Двадцать четыре утра

Служба напоминает мне прием у психолога или йогу, очень помогает расслабиться и выговориться. Знаю, что этот парень пришел сюда не сразу, он, как и все, искал смыслы, пьянствовал в местных кабаках и развлекался, пока не встал на путь истинный. Служба подходит к концу, ноги несут меня в семинарию, в жилой отдел. Я нахожу его в комнате, он молится и просит о всепрощении. Пастор встает:

– Зачем ты здесь?

– …

– Лучше выйди, ты знаешь, я не могу.

Я глажу его по щеке и улыбаюсь. Он разделывает свой хвост и целует меня. Мы закрываем дверь, я расстегиваю его сутану, он стягивает мою длинную юбку. Спустя мгновение мы грешим, внутри все горит. Спрашиваю, вдруг я тот самый искуситель, очередное испытание, на которое нельзя было поддаваться? Я вижу, как он мучается, как истязает все свое нутро, но как ему хорошо. Хотела ли я стать его кошмаром наяву? Конечно, нет. Оказывается, мне тоже может быть совестливо. Не представляю, мне так его жаль:

– Только не мучай себя, ты не виноват, – шепчу я.

– Все в порядке, ты еще слишком юна, чтобы брать на себя ответственность за содеянное

– Юна, но не глупа

– Мне было хорошо

– Я лучше пойду, прости

Вину я явно чувствовала больше, хотя, никому не изменила, да и конца света не особо боюсь. Главное, чтобы родня не узнала, хотя, со священником и не считается, наверное.

Вечером я решила прогуляться по саду, где от летних роз остались высохшие колючки. Там я встретила друга, который кидал камушки в мое окно. Рассказывать ему, или не стоит? А вдруг это и есть мой дом, моя настоящая жизнь, и тетушка Лара из лавки с пряничными человечками завтра узнает, что мы сделали с ее сыном, а потом дядюшка Феодосий, местный садовник, расскажет об этом электрику и полицейскому, они своим женам, те – своим детям и подругам. Нам придется бежать из города, жить в тайном постыдном браке, никогда не видеться с семьей и побираться на улицах. Нет, лучше я помолчу. Легла на колени друга, он легонько провел рукой по моим волосам, и я задремала.

Четвертое утро 

Мне нравилось пить таблетки с зеленой оболочкой, которые стояли на полке возле кровати. В этот раз я проснулась в знакомом месте, но не дома. Черт, я не помню, как он выглядит. Те же кружки на столе, прохладный воздух из вечно открытого окна, разбросанные носки и письма, которые я не читала.

Увидела рисунки на стене, все были мрачные и удручающие. Они сдавливали стены в комнате, как и мои виски. Тут были все подростковые проблемы, от которых я так отчаянно убегала всю жизнь. Считала минуты, чтобы вырасти и забыть, как билась головой о батарею в школе, как меня выкидывали из компаний и как мысли в душе склонялись к эвтаназии. Если вы не учились в школе, вы не были на дне. Никогда не могла ответить обидчикам, стремилась улучшить отношения даже с самыми ужасными людьми, которые отравляли каждый день своим присутствием. Мне хотелось их убить – подсыпать яд, выстрелить в сортире, задушить. К выпускному все забылось, но нога все еще подергивается, а глаза моргают чаще, чем должны. Перед университетом прониклась волонтерским движением. Слушала каждого человека, собирала подарки в дома престарелых и пожертвования в психические клиники. В одном уютном магазинчике купила розовые мягкие тапочки со звездами, представляла, как их надевает пациент, и ему становится теплее. Боже, сколько воспоминаний!

Нашла свой дневник, сценарий к первому фильму про зомби и девушку в ночнушке, первые диски с играми и мои любимые пластиковые часы с электронным циферблатом. Я просидела тут до четырех часов вечера, пошла кухню, поставила чайник, услышала крики соседей на улице, – все было как и у любого взрослого. Чайник вскипел, подошла к нему со стаканом. Налила в него горячую воду, и стакан лопнул в моей ладони, порезав ее осколками и кипятком. Крик. Мои вопли были настолько драматичными, что любой режиссер взял бы меня в картину без раздумий. Я лежала, сосуды на голове вздулись, мне стало страшно. Обработала рану, села в угол и плакала, подтянув колени к подбородку. В глазах потемнело.

Очнулась поздним вечером от страха, что сойду с ума во сне. Никого не было рядом. Раньше постоянно думала об одиночестве, мечтала о своем священном изоляторе, но теперь, когда это случилось, я больше не романтизирую его. Я – подопытная. От этой мысли стало немного смешно, пришлось встать и открыть ящик с медикаментами. С первой попытки не получилось, на глаза попались выцветшие фотографии. Персонажи кадров заговорили со мной, мне задавали самые похабные вопросы, назвали сумасшедшей и попросили не мешать обществу. Разыгралась ли фантазия, или это действительно так. Да, я и вправду чокнутая истеричка! Ищу успокоительные, их нигде нет. На улице темнеет, электричество вырубили, я с фонарем в зубах будто в фильме ужасов бегаю по дому, и не могу найти эти дурацкие упаковки! От нервов и страха панической атаки (читала, что это плохо для здоровья) я искусала губы в кровь. Привкус железа никак не помогал откопать металлическую оболочку в груде микстур, шприцов и мазей. И тут я поняла – панацея упала за ящик. Беру огромный пинцет, рыдаю, кричу, ничего не выходит. Засовываю туда руку, но не могу вытащить обратно. Отчаяние. Последние попытки, боязнь задохнуться, обморок.

