Две подруги

«Галя, ты говоришь что-то невероятное!» – произнесла она с теплым кокетством: «Только как я найду такого?».

«Могу тебе в этом немного помочь», – вкрадчиво-заговорщическим тоном предложила я ей свое участие. В глубине души я опасалась, что Анна откажется, чего бы мне очень и очень не хотелось. Но отступать уже было нельзя: будь, что будет. Она подумала, подумала немного, вскинув бровь вверх, очаровательно улыбнулась, и, наклонившись немного вперед, почти прошептала:

«Давай попробуем».

Вот, этот момент самого первого шага в волнующую неизвестность. У меня отлегло от сердца. Она это сделала! Теплое, радостное чувство предвкушения чего-то очень приятного. Мне вспомнились ощущения некоторой робости перед первым разом с двумя любовниками сразу, ощущения первого шажка в еще неизведанное для меня.

Мы рассчитались, Аннушка встала, поправила облегающее ее стан платье:

«Ну что, пройдемся по магазинам?», – предложила она, сверкнув искрящейся улыбкой.

Дальше я не умею

Через несколько дней мы пили шампанское у меня дома. Чудесный летний вечер, легкий, едва ощутимый ветерок, проникающий через открытые окна. Золотистые лучи неспешно заходящего за горизонт солнца освещали стены и потолок, создавая в просторной комнате теплоту и уют. В окно виднелись стоящие поодаль башни, на стекле которых играли червонные солнечные блики, темноватая зелень парка и беловато-голубое летнее небо, подкрашиваемое солнцем в золотистые тона. Снизу шел плавный городской шум, привычный и не беспокоящий. Безмятежность и легкая эйфория от шампанского.

Аннушка полубоком возлежала на моей обширной кровати, подложив под себя подушки и откинув на них голову. Белая, облегающая блузка подчеркивала плавную линию плеча, полушария груди, глубокий изгиб талии. Ее бедра и ножки охватывали плотно сидящие темно-синие бриджи, оставляя ее изящные, точеные голени и вытянутые, немного изогнутые и заостренные к пальцам стопы, как часто бывает у женщин, любящих туфельки на высоком каблучке. Умиротворенная поза, одна ее рука лежала вдоль, поверх бедра, а другая рука то поигрывала кистями подушек, то поправляла вьющиеся каштановые волосы.

Я сидела против нее в кресле, рядом со столиком с бутылкой шампанского и початым бокалом. Легкий ветерок услаждал меня; на мне были только легкие белые шорты, свободная цветастая блузка тонкой ткани и… больше ничего.

Мы неспешно потягивали шампанское, болтали о тем и о сём, смеялись. Аннушка была очаровательна, искрилась улыбкой, заливалась негромким, приятным смехом. Словно бы не было ее скованности и страхов, о которых она мне рассказывала. Почему она мне тогда доверилась? Симпатия, конечно же! Сразу возникшая, обоюдная симпатия, устраняющая закрытость и отчужденность. Но своим глубинным чутьем я ощущала, что тут не только одна симпатия, а кое-что еще; что-то, что ее влекло ко мне.

За разговором неспешно проходило время. Вечер отставил нам длинные, голубовато-синие сумерки, постепенно густеющие и темнеющие. Становилось прохладнее, воздух делался как бы гуще. Анна не торопилась и решила остаться у меня на ночь. Мы занялись небольшими вечерними хлопотами; вместе приготовили легкий ужин и перекусили, потом по очереди освежились в душе. Время текло неспешно и невыразимо приятно. Есть такой особый род наслаждения подобным времяпровождением в обществе очень симпатичного человека.

Легкая радость, легкое опьянение, легкая фигурка Аннушки, облаченная в легкий шелк халата. Легкое возбуждение, легкое касание…

«Галка, я не все тебе рассказала».

Я вскинула бровь от удивления:

«Что, например?».

«Я хотела этого…», – начала она, сильно смущаясь: «… с женщиной. Ну ты понимаешь, о чем я».

