Две половинки райского яблока

– Нута, ты скоро? – спросил Жора. – Открой!

Я отперла дверь. Изголодавшийся Жора набросился на меня, как герой американского фильма.

…Никогда не думала, что секс на коврике в ванной комнате может быть… так… привлекателен.

…Мы лежали на самом мягком и мохнатом коврике на свете. Жора подсунул под голову полотенце, устраиваясь поудобнее. Музыка брала за душу. Стиль и вкус – то, чего у Жоры не отнять. Даже коврик в ванной – произведение искусства. Эйфелева башня, Триумфальная арка, ветряки Мулен-Руж, все в кучу.

– Мы уедем, – говорил Жора, привстав на локте и заглядывая мне в глаза. – Поженимся – и сразу уедем. Я еще не подписал бумаги на дом, если он тебе понравится… сразу подпишу. И останемся там на… две недели. Или на месяц, как ты захочешь! Я так счастлив, Нута! Ты меня любишь? Мы будем путешествовать! По Европе! Хочешь в Африку? На сафари? Я люблю тебя, ты даже не представляешь, как я тебя люблю! Нута!

Он тормошил меня, говорил и целовал, целовал… Или, вернее, целовал, а между поцелуями говорил…

Бородатый астролог с экрана телевизора предсказал мне удачу в личной жизни при условии, что я, проснувшись, чихну несколько раз подряд, а также интересную встречу «по бизнесу» и призвал серьезно подумать, принимая жизненно важное решение. А кроме того, сказал он, Водолеям рекомендуется носить синее, розовое и голубое.

Синее? Прекрасно! Я недолго думая отправилась на знакомую улицу. Завидев меня, Регина поспешила навстречу.

– Я знала, что ты придешь! – заявила она, к моему изумлению, расцеловав меня в обе щеки. – Тут были еще желающие, Новый год на подходе, сама понимаешь… Но я придержала. Забирай свое платье!

Я, конечно, ни капельки ей не поверила, но все равно было приятно. Знакомая девушка Лена во второй раз сняла платье с несчастного манекена и унесла с собой.

– Подождите, – вдруг сказала я. – А… сколько?

– Ты ж сказала, двести, – удивилась Регина. – Себе в убыток, но… так и быть! Бери! А если что, приводи еще клиенток. Ты ж вроде как переводчица? Отличная баба эта француженка.

– Она испанка, – сказала я.

– Один черт! – Регина махнула рукой. – Лишь бы с деньгами. На! – Она протянула мне коробочку с серьгами. – Подарок!

– Ну что вы… – смутилась я.

– Бери-бери, – великодушно сказала Регина. – А платье твое! Поверь мне, я в этом деле понимаю. Счастливое платье!

– Я выхожу замуж, – сказала я вдруг.

– А свадебное платье уже есть? – тут же спросила Регина. – У меня есть шикарное платье для новобрачной! Слышишь, платье возьмешь у меня! Я уступлю. Парень-то хороший?

– Хороший.

– Сейчас с этим товаром трудно, – вздохнула Регина. – Мужики на бабках помешались. Кто он?

– Банкир, – ответила я гордо.

– Банкир – это хорошо, – одобрила Регина. – А чего, ты вон какая красавица… и фигура ничего. То-то, я смотрю, прямо светишься вся. Вся душа через глаза видна. Платье купишь у меня, поняла? Приходи вместе с банкиром! Придешь?

– Приду, – пообещала я.

– А как же невеста? – спросила Татьяна, принимая отчет о новом повороте в моей судьбе.

Мы сидели в маленьком кафе под интригующим названием «Клеопатра». Людей в зале было немного. За окном пролетал сверкающий нарядный снег. Солнце светило. Небо сияло синевой. Мир за окном был чист, свеж и хрустящ, как накрахмаленная простыня.

– Я теперь невеста, – сказала я, пробуя на язык слово «невеста».

– Я так рада, – повторяла Татьяна. И вдруг расплакалась.

– Татьяна, прекрати реветь! – сказала я строго. – В чем дело?

– А как же я? – всхлипывала Татьяна. – Ты уедешь…

– Всего на две недели. А тебе я отдам Шебу… Хочешь? И бесплатное приложение – Анчутку. Он тебя любит. А через две недели я вернусь. Привезу тебе платье от этого… Феррагамо, как у Примы. А летом приедешь к нам в Умбрию. Не реви, а то я тоже сейчас…

– Ты его любишь? – спросила Татьяна сквозь слезы. – Я не хочу такое, как у Примы.

– Люблю, ты же знаешь. Ты же все сама знаешь. Вот вернусь, мы возьмемся за твоего режиссера. Попросим Шебу…

– А Хабермайер?

– Что – Хабермайер?

– Он же тоже… проявлял интерес, – проблеяла Татьяна, утираясь салфеткой. – И ты сама говорила…

– Ему не до меня, – перебила я ее. – Ханс-Ульрих открывает кондитерскую фабрику. Он пообещал мне длинную дорогу и большую любовь. На прощание.

– Не может быть! – у Татьяны даже слезы высохли. – Почему вдруг?

– Что «почему вдруг»?

– Ну… кондитерскую фабрику.

– Его прадед был пекарем, помнишь, я рассказывала? Он уезжает завтра. Мы уже попрощались. Кстати, Аррьета и Клермон уже улетели. Сегодня утром. Гайко тоже возвращается домой разводить виноград.

– Почему?

– У каждого свое и каждому свое. Аррьета сказала, что ей осточертела такая жизнь и она хочет домой. Буду, говорит, сидеть на веранде, пить кофе и приглашать в гости соседей. Гайко пора заводить семью… Кроме того, я не верю в браки с иностранцами! Это я про Хабермайера.

– Ну, ты даешь! – удивилась Татьяна. – Сколько наших девчонок повыходили замуж за иностранцев, и все счастливы и довольны. Брачных бюро повсюду как собак нерезаных…

– Все равно не верю, – повторила я. – И не все счастливы, вон в газетах пишут…

– Ты его любишь?

– Жору? Да. Честное слово, я его люблю. Его одного. На всю оставшуюся жизнь.

– Я серьезно, – обиделась Татьяна.

– Я тоже. Знаешь, он мне пообещал жизнь в «первом классе»! Вся жизнь в «первом классе», представляешь! В старинном замке, увитом маленькими красными и белыми розами.

– А когда вы уезжаете?

– Через неделю.

– Ладно, – сказала Татьяна, шмыгая носом, словно подводила итоги. – Платье пятьдесят четвертого размера, черное с белой отделкой. Я покажу в журнале. Привезешь?

– Не вопрос. Заберешь Шебу и Анчутку, ключ у тебя есть. Он любит манную кашу. Можно без варенья. Кстати, я только что купила платье у Регины Чумаровой. Один астролог в телевизоре сказал, что мне нужно носить синее. В ближайшем будущем. И как можно больше чихать, особенно по утрам.