Две дороги - один путь

На скамейке у подъезда сидела почти вся Щеколдинская компания: и вертлявый Шик, и тощий, будто вечно сонный, Валька-заяц, и «приглаженный» мальчик Вова Уренский, и другие. И сам Щеколда — высокий, темноволосый, с орлиным носом и тёмным крылом волос.

Бродяги остановились, поглядывая издалека на них, будто примеряясь, справятся они с ними или нет.

— Вот, смотри, — толкнула Петька Денька в бок, — видишь высокого, в жёлтой жилетке? Это он, Щеколда.

Денёк смотрел как-то странно, потом опустил голову и нахмурился.

— Ладно, пойдёмте, — буркнул Лёха.

— Чего их разглядывать… Вечером наглядимся досыта, надоест.

И ребята пошли дальше. Но не успели они дойти до моста, Денёк остановился.

— Ребята… — сказал он, — вы извините. Но я сегодня вечером с вами не могу быть там, в шалаше.

— Сдрейфил! — не то удивился, не то возмутился Лёха.

— Да нет! Вы не понимаете…

— Где уж нам… — язвительно бросил в сторону Сашка.

— Он мой брат… — упавшим голосом сказал Денёк.

Сначала Деньку никто не поверил. Даже посмеялись, а Петька возмутилась:

— Какой ещё брат!

— Двоюродный… Папин племянник, Герман Щеколдин. Он в 40-ом доме живёт, да? В 15-ой квартире. А эту жилетку ему моя сестра сшила, между прочим.

— Да-а, история… — протянул Олежка.

— Разве я виноват, что он мой брат! — с отчаянием сказал Денёк.

— Никто тебе не винит, Денёк, — мягко сказала Ленка. — При чём здесь ты? Ты же не можешь отвечать за его поступки.

Лёха же спросил непонимающе:

— Ну, а почему вечером-то не сможешь?

— Ну, как же я… Он ведь брат.

— Подумаешь!

— Вот и подумай! — яростно вступилась за Денька Петька. — Тебе, Лёшенька, этого всё равно не понять, у тебя братьев-сестёр нету.

— Будто я виноват, что нету! — полушёпотом ответил Лёшка.

Петьку будто мокрым полотенцем хлестнуло по щекам: все знали, что Лёшкину маму с его еще не родившимся братишкой сбила машина. Случилась это пять лет назад, ещё до школы.

Шофёра той машины так и не нашли, да и не искали толком.

Ребята замолчали, глядя кто куда. Только Денёк, ничего не знавший про Лёшкину беду, спросил:

— Что же делать, ребята? Их, конечно, надо наказать. Они сами виноваты, но не могу я так… брату.

И Денёк тяжело вздохнул.

— Ладно, чего там… — сказал Сашка.

— Не можешь, так не можешь. Ясное дело, что не можешь. Нам-то Щеколда заклятый враг, а тебе — брат. Пойдёмте на Утёс, чего здесь стоять.

Идти совсем расхотелось, и радоваться тоже, поэтому, наверное, ничего нужного не нашли: Утёс не любил делиться своими сокровищами, когда тяжело на сердце. Когда пошли обратно, Денёк сказал:

— Ребята, я с ним поговорю! Я ему объясню, что он гадости делает. Ну, не дурак же он!

Лёха усмехнулся, все отвели глаза, а Олежка сказал:

— Он тебе, Денёк, конечно, брат, но он, извини, совершеннейший дурак.

— Тогда я… Ребята! Я с дядей Мишей поговорю! С его отцом! Он, знаете, какой… он что-нибудь обязательно сделает!

— Ты, главное, Щеколде не проболтайся, — хмуро сказал Сашка. — Потому что засаду мы всё равно сделаем.

Денёк сразу поник.

— Ну, тогда я пойду.

— Почему?! — вскинула голову Петька. — Не уходи, Денёк! До вечера же далеко!

Денёк потоптался на месте и тихо сказал:

— Вы же всё равно ловушку будете доделывать, а я не могу.

Петьке не хотелось, чтобы он уходил, да ещё вот так, как будто и не друг он вовсе. Она растерянно смотрела на друзей, будто ища поддержки. Олежка поймал её взгляд и не то спросил, не то сказал утвердительно:

— Ну, тогда… До завтра?

Денёк чуть-чуть улыбнулся:

— До завтра!

Все как-то сразу повеселели и разбежались в разные стороны, долго оборачивались, махали друг другу, пока Денёк не скрылся за углом многоэтажки.

Только Лёха хмуро щурил жёлтые глаза, пиная по дороге камушек. А Петька боялась посмотреть в его сторону.

— 3 —

А вечером случилось вот что.

Санька, Генка и Петька были лучшими стрелками двора, поэтому они сидели по углам шалаша с рогатками и горохом наготове. Леха грозился закидать врагов репьями так, что тем останется только постричься наголо. Ленка и Олежка стояли у порога, рядом с ними были вёдра с разведённой гуашью: красной и синей.

Перед самой темнотой Сашка поймал во дворе тихого Морюшкина и дал ему указания:

— Будешь стоять здесь и внимательно слушать: если я вот так свистну, — и он показал, как свистнет, — ты сразу, только сразу же беги к Петушковым. Знаешь Петушковых? Молодец! Беги к ним и зови всех к шалашу, а потом давай к Сумятиным. Пусть они тоже к шалашу придут. Ты всё понял?

Морюшкин испуганно кивнул.

— Ты точно всё понял? Не испугаешься? — на всякий случай уточнил Саня и оставил Морюшкина у Камня.

Сами Бродяги притаились в шалаше и стали ждать Щеколду с дружками. Ожидание это было томительным.

— Может, они вообще не придут сегодня? Сидят сейчас где-нибудь в парке, пиво пьют, а мы тут…

— Тсс! — прервала его Ленка. — Слышите?

— Идут! — прошептал Олежка. Петька почувствовала, как в ней все струнки натянулись, вот-вот лопнут. Она даже всерьёз испугалась, как бы не лопнуть!

В шалаш кто-то осторожно вошел. Во тьме и не разберёшь, кто. Впрочем, кто бы это ни был, ловушка сработала моментально: ведро с водой опрокинулось, загремело. Человек взвизгнул, метнулся в сторону, но споткнулся о верёвки. На него сразу же обрушились потоки синей и красной воды, гороховый обстрел и репейниковые бомбы. Человек тоненько завизжал, заругался, и наши мстители обомлели.

Это был не Шик! Не Щеколда! И никто из них! Это был Лёхин сосед, противный, вечно всем недовольный Ван Ваныч, которого все во дворе звали Скрипуном.

— Бежим! — крикнул Лёха, юркнув в специально приготовленную лазейку. И ребята, побросав рогатки, бросились наутёк. А за шалашом хохотали, улюлюкали и свистели им вслед все щеколдинцы.

— Они знали всё! — Санька пылал справедливым гневом.

— Конечно! Они и Скрипуна туда направили специально! — кипела Петька.

— Да как?