Двадцать тысяч лье под водой

Таким образом, «Авраам Линкольн» имел все необходимые средства уничтожения. Но у него было и кое-что получше. У него был Нед Ленд, король гарпунеров.

Канадец Нед Ленд слыл искуснейшим китобоем и не знал равных в своем опасном ремесле. Хладнокровие и сноровка, хитрость и отвага – он был наделен этими качествами в наивысшей степени; только очень коварному киту или необычайно сообразительному кашалоту удалось бы избежать его гарпуна.

Нед Ленду было около сорока лет. Это был рослый – не ниже шести английских футов – мужчина крепкого телосложения, сурового нрава, неразговорчивый, довольно вспыльчивый и впадающий в ярость при малейшем противоречии. Он неизменно обращал на себя внимание, в особенности, проницательным взглядом, который подчеркивал его незаурядную внешность.

Полагаю, капитан Фаррагут поступил весьма мудро, наняв этого человека. Он один стоил всего экипажа, благодаря острому зрению и твердой руке. Пожалуй, его уместно сравнить с мощным телескопом, объединенным с пушкой, всегда готовой к выстрелу.

Любой канадец – тот же француз, и, должен признаться, несмотря на свою нелюдимость, Нед Ленд проникся ко мне некоторой симпатией. Несомненно, все дело в моей национальности. Наше общение предоставляло ему возможность поговорить на старинном языке Рабле, каковой по-прежнему использовался в некоторых канадских провинциях, а мне – услышать звучание родной речи. Гарпунщик происходил из семьи потомственных рыболовов, которая обосновалась в Квебеке еще во те времена, когда этот город принадлежал Франции.

Неду Ленду было около сорока лет.

Постепенно Нед разговорился, и я с удовольствием слушал истории о его приключениях в полярных морях. Описания рыбной ловли и сражений с китами отличались удивительной поэтичностью. Его рассказы приобретали поистине эпический размах; казалось, я слушаю какого-то канадского Гомера, нараспев читающего «Илиаду» гиперборейских земель!

Я изображаю здесь своего отважного попутчика таким, каким знаю его теперь. Мы с ним стали добрыми друзьями – такого рода нерушимая дружба зачастую рождается в самых страшных обстоятельствах! Нед, славный ты парень! Как бы я хотел прожить еще сотню лет, чтобы подольше вспоминать тебя!

Какого же мнения придерживался Нед Ленд о морском чудовище? Признаться, он совершенно не верил в существование единорога и, единственный из находившихся на борту, не разделял всеобщего убеждения. Он даже предпочитал вообще не касаться в разговоре этой темы, хотя я надеялся его когда-нибудь переубедить.

Прекрасным вечером 30 июля, то есть спустя три недели после отплытия, фрегат находился на широте мыса Блан, в тридцати милях под ветром от берегов Патагонии. Мы пересекли тропик Козерога – менее чем в семистах милях к югу простирался Магелланов пролив. Уже через неделю «Аврааму Линкольну» предстояло бороздить волны Тихого океана.

Сидя на полуюте, мы с Недом болтали о том о сем, глядя на таинственное море, чьи глубины до сих пор оставались недоступны человеческому взору. Совершенно естественным образом я завел разговор об океанском чудовище, рассуждая о шансах нашей экспедиции на успех или неудачу. Видя, что Нед явно не склонен поддерживать беседу на эту тему, я решил взять быка за рога:

– Послушайте, Нед, почему вы не верите в существование китообразного, за которым мы гоняемся? У вас есть какие-то веские причины для сомнений?

Прежде чем ответить, гарпунщик пару мгновений молча смотрел на меня, затем привычным жестом постучал себя по широкому лбу, прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями, и наконец сказал:

– Возможно, господин Аронакс.

– Нед, вы же опытный гарпунщик и не понаслышке знакомы с крупнейшими морскими млекопитающими! А потому легко могли бы представить себе исполинского кита и принять нашу гипотезу! Уж кто-кто, а вы никак не должны были в ней усомниться.

