Две могилы
Шрифт:
Из трубки снова раздалось сердитое стрекотание.
— Какая досада. — Агент повернулся к Мадлен, протянул ей трубку и улыбнулся, на этот раз вроде бы искренне. — Благодарю вас. И вот еще что: как пройти в лабораторию, где проводят митохондриальный анализ?
— Направо по коридору, но… туда нельзя входить без сопровождающего, — тихо произнесла она.
— У меня будет сопровождающий. Доктор Хеффлер согласился проводить меня или, по крайней мере, скоро согласится.
— Но…
Пендергаст достал свой сотовый телефон и набрал номер, затем вышел из приемной, повернул направо и неспешно зашагал по коридору. Как только он исчез из виду, зазвонил телефон Мадлен.
— Позовите, пожалуйста, доктора Хеффлера, — попросил голос из трубки. — Это мэр Старк.
— Мэр Старк? — Невероятно, но это действительно звонил мэр, собственной персоной. — Да, сэр, одну секунду.
Она переключила звонок на телефон Хеффлера.
— Куда он пошел?
— По коридору, в лабораторию. Я сказала ему…
Но Хеффлер уже припустил неуклюжей трусцой вдогонку за агентом. Мадлен никогда не видела шефа таким расстроенным и напуганным, и — к чему скрывать — она наслаждалась этим зрелищем.
«Роллс-ройс» остановился у крыльца особняка на Риверсайд-драйв. Агент Пендергаст вышел из машины, держа в руке тонкую папку из манильской бумаги. Вечерело, с Гудзона подул холодный ветер и растрепал его светлые волосы. Засохшие листья неслись над тротуаром и, когда открылась тяжелая дубовая дверь, залетели в прихожую вместе с ним.
Петляя по темным коридорам, Пендергаст решительным шагом направился в библиотеку. Здесь все оставалось неубранным, стол был завален бумагами, разбросанными также и по полу. Дверцы книжного шкафа были открыты нараспашку. Агент прошел к дальней стене, быстро щелкнул пальцами, и книжные полки, повинуясь скрытому механизму, разошлись в стороны, а за ними появился небольшой рабочий стол с компьютером и монитором. Даже не присев, Пендергаст быстро застучал пальцами по клавиатуре, и монитор тут же ожил. Агент вытащил из папки плоский пакет, нетерпеливо разорвал бумагу, достал компакт-диск и вставил его в дисковод. Затем набрал пароль, и на экране появилась долгожданная черно-белая страница официального документа:
Митохондриальная гаплогруппа [54] homo sapiens
54
Гаплоидная группа (гаплогруппа) — генетическая характеристика определенной общности людей, которые имели одного общего предка. При тестировании митохондриальной ДНК определяется количество генетических изменений. Сумма и характер мутаций помогает определить человека в ту или иную гаплогруппу.
55
Полиморфизм — наличие в той или иной популяции нескольких разновидностей (аллелей) одного и того же гена, выражающихся либо в заменах одного нуклеотида, либо в изменении числа повторяющихся фрагментов ДНК.
Строчки бежали по экрану со скоростью пулемета, затем появилось изображение вращающегося колеса. Еще через секунду замигал короткий ответ. Пендергаст, по-прежнему стоя перед монитором, смотрел на этот ответ пять долгих секунд — и вдруг пошатнулся. Он отступил на шаг, задрожал и рухнул на колени.
27
Специальный агент Пендергаст вошел в гостиную своей квартиры в «Дакоте». Остановился, прислушиваясь к шуму водопада. Шагнул к небольшой картине кисти Моне и поправил ее, хотя рама идеально ровно висела на розовой стене. Агент двинулся дальше к горшку с бонсаем, взял со стола садовые ножницы ручной ковки и аккуратно срезал несколько свежих побегов. Рука немного дрожала.
Закончив с подрезкой, он принялся беспокойно бродить по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы подтолкнуть плавающие в чаше фонтана лепестки лотоса.
Он должен был совершить некое деяние, но даже думать об этом было невыносимо.
Наконец он покинул гостиную и решительно зашагал по длинному коридору с множеством дверей. Кивнул мисс Ишимуре, отдыхающей в своей комнате с книгой на японском языке. Потом свернул за угол в другой коридор и вошел в первую дверь справа.
