Дважды украденная смерть

Но не это все поразило девушку. Такие картины ей случалось видывать. Поразило ее другое.

На полу, рядом с диваном, среди окурков и пустых винных и пивных бутылок были разбросаны лотерейные билеты. Она насчитала четыре. Где же пятый? Дядя спал на животе, одна рука свисала с дивана, другая была засунута под подушку. Приподняв край подушки (дядя даже не пошевелился) девушка убедилась, что билет там, под рукой. Осторожно освободила его. По обрывку ленты (он лежал у нее в сумочке вместе с ее невыигравшим билетом, в сберкассе сунула все это машинально в сумочку, да так и не выбросила) сверила: да, он. Тот самый, отмеченный судьбой. Расправила — билет немного помялся — и несколько секунд смотрела на серенький прямоугольничек, на котором человек целился из винтовки в мишень. Легкая дрожь охватила ее: ведь ничтожный кусочек бумаги, а во что его можно обратить... Куда его теперь? Обратно под подушку? Ну нет! Дверь распахнута, сюда может войти кто угодно. Надо прибрать.

Проснувшись, дядя, конечно, заметит отсутствие билета. Еще хватит старика кондрашка с расстройства. Она вынула из сумочки свой билет. Это пока, чтобы не расстраивался. А там видно будет... Сам же еще ее будет благодарить.

Но чем-то же отличает он этот билет от остальных? Неужели номер запомнил? Она повертела бумажку, вынутую из-под подушки, еще раз ее внимательно осмотрела. Заметила маленький крестик на обороте. Что ж, недолго поставить такой же. Дядюшкиной же ручкой. Вот она торчит в кармане пиджака, наброшенного на спинку стула.

Итак, под подушкой оказался теперь совсем другой билет, с таким же синеньким крестиком, но с другим номером.

На этом месте рассказа наступила пауза. Манипуляции с крестиком напомнили девушке, что жулик, именовавший себя Мишей, тоже на какое-то время ввел ее в заблуждение с помощью крестика. Ведь там, у камеры хранения, раскрыв книгу, она прежде всего поискала крестик, а увидев, успокоилась. На какой-то час...

Уже сидя в такси, которое Вероника предусмотрительно не отпустила, она почувствовала, что у нее не хватит сил расстаться с этой серенькой бумажкой, которая лежала сейчас в ее сумочке. Ведь никто ничего не видел! Дядя если и разберется, будет «грешить» на своих дружков-алкашей. О ее посещении он и не подозревает. В поселке, если кто и обратил внимание на подъезжавшее к дядиному дому такси, все равно одно с другим никак не свяжет. Таксисту, молодому беспечному парню, который охотно травил разные байки симпатичной пассажирке всю дорогу, дела нет до того, к кому и зачем она ездила. Высадит ее из машины и забудет.

Разумеется, в пересказе Вероники все выглядело иначе. Она упирала главным образом на то, что не забери она билет, он бы все равно пропал, а она руководствовалась лишь одним соображением: сохранить билет для дяди. Увы, это были именно те самые благие намерения, которыми вымощена дорога в ад.

Веронику обуревали сомнения. Поделиться было не с кем. Настоящих подруг у нее не водилось, друзей тоже. К родителям с таким разговором и думать нечего соваться.

Всякое лезло в голову. Одно было ясно: ни о какой машине не может быть и речи. «Толкнуть» бумажку — вот выход. Но не за свою же цену! Сейчас, кому очень надо, могут дать намного больше. Но где таких найти? Как к ним подкатиться?

Поручать это дело Толику было ошибкой. Худшего варианта не мог посоветовать и злейший враг...

Евсеева наивный лепет о том, что все делалось с самыми благими намерениями, ничуть не убедил. Одна подмена билета сама за себя говорила. Здесь все ясна. Но чем вызвана такая откровенность? Если она не знает, что дяди нет в живых, зачем ей изливать душу перед работником милиции. Ну, поняла, что ее поймали за руку, так быстрее обратно, к дяде. И уж перед ним оправдываться. Что-то тут не то...

