Два веса, две мерки (Due pesi due misure)
Шрифт:
Дышал он с трудом, пульс подскочил аж до трехсот ударов в минуту. Довольно скоро один из бедолаг начал звонить в колокольчик, предназначенный для вызова персонала в случае необходимости. Никто не отозвался, тогда он стал кричать «На помощь!». Фантоцци и другой бедолага подхватили и орали до тех пор, пока их оттуда не выволокли.
— Ну, как самочувствие? Получше? — поинтересовался заведующий спортзалом, пока несколько юнцов приводили Фантоцци в чувство. Фантоцци взвесили и обнаружили, что он потерял сто пятьдесят граммов. Выйдя из спортзала, Фантоцци выпил два литра ледяной минеральной воды, отчего чуть не
Когда он вернулся домой, синьора Пина спросила:
— Что с тобой? Ты болен?
— Да почувствовал себя неважно на службе, — ответил Фантоцци.
Он решил пренебречь двенадцатью тысячами лир, уплаченными в спортзале-пиццерии, и безропотно стареть, как все те, у кого нет капиталов Аньелли.
ФАНТОЦЦИ В ПОЕЗДЕ СЕТТЕБЕЛЛО
Перевод Е. Молочковской.
Фирма послала Фантоцци и Фраккью с особой миссией в Рим.
Они везли коммерческому директору детектив, который тот забыл на письменном столе. Унылый скорый поезд доставил их в Милан, откуда они срочно должны были отправиться в Рим. На обычные поезда мест уже не было, пришлось взять билеты на знаменитый «Сеттебелло» — экспресс для особо преуспевающих лиц. В зале ожидания они провели без малого шесть часов. Все это время они, не теряя достоинства, беспокойно дремали, сидя в окружении эмигрантов с Юга, их многочисленных чад, домочадцев и кур.
Поезд отправлялся по расписанию в 17.45. Фантоцци и Фраккья вышли на платформу в 16.00. Привыкшие к яростной борьбе за место в вагоне, они, как только подали состав, ринулись в первое попавшееся купе и с криками «Занято!» швырнули на сиденья чемоданы, газеты и кепки.
Проводник пренебрежительно смерил их взглядом и попросил выйти из вагона. Им, объяснил он, надлежит ждать в группе молчаливых, солидных синьоров — тех, что читают «Экономический бюллетень», — пока он сам не проводит их на место.
Едва поезд тронулся, официант в белоснежной курточке осведомился, во сколько им подать ужин.
— Мы взяли бутерброды из дому, — ответили они.
В восемь вечера официант начал обслуживать гиганта, сидевшего напротив, и тот стал, урча, поглощать одно за другим изысканные блюда. Фантоцци и Фраккья уже проглотили свои бутерброды с яичницей и изнывали от голода. Посоветовавшись, они решили заказать один ужин на двоих.
Фантоцци невозмутимо читал газету, пока официант суетился у столика. Стоило тому отойти, Фраккья наворачивал на вилку изрядную порцию спагетти и отправлял Фантоцци в распахнутый рот. Но как только официант приближался, челюсти Фантоцци мгновенно замирали, и он делал вид, будто поглощен чтением третьей страницы газеты. Фраккья неоднократно повторял заказ. Официант несколько изумился неутолимому аппетиту этого тщедушного человечка и наконец принес счет на одно лицо — поели они по крайней мере за троих.
До Рима оставалось час езды, когда Фантоцци вышел в коридор покурить. Там стояли два хорошеньких белокурых мальчика — у богачей дети все белокурые, а у калабрийских батраков — черноволосые и смахивают на обезьянок. Отпрыски богачей вели себя благовоспитанно и не шумели. За ними присматривала американская бонна. Из купе вышли две синьоры,
их матери, — очень молодые, очень красивые, очень богатые, надушенные очень изысканными духами, очень элегантно одетые и очень загорелые. После двухмесячного отдыха в заснеженных горах Швейцарии, в Гштаде, они обсуждали общество, в котором там вращались.Синьоры говорили о предстоящем отдыхе на море и ломали голову, куда бы им поехать: от Корсики до Виргинских островов всюду ужасающая публика. Фантоцци от души сочувствовал этим страдалицам. Между тем поезд прибыл на вокзал Термини.
По платформе растянулась мрачная очередь жертв землетрясения, происшедшего у реки Беличе, на Сицилии. Молча уставясь в пустоту, потерпевшие сидели на своих картонных чемоданах (они, вероятно, стоят не дешевле, чем из искусственной кожи, но южане отдают им предпочтение, и на Сицилии наверняка есть фирмы, специализирующиеся на производстве именно таких чемоданов).
Одна из дам заметила:
— Этот год поистине злосчастный.
«Все-таки сострадание им не чуждо…» — отметил про себя Фантоцци.
— Чем же? — спросила собеседница.
— В Гштаде был на редкость мокрый снег!
Карло Мандзони
ШТРАФНОЙ УДАР В ТВОЕ ПРЕКРАСНОЕ ЛИЧИКО
Перевод Л. Вершинина.
Глава первая
Некоторые письма лучше не вскрывать. Лучше б эти письма вовсе не прибывали, говорят иные. Я принадлежу к их числу. Мой компаньон Грег — тоже, если бы только он был здесь.
Едва я открыл дверь, как увидел огромную кипу писем на моем письменном столе, целую гору.
Вхожу и говорю себе: кто-то ошибся, принес мне всю почту города. Но приглядываюсь и вижу, что на деле писем всего два, а остальное — шесть рекламных брошюрок и холодильник.
Да-да, холодильник. Я узнал его по контурам и по названию фирмы. Это был холодильник «Банкиза», по меньшей мере двухсотлитровый — ведь высотой он с меня, а шире вдвое.
Мой адрес вкруговую оклеен сотней марок, все до одной гашеные. «Банкиза» раз в тысячу тяжелее обычного письма, так что я еле его отодвинул.
Хотелось бы знать, кому пришла в голову столь блестящая идея: отправить мне по почте холодильник! Быть может, выпускающей их фирме, контейнер-то совсем новый. Да, но заводы по производству холодильников обычно не имеют привычки посылать их клиентам по почте.
А главное, я не заказывал никакого холодильника. В моем бюро он мне не нужен, а если б и был нужен, его там некуда поставить.
Дома же у меня холодильник есть. Старый, вот-вот выйдет из строя. В нем уже пробились зеленые ростки — верное свидетельство, что начинается весна, а зима кончилась. Но для холодильника, уж поверьте мне на слово, ростки — плохой признак.
Ну что ж, поставлю новый холодильник на место старого. Но отвезу его домой, лишь когда захочу и не раньше, чем узнаю, кто его прислал и зачем.
А пока что перетащу его в чуланчик, а то в бюро он занимает слишком много места. Не люблю открывать тяжелые, громоздкие пакеты. С утра я всегда немного вялый.