Две части одной силы. Я и Он

* * *

Мы с Егором планировали взять максимум от предстоящих выходных, чтобы полностью забыться и ни минуты не думать о навалившихся на нас проблемах. Мы договорились, что субботу проведем вне дома, а в воскресенье основательно заляжем на дно и сделаем вид, что умерли, чтобы нас никто не трогал.

Утром в субботу мы дружно колдовали на кухне: я готовила полезную часть завтрака – омлет и сырники, а Егор, как это свойственно большинству мужчин, взял на себя вредную часть – жарил бекон и мазал масло и малиновый джем на свежий батон. Я, конечно же, закатывала глаза, видя, как плавится в сковородке жир, и бухтела, подсчитывая канцерогены и калории, но к румяным кусочкам мяса все же приобщилась, собственно как и к углеводной бомбе под видом бутербродов.

Наслаждаясь тем, что никто не попрошайничает еду и не вытаскивает ее прямо изо рта, мы обсудили культурно-развлекательную программу и условились на том, что начнем с прогулки по зимнему парку. Мысль о том, что можно будет неспешно пройтись по красивым заснеженным аллеям со стаканчиком горячего кофе или ароматного глинтвейна, не водружая на себя санки, снегокаты и ватрушки, настолько пришлась нам по вкусу, что мне уже не терпелось поскорее расправиться с завтраком. Мы договорились, что после прогулки будем импровизировать и поедем обедать туда, где еще ни разу не были. Вероятно, именно так выглядел риск в семейной жизни – это не какой-то там секс в машине. На вечер Егор забронировал билеты в кинотеатр на крайне сомнительный блокбастер. Но любой отвратный, даже самый нудный фильм был лучше, чем двадцать серий Барбоскиных и Щенячьего патруля подряд.

Мне было сложно признавать, но у нас определенно стало плохо с фантазией, и при планировании досуга я в этом лишний раз убедилась. Теперь погулять, сходить в кино и поесть вне дома само по себе становилось каким-то невероятным приключением. Но самое ужасное заключалось в том, что в предсказуемости нельзя было винить только Егора. Я и сама не могла придумать ничего лучше.

День обещал быть занимательнее наших привычных будней. И я очень хотела скорее прожить его на максимальной возможной для меня мощности. Однако вопреки ожиданиям, все пошло не так с самого начала. За ночь выпало сантиметров тридцать снега – словом, столько, сколько не выпадало за всю зиму. И если нам еще удалось найти в снежных завалах саму машину, то расчистить сугробы вокруг нее оказалось не так легко. На помощь пришли сердобольные соседи, которые одолжили нам лопату. И вот с нее-то и начались наши неприятности. Я даже не помню точно, почему мы стали спорить с Егором и орать друг на друга. Но когда наша машина вместо того чтобы выехать из сугроба, окончательно в нем увязла, мы принялись выяснять, кто из нас тупее, прямо при свидетелях. А наши соседи, собственно, стояли в сторонке и растерянно наблюдали за тем, как их лопата становится потенциальным орудием убийства с особой жестокостью. Я психанула и решила, что ни прогулка в парке, ни ароматный кофе, ни вкусный обед уже не в силах будут спасти испорченный день. Оставив Егора наедине с проблемой, которую по моему глубокому убеждению он собственноручно создал, я отправилась домой заедать стресс.

Расправляясь с плиткой шоколада и нервно закидывая в рот неровно поломанные ломтики, я увидела входящий звонок от Егора. Отвечать на вызов я не собиралась, но сообщение в мессенджере «я вытащил машину, жду тебя, психичка» и целующий смайлик заставили мое сердце растаять. Я вышла и села в автомобиль с непоколебимым лицом, будто всего двадцать минут назад мы не собирались друг друга убить и закопать останки в сугробе.

В парке нас ждал очередной сюрприз. Купить кофе или глинтвейн оказалось непосильной задачей: очередь за горячими напитками была такая, что нам пришлось бы стоять в ней до вечера. Продрогнув от холода, мы отправились в ближайшее кафе, которое нам рекомендовал Trip Adviser. Это и стало последней, я бы сказала, роковой ошибкой той субботы. Заказав том-ям, мы подписали себе приговор. И хотя фильм в кинотеатре оказался неплох, Егор не высидел и половину сеанса. Мы мчали как сумасшедшие домой. А потом весь вечер я слушала, как в туалете муж взрывал петарды, и мысленно радовалась, что мой личный выбор пал на суп-гуляш, иначе какофония звуков перепугала бы всех соседей.

Так остаток вечера, который мы провели дома, стал чуть ли не самой лучшей частью того злополучного дня. И нам даже казалось, что лучше бы мы провели этот выходной с детьми. Засыпая в обнимку с Егором, я четко осознала, что после сегодняшнего дня нам все невзгоды будут по плечу: и потеря работы, и неудачное трудоустройство – все виделось лишь временной чередой неудач таких же, как несварение от ресторанной еды и пропущенный из-за этого сеанс кино – не больше и не меньше.