Вдоль обеих боковых стен комнаты располагались высокие, до потолка, книжные шкафы красного дерева, заставленные изданиями восемнадцатого и девятнадцатого века в тяжелых кожаных переплетах. Всю дальнюю стену занимала огромная
ниша, также отделанная красным деревом, в ее углах стояли две скамейки с мягкими вышитыми подушками, развернутые одна к другой. Между ними располагалось огромное панорамное окно, выходящее на пересечение Сентрал-Парк-Уэст и Семьдесят второй улицы. Дальше начинался сам необъятный Центральный парк с оголенными, продрогшими под лучами холодного зимнего солнца деревьями.Пендергаст закрыл глаза, позволил телу расслабиться, выровнял дыхание. Окружающая обстановка начала постепенно исчезать: сначала комната, потом квартира, здание, остров, затем весь мир растворился во все расширяющейся сфере контролируемого забвения. Процедура заняла около четверти часа. Он погрузился в полную темноту, абсолютную пустоту и непоколебимое спокойствие. Потом медленно, очень медленно открыл глаза — не в физическом смысле, а свое внутреннее, духовное зрение.
Небольшая комната вновь предстала перед ним во всех деталях. Но она оказалась абсолютно пустой.
Пендергаст не позволил себе удивиться. Он был мастером чонгг ран — древней тибетской духовной практики, потратил много лет на ее изучение. Прежде крайне редко случалось такое, чтобы ему не удавалось достичь «стонг па нийд» — состояния чистой пустоты. Очевидно, помешало нечто сокрытое в нем самом.
Придется потратить на медитацию больше времени, намного больше.
Он снова успокоил дыхание, замедлил пульс до сорока ударов в минуту. Отключил свой разум, чтобы заставить умолкнуть внутренний голос, освободиться от надежд и желаний, забыть даже о том, зачем пришел в эту комнату. На какое-то мгновение он завис в невесомости в пустом пространстве. Затем — намного медленней, чем в прошлый раз, — начал воссоздавать в уме совершенную копию острова Манхэттен, начиная с собственной квартиры и постепенно отодвигаясь все дальше и дальше. Он проходил комнату за комнатой, дом за домом, наконец — с заботливым вниманием — квартал за кварталом. Пендергаст удерживал в уме каждую улицу Манхэттена, каждого живущего здесь человека. Он задерживал взгляд на каждом углу, на каждом перекрестке, на каждом ничем не примечательном здании, собирая все детали в прекрасное кружево памяти. Шаг за шагом он продолжал напряженную умственную работу, расширяя круг, пока не достиг Гудзона на западе и Гарлема на востоке, Бэттери-парка на юге и Спайтен-Дайвила [56] на севере. Бесконечно долго он удерживал в голове весь остров и каждую его деталь по отдельности и во взаимосвязи с остальными, а убедившись в их совершенстве, одним щелчком выбросил из головы. Смыл. Растворил. Погасил. Не оставил внутри ничего, кроме темноты.
56
Спайтен-Дайвил — пригород Нью-Йорка на севере острова Манхэттен.
Теперь он мысленно снова открыл глаза. Было пять часов вечера. На скамейке напротив него сидела Хелен Эстерхази-Пендергаст. Это была любимая комната Хелен. Ей не особенно нравился Нью-Йорк, и эта крошечная каморка — уютная, обставленная книгами, с запахом полированного дерева и видом на Центральный парк — служила ей тайным убежищем.
Конечно, в обычном понимании Хелен здесь не было, но в каком-то другом — в сознании Пендергаста, хранившем каждое воспоминание о ней, каждую мельчайшую деталь ее облика, — она оставалась частью его внутреннего мира и продолжала, так сказать, квазиавтономное существование.
В этом и заключалась сила и красота чонгг ран.
Руки Хелен были сложены на коленях, и на ней было то платье, которое Пендергаст хорошо помнил: черный шелк с бледно-коралловой вышивкой по краю глубокого выреза. Она выглядела теперь моложе — приблизительно как в то время, когда произошел этот несчастный случай на охоте.
Ирония заключается в том, что это действительно был несчастный случай, только совсем другого рода, чем он считал все эти годы.
— Хелен, — позвал он.
Она подняла глаза и на мгновение встретилась с его взглядом. Улыбнулась и снова опустила голову. Эта улыбка заставила его вздрогнуть от боли и отчаяния, изображение моргнуло и едва не погасло. Пендергаст подождал, пока картина восстановится, а его сердце станет биться спокойней.
— По городу разгуливает на свободе серийный убийца, — продолжил он. И сам удивился своему дрожащему голосу и сухому, официальному тону, каким он никогда не разговаривал с женой. — Он убил уже троих. И каждый раз оставлял какое-нибудь сообщение. Вторым было «С днем рождения».
Она молчала.
— Это второе убийство случилось в мой день рождения. Поэтому — и по некоторым другим деталям — я заподозрил в убийце своего брата Диогена. Потом я вроде бы получил подтверждение этой догадки, сравнив ДНК убийцы со своей и выяснив, что они очень похожи. Похожи, как бывает у родных братьев.