Двадцатые

А в 1909 году всех удивил: женился на Елене Витовне Тихомировой — богатой вдове, много старше себя, у которой после первого брака осталось трое детей: дочь 14 лет и сыновья 12 и 8 лет.

Брак этот у всех вызывал в лучшем случае недоумение. Вот как вспоминала о реакции мужа на женитьбу ученика вышеупомянутая Л.В. Федорова: «Приходят со свадьбы с Купфером, оба смеются – это не жена, а мамаша! Купфер смешил нас: он суетился и поражался больше нас всех. Если это брак по расчету, то Дмитрия Николаевича мне было жаль».

Забегая вперед, скажу, что ничего путного из этого брака так и не вышло – через несколько лет жена Д.Н. Артемьева неожиданно для всех скончалась во Франции, и наследство было поделено на четыре части между мужем и детьми.

А Федоровскому тем временем, конечно же, спокойно не училось. Как вы помните, в 1911 году из-за известных «циркуляров Кассо» в МГУ случился страшный скандал, из-за которого университет покинуло множество преподавателей, в том числе и Вернадский с Аршиновым.

Все это дело по традиции сопровождалось студенческими волнениями, в которых наш герой, конечно же, принял самое активное участие. Как следствие – обвинение в участии в запрещенной партийной сходке и исключение из университета.

Проблема усугублялась еще и тем, что 1908 году Федоровский женился на дочери ссыльного поляка Марте Гуминской, и как раз во время отчисления у них родилась дочь.

Надо было обеспечивать семью, а без студенческого билета репетиторствовать, как раньше, было уже невозможно.

Вскоре с деньгами стало совсем плохо. Настолько плохо, что Федоровский пошел продавать свою гимназическую коллекцию минералов. Но поход в магазин имел довольно неожиданные последствия — владелец магазина, оценив качество собранной коллекции, предложил посетителю подработку — поехать на Урал, и собирать и скупать там камни для продаваемых в магазине учебных коллекций. Бывший студент не раздумывая согласился, но перед отъездом решил хотя бы немного изучить тему. Тогда-то, ежедневно изучая фонды минералогического музея МГУ, Федоровский познакомился с тамошним хранителем коллекций, недавним выпускником университета, молодым немцем по фамилии Ферсман.

Призрак

Я понимаю, что Ферсмана в этих заметках уже слишком много. Настолько много, что он напоминает знаменитый образ из поэмы Маяковского: «Коммунизма призрак по Европе рыскал, уходил и вновь маячил в отдаленьи…».

Я в курсе, что многие персоны, едва упомянутые, уже удостоились отдельного очерка, а Ферсман, упомянутый уже раз десять, до сих пор не представлен читателю. И это при том, что история его жизни – мечта любого биографа.

Но писать про Ферсмана отдельный очерк я не буду. Извините.

Да, это волюнтаризм.

Вот вам вместо очерка мое любимое фото академика.

Профессор М.М. Тетяев и академик А.Е. Ферсман (справа). Тщетное ожидание поезда на Иркутск. Забайкалье. 20-е годы. Фотоархив Минералогического музея им. А.Е. Ферсмана РАН.

У меня в тексте Ферсман будет как на этом фото. Плохо видный.

Основатели

Там, на Урале, и произошла встреча, ставшая для Федоровского судьбоносной. Заготовлявший камни Федоровский случайно встретился с экспедицией, которую возглавлял важный господин – тайный советник и член Государственного совета Владимир Иванович Вернадский.

Юноша и его работа заинтересовали академика, и тот по доброте душевной предложил самозваному геологу на недельку присоединиться к экспедиции, чтобы узнать хотя бы азы практической минералогии. Вскоре Вернадский вынес вердикт – у новичка «острый взгляд на камни» и при желании из него получится хороший минералог.

А потом предложил сделку: он, пользуясь своим научным весом, добивается восстановления Федоровского в университете, а тот переходит на минералогическое отделение, отправляет последнюю посылку в магазин, расторгает контракт и завтра же начинает работать у него в экспедиции. За большие, между прочим, деньги.

Так Федоровский вновь стал студентом и прибавил счет ученикам Вернадского. Зачастив в кружок, он вновь столкнулся с Ферсманом и познакомился с Аршиновым и Артемьевым.

Мои герои наконец-то встретились.

Владимир Иванович Вернадский и его ассистенты в Московском университете в 1911 г. Слева направо: Виссарион Виссарионович Карандеев, Генрих Осипович Касперович, Владимир Иванович Вернадский, Александр Евгеньевич Ферсман, Павел Карлович Алексат. Фотоархив Мин. музея им. А.Е. Ферсмана РАН.

Если Федоровский явно переживал белую полосу в жизни, то у Артемьева – по закону противоположностей – все было наоборот. С ним случилось самое страшное, что только может произойти с ученым.

Дело в том, что в 1912 г. немецкий физик Макс фон Лауэ открыл - только не пугайтесь!
– дифракцию рентгеновских лучей на кристаллах, за которую вскоре получил Нобелевскую премию. А в следующем, 1913 году, на основе этого открытия англичане отец и сын Брэгги и русский ученый Георгий Викторович Вульф разработали метод рентгеноструктурного анализа.

Георгий Викторович Вульф. Между прочим, профессор Московской горной академии, в 1919 г. возглавлял (наряду с проф. Д.Н. Артемьевым) кристаллографический институт МГА.

А проблема заключалась в том, что Вульф был главным «научным соперником» Артемьева, потому что наш карьерист сделал ставку на альтернативную теорию. Вульф работал над рентгеноструктурным анализом, а наш герой разрабатывал методику анализа кристаллохимического, который после этого открытия стал никому не нужным.

Проще говоря – однажды на развилке Артемьев свернул не туда, и выбранное научное направление привело его в тупик. Десять лет адовой работы улетели в нужник. И никто не виноват, просто – не повезло. В науке такое бывает.

В 1914 году Д. Н. Артемьев защитил в Питерском горном институте диплом магистра минералогии и геогнозии на тему «Метод кристаллизации шаров и его применение при изучении формы и строения кристаллического вещества». Диссертация была опубликована и даже удостоена высшей награды Санкт-Петербургского минералогического общества — золотой медали им. А. И. Антипова.

Но это был утешительный приз проигравшему.

Дмитрий Николаевич так и не встал после этого удара. Никаких разработанных новых идей у Артемьева в запасе не было, и уже с 1912 г. он начинает потихоньку сворачивать научную деятельность, а после защиты диссертации полностью прекращает заниматься наукой, сосредоточившись на преподавании.

В конце концов, по формальным показателям его карьера развивалась просто прекрасно. В 1912 году по представлению Горного института он получил чин надворного советника (аналог подполковника в армии), в 1914 – был награжден орденом Святого Станислава III степени. В 1915 году Артемьев получил должность адъюнкт-профессора на кафедре кристаллографии и минералогии Горного института, но практически сразу после этого переходит на работу в Москву, в эвакуированный из-за войны Варшавский Политехнический институт – там ему пообещали кафедру.