Дважды украденная смерть
Шрифт:
Он хмыкнул. Повторил: «дело хозяйское» и стал прилаживаться, как лучше стрельнуть. Не в тире все же, упора специального нет. А промахнуться нельзя. Приладил винтовочную ложу на сучочек, в прорезь прицела смотрит на мушку, один глаз прищурив.
А пацан притомился видать, топор в полено вогнал, на другое присел, пот со лба вытирает. Идеальная мишень! И я бы, пожалуй, попал. Разве что не в чайник.
Сидит, куда-то в даль смотрит, и не ведает, что дяденька, притаившийся за кустами, светлую его головенку видит через колечко, окружающее мушку.
Плавно, как на учебном стрельбище, стронул Егорка спусковой крючок.
Щелк!
— Осечка. Давай другой патрон.
Голос у него хриплый вдруг сделался. Не стальной, значит, тоже. Видать, кое-какие нервишки тоже имеются.
— А нету другого. —
И все равно до него не доходит. Смотрит на меня, словно в первый раз видит. Повторяет, как автомат:
— Давай другой патрон!
— Да нету у меня другого патрона!. — Я уже горячусь. — Я ж тебе говорил. А за осечку я не плачу. Я только за работу плачу.
Он ничего больше не сказал. Бросил винтарь на землю, круто повернулся и пошел вниз по тропинке. Я поднял ТОЗик, пыль с него сдунул, в халат опять завернул и — следом.
Сели в машину, закурили. Он молчит. Я молчу. Зажигание врубаю, на сцепление жму, поехали.
— Ну что, — разговор завожу. — Поехали, догонимся. Кувшинчик еще раздавим. Ты такого вина нигде больше не попробуешь. Это тебе не бормота, что в сельпо туземцам сдают.
— Нет, закинь меня на автовокзал. Домой надо съездить.
На вокзал, так на вокзал. А он все молчит. Догадался, ясное дело, что я ему дохлый патрон подсунул. У меня сынишка трехлетка таким играет. Порох-то я вылущил, а пулю обратно вставил. Чтобы как настоящий был. И не отличишь.
Приехали. Он сигарету в окошко выкинул, повернулся ко мне и произнес монолог. Признаться, не по себе мне было, пока он его произносил. Можно сказать, мурашки по спине заползали.
— Знаешь, это не фокус со шмалера лупануть. Бац — и в мозгах сквозняк. Ты даже вякнуть не успеешь, как уже на том свете. Это фуфло все. А ты прикинь такую картину. Стоишь ты, к примеру, у своего дома. Ну, покурить ты за калитку вышел перед сном. Воздухом подышать вечерним. Прохладцей. И хорошо у тебя на душе, спокойно. Вот твой дом за спиной твоей. Крепость твоя. Видик фирмы «Сони». Башня из какой-то там кости. Полная чаша. Гараж у тебя тут, машина «шестерка». Жена у тебя красивая, покладистая. Любит тебя. Дети. Деньги. Все у тебя есть. Все у тебя хорошо. Ты стоишь, расслабился. Вот сейчас, думаешь, сделаю на бабу рейс, стаканчик вина (своего, не бормоты) замахну перед сном и залягу спать. Хорошо на свете жить!
А тут идет по улице какой-то кент. Прохожий просто. Ну, прохожий. Не старый вроде, молодой скорее. Бежит себе трусцой по улице мимо тебя. Неприметный такой парнишка бежит в джинсах линялых, в маечке. Никто, короче, пустое место. Ты уже докурил, бычок свой бросил, повернулся, чтобы домой идти, а парнишка тот как раз поравнялся с тобой — и вдруг! — на тебе! — под ребра кусок арматуры ржавой, заточенной, заостренной. Заехал и дальше себе бежит спокойненько.
А ты лежишь около своей калитки и корчишься. Лежишь и ласты заворачиваешь. И ни крикнуть ты не можешь, ни пискнуть. Потому что у тебя в печени кусок арматурины ржавой, печенка проткнута и кончик уже из спины торчит. А ты подыхаешь и видишь глазами своими тускнеющими, что в доме твоем свет горит мирно, там за дверью жена красивая в постели лежит, тебя дожидается, дети умные уже спят. И никогда ты больше их не увидишь, потому, что та старуха костлявая, в простынку белую завернутая, стоит уже над тобой и косой своей острой замахнулась...
Вот она страшная смерть-то какая. А в мозг пуля — это не мука. Это, скорей, избавление от мук.
У меня даже рот сам собой открылся, пока я эту лекцию слушал. А Егорка толкнул дверцу, подмигнул мне так, что у меня челюсть еще больше отвисла, не вышел, а выскочил, с резким хлопком (как выстрелил) влепил дверцу в свое гнездо и мгновенно растворился в темноте, без всяких там «гуд бай» и «ауфвидерзеен».
