Две Экскурсии в психушку

Гнездо даже невозможно найти — к нему не ведут дороги (вход в больницу невозможно заметить, и вывески нет, и ограда неприметная, хотя и со стальным кольем; оказываясь в нем, мы всё равно видим только части, детали, и не можем увидеть ничего общего в силу квантового нагромождения составных частей (веточек остова и внутреннего дерьма), готовых улететь в нелокальность.

Гнездо — это не место. Это миропорядок. И миропорядок совершенно не человеческий.

Чем ближе душа человека к Замку, Гнезду прсихиатрии, тем меньше он похож на человека, но на квант. Самым очевидным примером будет Кламм, практически лишенный речи и спящий сидя (как наши психиатрические овощи), помощники К. не только не говорят как люди, но и перемещаются вопреки всякой логике, просто оказываясь в разных точках нелокального пространства. Человеческие отношения при этом как будто бы остаются. Люди-кванты всё-таки взаимодействуют друг с другом, но в свете того, как работает остальной мир, эти отношения перестают что-либо значить. Из них тоже уходит смысл.

Можно было бы задаться вопросом, где тут причина, а где следствие — возможно, неразрешимость ситуации оборачивается таким образом именно из-за людей, бюрократии и институций, и если бы можно было исправить их, то исправилось бы и всё остальное. Это заманчивое и распространённое толкование, но оно совершенно бессмысленно. В мире Кафки нет причинно-следственных связей. Нет никакого смысла в том, что Замок признаёт за К. Больным) роль квантового землемера, который влияет на измерения — это отдельный факт, который в широкой картине происходящего совершенно ничто не значит — и ни один факт ничего не значит, потому что в квантовом пространстве ничто ничего не значит, если есть наблюдатель.

Притом, всё это не назло — было бы лучше, если бы это было назло — но мир просто такой. Он даже не движется, он стоит — скрывшись под толщей квантового снега, молча, безучастно к судьбе населяющих его созданий и созвездий, потому что скорее всего даже не знает об их существовании. Не удивительно, что Больному (К.)всё время кажется, что ему нужно каким-то образом угадать что Гнездо с ним делает — с Гнездом невозможно взаимодействовать, невозможно поговорить, потому что нельзя установить связь с тем, в чём нет ничего человеческого. Гнездо — это другое. Это не мы. Он никак не пересекается с нами, и никогда не пересечётся.

Так что не удивительно, что роман остался неоконченным — такое повествование не может дать разрешения, оно может только остановиться на полуслове""".

 День пятый, а может и не пятый

 Сухая голодовка

 Все началось с того, что приняли тяжелого парня ДЦП(действительно тяжелый и высокий, с огромными надбровными дугами) и меня попросили переехать на 7 этаж, чтобы парень был поближе к медсестрам. Ну, переехал, в новой палате парень молодой, косящий от армии, вроде ничего, только с дешевым одеколоном в душе.

 Ночью этот сосед по палате, косящий от армии надушенный юноша, всех врачей здесь купивший, трижды ударил меня ногой за храп и я, накачанный снотворными ушел из палаты и улегся в коридоре на стульях, что возмутило медсестер до глубин их душ.

 Утром меня, смятенного, типа выброшенного из нормального человеческого общества, заставили переселиться уже в третью по счету палату. Потребовал у завотделения (сколько она берет за улыбки и возможность открывать дверь в ее кабинет пинком ноги, можно найти в Инете) объяснений и беспристрастного освидетельствования дезертира, а также объяснений почему меня, крепко спавшего выперли из палаты, а не этого дезертира, всю ночь буянившего? Зав ничего не ответила. Тогда я сказал, что ухожу в кулинарный отпуск, то есть в сухую голодовку, пока мне не объяснят, что в этом отделении происходит

Зав на это пожала плечами: - Голодай, сколько хочешь.

Помогите, люди! Они же меня угробят, и потому я вынужден протестовать посредством сухой голодовки! Я ж злой, я приемы знаю, мне нельзя драться, я ведь врагу сломать могу руку или даже ногу!

 От голодовки я совсем заболел. Давление то 90\60, то190\100. Врачи заняты своими квантовыми делами. Они все в своих нелокальных пространствах

На соседней койке все время сидит огромная спина безмолвного молдаванина Виталия, он слушает приемник. Параллельная реальность. Отдельное пространство. Растекись я сейчас по потолку и закапай на пол, он ничего не заметит.

Заходит медсестра:

– Вы хоть будете свои таблетки пить ?

– Нет.

– Ну.хорошо.
– Классно так сказала, именно "ну.хорошо", а не "ну, хорошо"

Нет, это не станция скорой помощи, это типичный кафкианский Замок, в котором служащие знают, что ничего не имеет значения. Эти обычные врачи, которых мы считаем богами, до мозга костей знают, что 99% "больных" просто надо выбраться из клетки своей квартиры, замкнутого круга, слезть с дерева или снова залезть на чей-то пенис.

Потому я должен умереть, чтоб над этим Кукушкиным гнездом пролетит песец!(Кукушкино гнездо - по американски - сумасшедший дом). Когда? Посчитаем.

 Последний раз попил-поел я

16-го ноября в 18-00

17-го ноября в 18-00 24 часа сухой голодовки

18-го ноября в 18-00 48 часов сухой голодовки

19-го ноября в 18-00 72 часа сухой голодовки

20-го ноября в 18-00 96 часов сухой голодовки

21-го ноября в 18-00 120 часов сухой голодовки

22-го ноября в 18-00 144 часов сухой голодовки

23-го ноября в 18-00 168 часов сухой голодовки

Значит, умру через 118 часа. В день выписки из больницы

 В 12-00 высохла слизистая рта, прилипает к губам и языку. Интересно, когда давление мне меряют сестра нашего отделения получается 130\80, а в чужом отделении 90\70. Смешно. Высмаркивается что-то гнойное, подсохли бронхи. 2 раза падал в обморок в очереди к массажисту. Очухавшись, узнал, что мой массажист в другом корпусе,пошел к лифту. В нем было 3-е. Глубже всех стоял он. Я выволок его из лифта, немного пободались (по лицу ни он, ни я, старались не попадать). Схватка была Бородинской - равной, он ускакал как Кутузов (вниз по лестнице). Я Наполеоном уехал в пустом лифте. Во дворе обнаружилось, что на мне тапочки!

– А!
– сказал я и пошел по чистому асфальту к своему массажисту; тот сказал, темно глядя синющщими глазами:

– Опоздал, придешь в понедельник.

– Да я 2 раза в обморок падал!

– В понедельник придешь, - а сам газету читает.

– Вроде русский, не хохол, - констатировал я, и эта глыба мускулов бросилась на меня с кулаками, я едва успел отпрянуть.

– Что он так рассердился? Неужели обидно украинцем быть?
– удивлялся я, покидая поле несостоявшейся битвы в радости, ведь на массажисте было мускулов вдвое больше, чем на мне.