Две дороги

Особенно тревожили Заимова разговоры о том, что союз — военная элита, а это дает ему право быть выше повседневной жизни и не считаться с мнением толпы.

Руководитель союза генерал Дамян Велчев, вспыльчивый, не терпящий возражений, всеми средствами утверждал культ собственной личности, для него никаких иных авторитетов не существовало. Если кто-нибудь при нем говорил об интересах народа, он брезгливо морщился. Сам он почти никогда не произносил слова «народ», говорил «толпа». Чуть ли не каждую фразу он начинал с местоимения «я». Ходил слух, что его заветной мечтой было сесть на место царя. Он был скор и крут на слово, но какую бы мысль ни высказывал, считал ее непререкамой истиной. Заимов пытался ему возражать, но это всякий раз вызывало неистовый гнев Велчева. Их взаимная неприязнь была у всех на виду, она обострялась и незадолго до переворота завершилась их полным разрывом.

Шло очередное обсуждение будущего политического курса Болгарии. Заимов сказал, что восстановление нормальных отношений с Россией произвело на народ хорошее впечатление. Велчева точно плетью стегнули, он вжал голову в плечи и, глядя на свои сжатые кулаки, сказал:

— Большевики упразднили вашу Россию, и туда нам смотреть нечего.

— То, что вы не хотите туда смотреть, это факт для истории не очень важный, — ответил Заимов. — Гораздо важнее, что думает об этом наш народ.

Велчев, конечно, понимал, что затронут очень острый вопрос и что Заимов в своей позиции не одинок, но остановиться или, не дай бог, признаться в своей неправоте, было выше его сил:

— Я вообще должен заметить, что русофильство болгарской толпы происходит от недостатка чувства собственного национального достоинства.

В наступившей тишине Заимов сказал:

— То, что вы позволили себе утверждать, не ново, это же нам каждый день говорят по радио из Берлина.

Велчев вскочил, бугристое лицо его побагровело. И вдруг снова сел — видимо, на этот раз понял, что сказал лишнее.

— Оставим сейчас эту тему, — произнес он сквозь сжатые зубы. — Я хочу, однако, сказать, что по всякому поводу обращаться за советом к толпе — это демагогия и признание собственной несостоятельности.

— Но то, что вы называете толпой, это народ, во имя которого мы собираемся действовать, — возразил Заимов.

— Раз мы действуем во имя Болгарии, как она может не пойти за нами? — спросил Велчев, обращаясь ко всем.

— Для этого народ, как минимум, должен знать о наших идеях и целях, — ответил ему Заимов.

Лицо Велчева скривила усмешка.

— Может быть, вы скажете, кто нам позволит публично декларировать наши цели, пока у нас нет власти? — И, не ожидая ответа, добавил с угрозой: — Я не потерплю в союзе ни прожектерства, ни демагогии.

Было совершенно ясно, что Велчев и Заимов никогда вместе не будут и что мстительный руководитель союза рано или поздно найдет предлог, чтобы избавиться от опасного полковника.

Военный союз приближался к государственному перевороту, раздираемый противоречиями, в основе которых были, разумеется, классовые пристрастия деятелей союза, а потом уж их политическая наивность, неопытность и опасный авантюризм руководителя. Единодушие было только в одном — необходимо сменить власть. Болгария должна получить честное, авторитетное правительство, состоящее из умных, неподкупных людей, не связанных никакими обязательствами перед политическими партиями.

Царь имел точную и подробную информацию о том, что происходит в Военном союзе, и это не могло его не тревожить. Он понимал, что за бунтующим офицерством стоит армия, и не только армия, и поэтому принять радикальные меры против союза не мог. Более того, такие меры не были сейчас необходимы, так как в мутной программе союза таились возможности для большой политической игры. Царь Борис знал, что у Военного союза достаточно сильных и умных противников, и в тесном контакте с опытными буржуазными политиками по-своему заблаговременно готовился к перевороту.

ГЛАВА ПЯТАЯ

19 мая 1934 года правительственный переворот был совершен. Все произошло тихо и мирно. Руководители Военного союза поехали во дворец и вручили царю Борису свои требования. Царь вел себя так, будто он уже давно ждал этого визита, был совершенно спокоен, любезен и деловит. Он ознакомился с требованиями Военного союза довольно бегло, точно они были давно ему известны, и не сделал ни одного возражения. Требование закрыть все политические партии назвал мудрым. Он прекрасно знал, что партии не откажутся так просто от своих прав и привилегий и станут его сильными союзниками в устранении опасных тенденций переворота, которые все-таки были. У него уже имелся план, как свести на нет все опасное. В общем, можно сказать, что царь был готов к этому перевороту лучше его организаторов.

В новое правительство, как требовали военные, вошли политические деятели, формально непричастные к прогерманскому курсу. Круг этих действительно популярных в стране людей имел наименование «звено» — как бы подразумевалось, что это звено связывает воедино все цели и задачи переворота. На самом же деле звено прямо или косвенно — это зависело от социального или политического первородства каждого состоящего в нем деятеля — было приковано к крупной буржуазии, аристократии и не могло не служить их интересам.

Во главе нового правительства становится Кимон Георгиев — человек в прошлом военный, не скрывавший своих антигерманских настроений и высказывавшийся за установление дипломатических отношений с Советским Союзом. Но царь прекрасно знал, что новый премьер один ничего радикального не сделает, у него не хватит на это ни опыта, ни характера.

Заимов, раньше других поняв, что союз вовлечен в грязную политическую игру, не имеющую ничего общего с идеями переворота, открыто говорит об этом в союзе. За это Дамян Велчев сразу после переворота убирает его из Софии. Ему объявляют приказ о назначении на пост начальника военного гарнизона в городе Шумене. Заимов знал, что стоит за приказом, но был даже рад возможности вернуться к солдатам, к конкретному воинскому делу. Кто знает, может, там он сможет начать все сначала.

Надежды оказались наивными — он уже не мог отделить себя от жизни, которая была за пределами военного гарнизона. В провинциальном городе, где все на виду, он с еще большей ясностью, чем в Софии, увидел, что переворот ничего не дал людям.

В Шумене царил бешеный полицейский произвол, город жил в непроходящем страхе, сотни арестованных заполняли несколько городских зданий. Заимову было известно, что в стране не прекращается охота на коммунистов, но то, что он увидел в Шумене, вызвало у него глубокое возмущение. Он попробовал вмешаться и повторить то, что ему удалось десять лет назад в Сливене, где он спас большую группу коммунистов. Но на этот раз он ничего сделать не смог, его немедленно объявили «защитником коммунистов». Всполошилась охранка, В Софии решают, что оставлять Заимова начальником довольно крупного гарнизона попросту опасно. Его отзывают в Софию, здесь он, по крайней мере, на глазах у охранки.

В столице Заимов наблюдает завершение грязной политической игры. Правительство раздирали бесконечные споры о том, как осуществлять программу «национального возрождения страны», декларированную переворотом. А в это время государственный аппарат, не тронутый переворотом, густо нашпигованный пронемецкими чиновниками, прямыми немецкими агентами и верными слугами болгарской буржуазии, делал все, чтобы окончательно дискредитировать идеи переворота. С особым усердием подрывалась идея сближения с Советским Союзом. Здесь в выборе средств не стеснялись. Заимов убедился в этом в первые же дни после своего возвращения в Софию. Он зашел в аптеку купить немецкое лекарство от головной боли, но владелец аптеки сказал, что закупки лекарств в Германии в связи с новым курсом правительства прекратились, а в России такого лекарства, конечно, нет. В тот же день без особого труда он выяснил, что закупки лекарств никто не прекращал.