– Ошибаетесь, господин профессор, – ответил Нед. – Может, какие-то невежды еще верят в существование комет, бороздящих небо, или допотопных чудовищ, населяющих недра Земли, однако ни астрономы, ни геологи не принимают подобные выдумки всерьез. Также и китобои. Я не раз преследовал китов, я загарпунил огромное их количество; несмотря на всю мощь и силу, ни хвосты, ни клыки не способны пробить стальную обшивку корпуса парохода.

– И все же, Нед, по некоторым сведениям, нарвалу порой удавалось протаранить судно своим клыком!

– Возможно, то были деревянные суда! – отвечал канадец. – Чего не видел, того не видел. И пока не докажут обратное, я отказываюсь признавать, что киты, кашалоты или морские единороги способны дырявить корабли.

– Послушайте, Нед…

– Нет, господин профессор, даже не просите. Кто угодно, только не китообразные. Может, гигантский осьминог?..

– Маловероятно, Нед. Осьминог – всего лишь моллюск. Даже само название [30] указывает на недостаточную твердость его плоти. Имей осьминоги хоть пятьсот футов в длину, они остаются беспозвоночными, а потому не представляют никакой угрозы для кораблей вроде «Шотландии» или «Авраама Линкольна». Следовательно, все эти россказни о подвигах кракенов и тому подобных чудовищ – не более, чем мифы.

30

Название «моллюск» происходит от лат. molluscus – «мягкий».

– То есть вы, господин натуралист, по-прежнему убеждены в существовании гигантского китообразного? – насмешливо спросил Нед Ленд.

– Да, Нед! И моя убежденность опирается на логику фактов. Я верю в существование высокоорганизованного млекопитающего организма, принадлежащего, подобно китам, кашалотам или дельфинам, к подтипу позвоночных и наделенного костным бивнем необычайной крепости.

Гарпунер недоверчиво хмыкнул и покачал головой с видом человека, который остался при своем мнении.

– Заметьте, почтеннейший канадец, – продолжил я, – что если подобное животное существует, если оно обитает в глубинах океана и способно проникать в водные слои, расположенные в нескольких милях от поверхности, его организм непременно должен отличаться непревзойденной прочностью.

– И для чего ему такая сила? – спросил Нед.

– Чтобы выдерживать давление водных масс на большой глубине.

– В самом деле? – Нед смотрел на меня, прищурившись.

– В самом деле! Есть некоторые цифры, которые без труда докажут вам эту гипотезу.

– Цифры! – фыркнул Нед. – Цифрами можно крутить как угодно!

– В делах – да. Но не в математике. Послушайте, Нед. Допустим, что давление в одну атмосферу соответствует давлению водяного столба высотой тридцать два фута. В действительности высота этого столба была бы чуть меньше, поскольку плотность морской воды выше, чем пресной. Так вот, Нед, при нырянии ваше тело испытывает давление во столько атмосфер, то есть во столько килограммов на каждый квадратный сантиметр своей поверхности, сколько таких столбов воды по тридцать два фута, поставленных один на другой, отделяют вас от поверхности моря. Следовательно, на глубине трехсот двадцати футов давление составляет десять атмосфер, на глубине трех тысяч двухсот футов – сто атмосфер, а на глубине тридцати двух тысяч футов, или около двух с половиной лье, – тысячу атмосфер. Иными словами, если бы вы погрузились в морскую пучину на такую глубину, каждый квадратный сантиметр вашего тела испытал бы давление в тысячу килограммов. Знаете ли вы, мой дорогой Нед, какова ваша площадь в квадратных сантиметрах?

– Даже не представляю, господин Аронакс.

– Около семнадцати тысяч.

– Так много?

– И поскольку в действительности атмосферное давление немного выше, чем один килограмм на квадратный сантиметр, в данный момент ваши семнадцать тысяч квадратных сантиметров испытывают давление в семнадцать тысяч пятьсот шестьдесят восемь килограммов.

– А я этого даже не замечаю?

– А вы этого даже не замечаете. Вас не расплющивает только благодаря воздуху, который находится внутри вашего тела и имеет такое же давление. Возникает идеальный баланс внешнего и внутреннего давлений, которые нейтрализуют друг друга, позволяя вам без проблем их выдерживать. Однако в воде все иначе.