Я с минуту сидел, уставившись тупо в приборную панель, прежде чем запустил движок. Потом уж рука сама автоматически повернула ключ зажигания, да и все остальное совершилось как бы автоматом. И хоть арматуры в моей печенке не было, в мозгу я ее сейчас точно ощущал. Бр-р...
Видно это выражение так впечаталось в мой портрет, что баба моя (а она у ворот дежурила, беспокоилась, зная, что я баранку крутить взялся тяжеленький, что редко со мной бывает) еще больше
взволновалась.— Что с тобой, на тебе лица нет?
Глупая эта фраза, избитая, в другой раз у меня бы разве что раздражение вызвала, но сейчас даже ее я воспринял соответственно овладевшему мной настроению.
— Ничего, Настенька, ничего. Все в порядке.
Чувствую, она вообще в панику ударилась: Настенькой ее обозвал. Последнее время все больше «коза» да «ворона», или как еще повыразительней, а тут «Настенька». Явно не к добру.
— Да что с тобой?
В объяснения я, естественно, вдаваться не стал, так и оставив бабу в неведении относительно моих переживаний. Но сам месяц, не меньше, потом дергался. Мудак, сам про себя думал. С кем, думаю, связался? Ведь не знаю совсем, что это за фрукт. Над кем пошутить надумал? Да ведь ему человека прикончить все равно, что комара. Про того «крытника» он наверняка и не вспоминал никогда. И пацану бы в голове дырку сделал, и тут же бы забыл. Он наверно и не слыхал никогда про пятую заповедь «не убий!». Плевал он на нее, как и на все остальные. Кто его, чмушника этого знает, чем он сейчас занимается? Может, в рэкетменах ходит или еще что похлеще. Всегда был темным. А в нынешнее темное время такие как он и правят бал...
Словом, не было мне покоя. Жалел уже, что не дал ему денег. Черт с ними с деньгами. Мудрость гласит: деньги потерял, — ничего не потерял. А вот арматура... Да и пуля в черепушку не очень меня прельщала.
Письмо написал: если, мол, что со мной случится, то вот объяснение, вот где надо искать причину, и искать далеко не надо. Словом, перетрусил так, что вспоминать стыдно.
Потом отпустило. Со временем прошел идиотский тот страх. Фуфло все это — так и решил. Обычный пьяный треп. Сам подзавел чмушника, сам же и в штаны наложил. А Егора я все же здорово умыл. Ишь ты, на халяву две штуки зацепить захотел! И шмалер ему подогнали, и патрон. И стояли с ним рядом для поддержки боевого духа. Нет, так дела не делаются. Сейчас, я слыхал (да и по телевизору об этом было), человека шмальнуть — пять сотен стоит. Причем так: отдал пять сотен и все чин-чинарем. Чики-чик будет оформлено. И про приблуду тебе заботиться не надо — твое дело бабки выложить.
Дело прошлое, как говорится, быльем поросло, но было. А было такое: в далеком своем детстве братца своего двоюродного собирался в лучший мир спровадить. Лет по шестнадцать — семнадцать нам с ним тогда было. Из-за бабы. Срочно его надо было устранить с пути-дороги. «Третий должен уйти» — в песне поется. Только сам он этого, похоже, делать, как в песне не собирался. И я стал разрабатывать план, как и что. Сначала такой вариант у меня был. В школе на окне горшки с цветами стояли. По моим тогдашним представлениям достаточно увесистые, чтобы лишить человека жизни, если опустить один из них с высоты ему на голову. Подзову, думаю, его к окну, а сам горшок потихоньку и спихну... Случайность! Тем более, под окном газон. А по газонам, все знают, ходить нельзя. Зачем нарушал? Но все же даже тогда хватило соображения отнестись к плану этому критически и увидеть его очевидные недостатки. Во-первых, можно ведь и не попасть. Голова и горшок — предметы по величине примерно одинаковые и не очень большие, так что разойтись им в обширном пространстве школьного двора очень даже легко. А потом что: второй горшок сталкивать? Это уже на случайность списать труднее. Ну, а во-вторых, если рассчитать по формуле падающего свободного тела (как раз по физике учили), то удара может оказаться достаточно лишь для того, чтобы шишку набить...
Поэтому другой вариант стал продумывать. Что если пригласить его на вылазку за город? Позвать на каменный карьер покупаться, рыбки половить, ушки наварить, винца выпить (баловались уже втихаря). Свежий воздух, сосны, костерчик — кто от такого откажется? В карьере том когда-то гигантские выработки велись, гранит брали. Метров двадцать отвесные стены от края до дна. Внизу камни. Улетишь — ни один доктор не склеит. А местами к этим отвесам вода подходит. И глубина порядочная. Спихнуть с такого отвеса — ничего не стоит. Вот уж тут-то точно — несчастный случай. Подпил и сорвался, свидетелей нет. Тут уж точно ничего не докажешь. Вот только как спихивать? Будут же осматривать место происшествия, а рядом с его следами — мои следы. (Вот такой был наивняк.) А по следам раскрутят...