Резкий отвратительный запах. Передо мной кричащие соседи с улицы с вопросом в глазах. Смешно. Они все равно ничего не понимают, эти душевные страдания не для тех, кто предпочитает батон полезным отрубям. Рука онемела, мне пытаются помочь, но я продолжаю смеяться в лицо их глупости. Вызывают врача, привозят в какую-то непонятную больницу.

Попросила сигарету. Правда, так не хочется позориться, ведь курить я не умею, но для образа подходит идеально. Спрашиваю доктора, где тут листочек с карандашами, он говорит на другие темы. Я нетерпеливо рассматриваю кабинет, и думаю, стоит ли продолжать эту игру. Снова смеюсь от его вопроса про какие-то шарики, мы что тут день рождения отмечаем? Закуриваю сигарету, странно, но все получается. Врач говорит, что я притворяюсь. Нет! Я правда сумасшедшая, пожалуйста, заберите меня в клинику хотя бы на месяц. Валяюсь у его ног, он вкалывает мне снотворное, я закрываю глаза. Как проверить притворщика – наврите о препарате. Он так и сделал, это были витамины, или вообще пустышка. Меня вычислили и отправили домой.

Зашла, закрыла дверь и переобулась в мягкие розовые тапочки со звездами. Как в них тепло! Спокойной.

Пятое утро 

Голова заметно кружится и подташнивает от этих перемен. Сегодня я в нежном городе, как его называют приезжие, но я бы сказала, что он мрачный, серый и заводской. Спальные районы с облезлыми многоэтажками стояли около вокзала, на который я приехала после пробуждения в двухэтажном деревянном доме 1937 года. На втором этаже в трехкомнатной квартире на скрипучем диване в старой комнате. Чисто, пахнет блинчиками и счастливым детством. Такие родные ковры и графин с водой на кухне, что я почти вспомнила, как бегала здесь за котом Маркизом и вырезала наряды для бумажных кукол. Старшие сестры впервые дали попробовать мне хуба-бубу и показывали, как надувать жвачку. Если не выйти отсюда, я точно загрущу, пусть светлой грустью, но загрущу. Взяла темно-синий плащ с вешалки и вышла на улицы неприветливого города.

Машина довезла меня до этого вокзала, где я сейчас и стою. Спустилась в метро, где отвратительно пахло, валялся бомж и женщина просила милостыню. В этом холодном переходе я и поняла, что каждый житель притворяется. У всех такие сложные лица, быстрая походка и тяжелая сумка в руке. Они будто спрятали в ней все, что связывало их с истиной. Раз уж все здесь такие, то почему бы и мне не стать другой версией?

Когда я добралась до центра, мои глаза будто превратились из карих в зеленые, знаете, как в фантастических фильмах, где прическа меняется за пару секунд или герои видят перед собой летающие вопросы. И вот неприветливая я в неприветливом городе с неприветливыми людьми. Я зашла в кофейню, заказала латте, села за столик и открыла книжку. Громко отвечаю на вопрос какому-то парню, который попросил сдвинуть сумку. Не смотрю по сторонам, не стараюсь кому-то угодить. Мне будто нравится иностранная электронщина. Под моим плащом пижама, но мне плевать, точно так же, как все равно на запутанные волосы и невыщипанные брови. Раздеваюсь, закидываю ноги на сидение, будто дома, а не в кафе. Тут все такие модные, ну а что, и я тоже модная. Говорю, что болею неврозом, а еще, что у меня запущенная депрессия. Заказываю черный кофе, спрашиваю, можно ли тут курить. Мне неодобрительно качают головой, выхожу на улицу без вещей, болтаю с тем парнем, вызывая у него смешанные чувства. Вижу, что я с его эмоциями, как Энни Лейбовиц с фотоаппаратом:

– Привет, тебе что, почти тридцать?, – спрашиваю обвинительным тоном

– Нет, всего лишь двадцать пять, – оправдывается он

– Ого, у тебя классный пирсинг!

– Спасибо, мне..я…

– Молчишь ты лучше, чем говоришь, – резюмирую я.

– А ты что тут делаешь, учишься?

– Я здесь разговариваю с каким-то непонятным типом и хочу скорее докурить

– Ты противная, – делает вывод мой минутный бойфренд

Целую его в щеку, выдыхаю последний дым, захожу обратно. Сажусь и стараюсь игнорировать его взгляды. Вот я с серьезным видом читаю про нитроглицерин с опилками, из которых получается взрывчатка. Что-то записываю в блокнот не своим почерком, притворюсь, пожалуй, писателем.

– Так чем ты занимаешься?

– Пишу

– Прямо сейчас? А что пишешь?

Вот таким одним вопросом можно разрушить все хорошее отношение к человеку.

– Извини, мне надо идти, – бормочу я, закладываю свои книжки в льняную сумку и выхожу.

Прохладно, но мне лень искать шарф. Я продолжаю изучать город: развалившиеся дома и неудобные дороги портят настроение, но вот главная пешеходная улица вполне симпатичная. Кремль, тут как обычно. Почти в каждом городе России есть кремль, только они почему-то не так популярны, как греческие развалины. Хотя, может они недостаточно развалились, ничего, подождем. Темнеет, я спускаюсь с горы по жутко неудобной узкой железной лестнице. Она настолько крутая, что пару раз я чуть не улетела. Вот я на улице, напоминающей Питер. Хипстерские бары, лавочки, фонари, – хоть что-то уютное. Зашла выпить сидра и поболтать с местными барменами. Один неудавшийся рок-музыкант рассказал о поездке в Берлин и о жене, с которой они переспали в первый день знакомства. Во втором баре увидела таракана, но не стала паниковать, а спокойно сказала администратору, чтобы он убрал этого вредителя. Выпила модные настойки, поболтала с другими посетителями о современном искусстве и драниках.