа, мой ангел,— сказал я,— Я — существо испорченное. Бог меня не принял. Дьявол тоже не принял. Я поднялся к солнцу, чтобы они забрали мою душу. Она была любящей, не боялась ни адского огня, ни боли. Но моим чистилищем, моей темницей стала наша земля, эта самая земля. Не знаю, как я попал к вам в тот раз. Не знаю, какая сила подарила мне несколько кратких секунд, чтобы появиться здесь, в вашей комнате, и встать между тобой и смертью, нависшей над тобой, как тень.

— Нет-нет,— в страхе прошептала она, поблескивая глазами в тусклом свете комнаты.— Он ни за что меня не убил бы.

— Нет, еще как убил бы! — сказал, я, и Бенджи произнес точно такие же слова следом за мной.

— Он напился, ему было наплевать, что он делает,— мгновенно взорвался Бенджи,— у него были здоровенные, неуклюжие, поганые руки, ему было наплевать, что он делает, а когда он в последний раз ударил тебя, ты пролежала два часа в этой постели, как мертвая, и даже не шелохнулась! Ты что, думаешь, дибук убил бы твоего брата просто так?

— Я думаю, он прав, моя красавица,— сказал я. Говорить было очень трудно. С каждым словом приходилось приподнимать грудь. Вдруг мне отчаянно, безумно захотелось посмотреться в зеркало. Я заворочался и повернулся на кровати, но застыл от боли. Их охватила паника.

— Не двигайся, дибук, не надо! — взмолился Бенджи.— Сибил, шелк, тащи сюда шелковые платки, мы его завернем.

— Нет! — прошептал я.— Накройте меня покрывалом. Если вы так хотите видеть мое лицо, оставьте его, но остальное закройте. Или...

— Или что, дибук, говори!

— Поднимите меня, чтобы я увидел, на что я похож. Поставьте меня перед высоким зеркалом.

Они озадаченно замолчали. Длинные золотые волосы Сибил улеглись и ровным льняным слоем легли на ее большую грудь. Бенджи жевал губу.

По всей комнате плыли краски. Голубой шелк, прибитый к оштукатуренным стенам, кипы богато расшитых подушек вокруг, золотая бахрома, а там, подальше, на люстре качаются стеклянные палочки, пропитанные всеми сверкающими цветами радуги. Я вообразил, что слышу звенящую песню стекла при соприкосновении палочек. Моему слабому помутившемуся рассудку казалось, что я никогда еще не видел столь неподдельного великолепия, что за все эти годы я забыл, насколько ярок и совершенен мир.

Я закрыл глаза, прижав к сердцу образ комнаты. Я вдохнул поглубже сладкий, чистый аромат лилий, борясь с благоуханием их крови.

— Вы не дадите мне посмотреть на те цветы? — прошептал я.

Обуглились ли мои губы? Видны ли им мои клыки, и пожелтели ли они от огня? Лежа на шелковой простыне, я погрузился в дремотное состояние. Я дремал, и мне показалось, что теперь можно и заснуть, в безопасности, в полной безопасности. Лилии стояли рядом. Я снова протянул руку. Я потрогал пальцами лепестки, и по моему лицу покатились слезы. Неужели они из чистой крови? Я молил Бога, чтобы это было не так, но услышал, как испуганно вскрикнул Бенджи и тихо зашептала Сибил, призывая его к молчанию.

— Когда это случилось, мне было, кажется, лет семнадцать,— сказал я.— Это было сотни лет назад. На самом деле я был слишком маленький. Мой создатель любил меня; он не считал, что мы плохие. Он думал, мы можем питаться плохими людьми. Если бы я не умирал, он подождал бы. Он хотел, чтобы я узнал побольше, подготовился.

Я открыл глаза. Я их загипнотизировал! Они опять видели того мальчика, каким я был раньше. Я сделал это непреднамеренно.

— Какой же красивый! — сказал Бенджи.— Какой ты прекрасный, дибук.

— Маленький мужчина,— вздохнул я, чувствуя, как хрупкая иллюзия растворяется в воздухе,— отныне зови меня по имени; я не дибук. Ты, наверное, подцепил это от палестинских евреев? — Он засмеялся. Он не дрогнул, когда я растаял и превратился в чудовище.

—Тогда скажи, как тебя зовут,— попросил он. Я сказал.

— Арман,— вступила Сибил,— что нам нужно сделать? Если не шелковые платой, тогда мазь, алоэ, да, алоэ подойдет, оно вылечит твои ожоги.

Я рассмеялся, но совсем негромко, желая проявить только доброту.

— Мое алоэ — кровь, детка. Мне нужен мерзавец, человек, заслуживающий смерти. Так где мне его взять?

— И что тебе даст его кровь? — спросил Бенджи. Он сел рядом и нагнулся надо мной, словно я оказался удивительным экземпляром.— А знаешь, Арман, ты черный, как смола, ты весь из черной кожи, как те люди, которых вылавливают из трясины в Европе, блестящий, а все остальное спрятано внутри. По тебе можно мускулатуру изучать.

— Бенджи, прекрати,— сказала Сибил, борясь с неодобрением и тревогой.— Нужно придумать, как нам достать мерзавца.

— Ты серьезно? — спросил он, поднимая голову и глядя на нее с другой стороны кровати. Она стояла, сжав руки, как при молитве.— Сибил, это ерунда. Проблема в том, как потом от него избавиться.— Он посмотрел на меня.— Знаешь, как мы поступили с ее братом?

Она зажала уши руками и наклонила голову. Сколько раз я сам повторял этот жест, когда мне казалось, что поток слов и воспоминаний затопил меня с головой.

— Ты просто глянцевый, Арман,— сказал Бенджи.— Но я достану тебе мерзавца, это ерунда. Хочешь мерзавца? Давай продумаем план.— Он наклонился надо мной, как будто старался проникнуть в мои мысли. Я внезапно понял, что он рассматривает клыки.