Две причины жить
Шрифт:
У Князева была одна подпольная привычка: он всегда носил с собой ключи от всех квартир и дома. Даже от той, на «Бауманской», где никто из них давно не был. Виктория бросилась в спальню, достала из большого ящика в шкафу все старые сумки. У нее свои привычки: она никогда не выбрасывает старые сумки. Виктория вывернула наизнанку штук пять немодных ридикюлей и наконец обнаружила простой ключ от английского замка.
Глава 21
У Князева была квартира на «Новослободской», где в первое время он и жил
— Пошел вон, подонок, — сказала Тамара, и он вышел из ванной.
В спальне Вики Князев метался из угла в угол минут пятнадцать. Он даже коснулся ладонью ящика стола, где держал оружие. Затем посмотрел на снимок, висевший над кроватью. Молодая Тамара высоко над головой поднимает маленькую Вику.
— Ненавижу суку, — вслух произнес он.
Наташка вошла в свою комнату с пакетом продуктов. Продукты, конечно, громко сказано. На самом деле в магазине она подходит только к тем полкам, у которых никого нет. И бросает, не глядя, пакеты с супами, засушенные макароны, которые нужно кипятком заливать, рыбные консервы. Она что, банкеты ему должна устраивать?
Наташка посмотрела на часы: шесть. Он уже ждет. Она неохотно стала заталкивать покупки в хозяйственную сумку. Опять хлеб забыла. Ну и перебьется. Пусть фигуру бережет. Наташка хмыкнула себе под нос. Кто-то открыл дверь ключом и вошел в прихожую. Знакомые шаги, знакомый скрип двери. Блондин! Наташка с радостным визгом выскочила в коридор и с разбегу прыгнула на спину.
— Блондинчик, где ты был столько времени? Я уж думала, тебя опять посадили.
— Привет, котенок.
Он стряхнул ее на пол и пропустил в свою комнату.
— Я ненадолго, Наташа. У меня работа. Нужно доделать. Пришел помыться, переодеться.
— Мойся! Я тоже с тобой в душ пойду. Ты ж хочешь, чтоб я тебя мочалкой потерла?
Наташка насмотреться не могла на Блондина. Она гладила его, целовала, пыталась расстегнуть то рубашку, то брюки. Он обнял ее.
— Наташенька, — прошептал он ей на ухо, — я сейчас не могу. Мне нужно уйти.
— Ты не можешь побыть со мной даже полчаса?
— Нет.
— Ты не хочешь?
— Знаешь, у меня такие дела… Короче, нет.
— Я так скучала, Блондинчик, я тебя очень ждала. Поцелуй меня. Я тебе не верю. Ты хочешь меня.
— Уйди. Ты мне мешаешь, — глаза Блондина стали жесткими.
— Ты что, — прошептала Наташка. — Как ты
можешь? — у нее брызнули слезы. — Или ты шутишь?— Я не шучу. Ты ничего не понимаешь. Отстань.
Наташка отступила на шаг и вдруг с громкими причитаниями бросилась к нему на грудь, прижимаясь мокрым от слез лицом, пытаясь поцеловать в губы, стараясь разжечь его страсть. Ей показалось, что ее сжали тисками. Он брезгливо вытряхнул ее за дверь, пробормотав: «Пошла вон!» Наташка застыла посреди коридора и из последних сил сдерживала вопль обиды и отчаяния. У нее на душе было черным-черно. Она влюбилась в своего Блондинчика.
Алиса долго мылась под душем, затем сушила феном волосы, расчесывала их, укладывала волнами. Она надела золотистую рубашку, поверх крестика на серебряной цепочке повесила рубиновое сердечко. Достала бесцветный лак и долго делала маникюр и педикюр. Села к столику, на котором лежал чистый лист бумаги.
Когда Блондин вошел в ее палату, она ясно и прямо посмотрела ему в глаза.
— Я хотела написать письмо, а потом решила тебя дождаться.
— Ты боялась, что я не приду?
— Я больше ничего не боюсь. Давай сделаем так. Ты погуляй под окном. Возьми пакет с апельсинами. После ужина, когда все разойдутся, а дежурная пойдет в другое крыло, я тебе постучу. Ты скажи охране, что забыл отдать мне апельсины и потому вернулся. Пусть поменьше людей знает, что ты сегодня остался.
Он вошел в ее комнату, когда в холле уже горело ночное освещение. Алиса сидела при свете настольной лампы.
— Я все приготовила, — она показала ему большой шприц и упаковки с ампулами морфия. — Только пообещай мне, что сразу уйдешь.
— Подожди, Алиса, мы сделаем немножко иначе.
Блондин достал из холодильника оставшееся от дня рождения шампанское, налил его в две чашки.
— Давай выпьем. За тебя, моя единственная любовь.
— За нас, мой чудесный мальчик.
Блондин помыл чашки. Умылся холодной водой из-под крана. Подошел к Алисе, встал перед ней на колени, погладил волосы, лицо, шею. Целуя ей руки, он заплакал. Прижался губами к ее коленям, снял сиреневые тапочки и поцеловал все пальцы на ногах. Встал смертельно бледный и сосредоточенный. Достал из кармана несколько таблеток.
— Выпей, это фенобарбитал. Ты от него уснешь.
Она прикрыла глаза, когда он наполнял шприц морфием.
— Алиса, — тихо позвал он.
Когда она открыла глаза, он вводил себе в вену лекарство от жизни. В свою молодую, здоровую вену. Он успел зажать ей рот, спрятав крик.
— Все правильно, моя дорогая. Для меня это счастливый случай. Вдруг мы там окажемся вместе.
Когда он наполнял второй шприц, она не отводила от него взгляд. Он поцеловал ее вену, прежде чем в нее вошла игла.
Андрей Владимирович допоздна сидел в своем кабинете. Он писал статью в журнал. Посмотрел на часы. Если еще поработать, уходить домой не будет иметь смысла. Лучше подремать здесь на диване. Он взял сигареты и вышел во двор. Было тихо и очень темно. Так бывает только осенью. В одном окне горит свет. Черт! Опять у Голдовской. Они с этим парнем ведут себя так, будто здесь гостиница. Андрей вошел в корпус, громко, требовательно постучал в дверь палаты Алисы. Никто не ответил. Он еще раз постучал и резко открыл дверь. Алиса лежала на кровати и, похоже, давно и глубоко спала. Парень сидел на полу, положив голову на кровать. Он что, тоже на ночлег здесь устроился?