Утром робко мелькнула мысль повторить вчерашний день, но мы оба сочли, что безопаснее будет остаться дома. В противном случае риски запороть еще один выходной резко возрастали, а следующая возможность остаться наедине представилась бы не раньше чем через полгода.

Мы составили ТОП-5 комедий, три из которых были с Харрисоном Фордом и начали смотреть «Семь дней, шесть ночей». Я поедала пиццу и попивала колу, Егор же был на лечебной диете и потягивал регидрон. И в целом день обещал быть идеальным, если бы в дверь не постучали около двух часов дня. Мы с Егором застыли.

– Нам ведь привезли все, что мы заказывали? – спросила я шепотом.

– Да, – тихо ответил он.

– Тогда давай сделаем вид, что нас нет? – предложила я. Егор кивнул и убавил звук на телевизоре.

Моя социопатия оказалась заразительна. До встречи со мной Егор был активен, он редко проводил вечера и выходные дома. С моим появлением количество его социальных контрактов критически сократилось, он реже виделся с друзьями. Стало заметно меньше и приятелей. А когда мы с ним съехались, наша социопатия начала прогрессировать с еще большей силой. О том, что за дверью под номером триста сорок пять кто-то проживает, можно было догадаться исключительно по детским визгам. Иногда даже дело доходило до того, что мы дожидались, пока соседи по лестничной площадке уедут, и только после этого выходили из квартиры – все ради того, чтобы не ехать в лифте с кем-то еще.

Сначала Егор принимал эту мою особенность за странность, но ровно до того момента, пока сам не стал таким же. Как оказалось, что в отсутствии окружения возрастает чувство безопасности. По крайней мере, так он говорил мне. Поэтому со временем мы перестали приглашать гостей. А незваных гостей хоть и принимали радушно, как полагается, но в душе никогда не были им рады.

– Жаль, секс-марафона не получилось, – Егор поцеловал меня в макушку.

– Но марафон все-таки случился. Ты стал абсолютным рекордсменом по количеству забегов в туалет, – я рассмеялась, – собственно, как и по количеству часов, проведенных там за сутки.

– Это точно. Только хотелось бы бить совершенно другие рекорды, – Егор провел рукой по бедру, задрав мое несексуальное ситцевое платье в безвкусный цветочек, и поцеловал в шею. И это стало бы началом прекрасной прелюдии, если бы не звуки сливного бачка в его кишечнике. Не прошло и двух секунд, как Егор вскочил и с криками «похоже, мне сегодня и спринт не потянуть» умчал в очередной раз в туалет, оставив меня наедине с моими эротическими фантазиями.

* * *

Нельзя сказать, что выходные прошли хорошо. Но на контрасте с рабочим понедельником мне начинало казаться, что испорченная суббота и воскресенье были не так уже и плохи. Я вспомнила то скверное чувство, когда тебя ломает по утрам от мысли о восьмичасовом рабочем дне. И хотя я еще не знала, станет ли преподавание в университете нелюбимой или того хуже ненавистной работой, утро мое уже было омрачено самим фактом наличия работы. Егор меня избавил от дополнительной боли: сам собрал детей и отвел их в сад. Поэтому обошлось без лишнего стресса.

На то, чтобы добраться до университета, у меня ушло не больше двадцати минут. И это меня несколько разочаровало, еще полчаса я провела в машине в медитации на «успешное будущее» – так я называла жалкую попытку хоть как-то настроить себя на работу. Внутри было легкое волнение. Я знала, что впереди сложный месяц, потому что нужно будет влиться в коллектив, познакомиться со всеми процессами, а еще фактически впервые попробовать себя в новой роли – роли преподавателя. Куда легче мне было представить себя няней в детском саду, подтирающей задницы маленьким деткам в ясельной группе, нежели серьезным лектором в университете. И первое, что мне хотелось сделать на вводной лекции, это избавить своих многочисленных студентов от иллюзий о светлом будущем, чтобы они прямо сейчас принялись осваивать все что угодно, кроме бухучета. Но я решила, что подобную речь мне стоит отложить до заключительной лекции и экзамена.

Моя кафедра располагалась на пятом этаже, поэтому утро началось с зарядки. Поднимаясь наверх, я четко осознала, что с первой зарплаты мне придется еще прикупить абонемент в спортзал, а если не потяну, то хотя бы беговую дорожку домой. Студенты-второкурсники озорно бегали по лестнице. Очевидно, их еще не придавливал жизненный опыт и обязательства. Я же с напускной важностью медленно чеканила походкой, чтобы скрыть одышку. Мне казалось, что я дышу как носорог, и мысленно радовалась, что вокруг было шумно.