Еще бы не понимать! Ее желание и влечение были видны очень явно. Это было странное смешение сильной застенчивости, даже жеманности, изящной красоты и проступающей желаемости. Она старалась быть ко мне поближе иногда, как бы невзначай, касалась, заметно при этом смущаясь. Вот и сейчас она сидела, подобрав под себя стройные, точеные, гладкие ножки, полуприкрытые светлым шелком, шевелила рукой свои пружинящие волосы, жарко взирала на меня и смущалась, с проступающим на щечках румянцем.

Я села к ней, села рядом, близко. Она замерла, только грудь двигалась дыханием. Слабое, едва ощутимое магнитное притяжение. Я потянулась к ней, и она тоже потянулась ко мне. Легкое, короткое, немного стыдливое касание наших губ. Ее губы были напряжены и подтянуты. Еще касание, чуть немногим подольше. Аннушкины губы разошлись шире и сделались мягче.

Она откинулась немного назад от меня, на свои руки. В ее глазах, необычно глубоких, было изумление: сильное, потрясающее, опрокидывающее мир. Она шептала:

«О Боже, Галка, о Боже!!», – она вспорхнула немного вверх, ее руки молниеносно обвили мою шею и плечи, а наши губы слиплись в долгом, томительно-долгом соединении.

Это непросто описать словами, все то, что я чувствовала и желала в тот сладостный момент. Сладостная дрожь, моя и ее. Страстное соприкосновение бедер. Невыразимая мягкость ее губ. Пульсирующие, частые поцелуи. Запах ее, запах совершенно неописуемый и сводящий с ума. Нас разделяла только тонкая ткань и я желала эту преграду снять, я желала прямого, неприкрытого, бесстыдного соединения нашей наготы.

Анна отпустила мои губы, немного склонила голову, спрятав свои глаза под ресницами, скользнула своими ладонями по моим плечам, небыстро и нежно. Ее пальчики потянули в стороны шелковый занавес, все еще ее скрывавший. Легкое движение плечами и светлый шелк соскользнул с нее, с плеч, с рук; Аннушка вытянула халат из-под себя и отбросила в сторону. На ней остались только белые, полупрозрачные кружевные трусики, прикрывавшие ее заветный треугольник между бедер, под которыми проступала полоска волос. Она жарко взглянула на меня, и тут же, полуповернувшись, подцепила свою последнюю, стыдливо-откровенную преграду и ловко стянула вниз. Трусики тоже были брошены в сторону. Я последовала ее примеру и тоже освободилась от халата, представ перед ней совершенно обнаженной, поскольку после душа предусмотрительно не одела белья.

Теперь нас ничто не отделяло друг от друга. Мы снова потянулись друг к другу, соединили свои губы, наши груди с торчащими сосками касались друг друга; ножки наши, соприкоснувшись, скрестились.

«А дальше я не умею», – немного смутившись, сказала она.

«Позволь, покажу».

«Давай».

«Немного пошире», – попросила я ее.

Аннушка легла поудобнее и раздвинула бедра в стороны, открыв доступ к своему лону. Мои пальчики плавно двинулись вниз, немного задержались на соске ее груди, потом еще ниже по талии к бедрам и направились туда, к волнистым и слегка выступавшим сочным складкам, прикрывавшим вход внутрь. Положив ладонь на ее тугое бедро, я стала, одними подушечками пальцев, касаться ее складок, очень мягких. Затем, указательным пальцем я проникла между ними поглубже, ощутив вязкую влажность внутри, потом провела немного вверх, туда, где складки сходятся, и нащупала небольшое уплотнение ее клитора. Сначала неспешно, потом понемногу ускоряясь, я стала аккуратно массировать ее самое чувствительное место. Другую руку я подложила под ее шею и ладонью охватывала ее плечо. Скоро дыхание Анны участилось, с губ срывался легкий стон, свои голову она прижимала к моей полусогнутой руке. Она приподнялась, чтобы взглянуть, что я там у нее делаю.