— Ну, а что же вы не поспешили успокоить дядю? Скажем, на следующий день? Через два дня, через неделю, наконец? Приехали бы к нему: мол, так и так, скажи спасибо, что сохранила драгоценную бумажку. И инцидент исчерпан.

Вероника неотрывно смотрела в окно. Глаза ее снова наполнились слезами. Наконец, она прошептала:

— В том-то и дело, что билета больше нет...

Эта вторая часть рассказа Вероники о попытке выгодно продать билет никак не втискивалась в рамки построенной ею легенды о дядиных интересах. Сама не веря тому, что говорит, она все же стремилась объяснить свои поступки все теми же бескорыстными намерениями. Дядя, мол, пропил бы билет раньше, чем продал, его бы обворовали, обманули... Она бы положила деньги на книжку и отдала бы ему уже книжку. И вот жулики ее обманули...

«Теперь понятно, почему она созналась. Она, похоже, сама была готова обратиться в милицию за помощью. Получается, что она — жертва подонков, охотящихся за чужим добром. И ловить надо их, этих мошенников. А то, что образовалась классическая ситуация — «вор у вора», ей, видимо, в голову не приходит».

— Но вы хоть знаете откуда он, этот Миша, как его фамилия, чем он занимается? Кто еще был с ним? Где искать этих людей?

Ни на один из этих вопросов вразумительного ответа капитан не получил. Конкретными в какой-то мере были Ашот, Толик и номер в гостинице, где жил человек в кепке (должны же быть какие-то записи).

Не сумела Вероника объяснить и того, как она упустила билет из рук. Эпизод с камерой хранения она предпочла не рассказывать: не очень-то порядочно она в нем выглядела. Ничего не узнал на этот раз капитан и о сберегательных книжках: Вероника сказала лишь о задатке, полученном на руки. Услышав о том, что билет похищен, Евсеев понял, главное сейчас — напасть на след жуликов. Первостепенное значение приобретали те детали, которые могли помочь это сделать. Понял он и то, что девушка сейчас все равно всего не скажет, что он лишь теряет время, вытягивая из нее по крупицам сведения, за достоверность которых трудно поручиться. «Потом все расскажет. В данный момент ее откровения вряд ли помогут: она сама ничего не знает о тех, кто ее облапошил. Посмотрим, что скажут остальные участники этого спектакля».

— Каково участие во всей этой истории вашего друга Анатолия?

Вопрос капитана вызвал у девушки вспышку злости.

И она подробно рассказала, где и когда можно найти Анатолия Журавского, ее знакомого, который привел ее к сапожному мастеру. Евсеев записал адрес, по которому можно найти сапожное заведение Ашота, а также гостиничный номер.

Перед тем, как уйти, попросил девушку подробно описать все, что касается истории с билетом. Назвал номер комнаты в городском отделении милиции, время, телефон.

— Напишите все, как можно правдивее. Понимаете, это в ваших интересах.

Девушка кивнула. Потом, видя, что капитан направляется к двери, мучительно краснея, проговорила:

— А как быть с дядей? Степан Степанычем? Я сама все ему должна рассказать?

Евсеев помолчал. Подумал. Пришел к выводу, что скрывать нет никакой необходимости. От своих показаний она все равно теперь уже не откажется. Да и оставшиеся билеты будут подвергнуты дактилоскопической экспертизе. Да, скрывать смысла нет. Не сегодня завтра сама узнает. От матери хотя бы...

— Конечно, лучше бы самой. Но у вас больше такой возможности не будет. Ни вы, ни я, никто другой ему уже ничего больше не расскажет. Его нет в живых.

Глава шестнадцатая

ПОЛЕЗНО ЗНАТЬ ГЕОГРАФИЮ

Как бы ни был толстокож и равнодушен ко всем человеческим горестям и бедам Анатолий Журавский, эпизод с утратой билета даже на него произвел впечатление. К тому же он чувствовал себя виноватым, и истерика, случившаяся с его подружкой, несколько выбила его из привычной колеи. Он едва сумел увести ее из кафе.