Две сестры

— Открывай, сладкая моя. У нас гости!

Линдсей ощутила, как ее охватывает раздражение. Эта женщина расстелила бы красную ковровую дорожку для самого Саддама Хусейна! Но теперь у Линдсей не оставалось иного выхода, кроме как выйти из своей крепости. Прятаться от Рэндалла — это было как-то совершенно по-детски… Хуже того, он может решить, что она боится встречаться с ним, поскольку не уверена в себе и своих силах. От понимания этого раздражение Линдсей лишь усилилось. Почему он так поступает с ней? Почему он просто не может оставить ее в покое? И пусть написанная им статья — да, очень милый поступок — говорит сама за себя, это все же красноречивое признание теа culpa [77] .

77

Меа culpa — моя вина (лат.).

— Я всего лишь хотел забросить тебе вот это, — сказал он, вручая ей пухлый манильский конверт. — Здесь статья, которую я написал для «Кроникл». Я подумал, что ты захочешь прочесть ее раньше, чем она выйдет в воскресном выпуске.

Оказывается, ей можно было не беспокоиться по поводу того, что он припадет к ее ногам и станет умолять о прощении. Его лицо было почти невозмутимым, и на нем она не обнаружила и следа страдания или тоски. Нет, перед нею стоял Рэндалл Крейг, который когда-то покорил ее сердце. В его синих глазах вспыхивали веселые искорки, а губы готовы были сложиться в лукавую улыбку. Когда она брала у него конверт, кончики их пальцев соприкоснулись, и от этого у нее по всему телу пробежала дрожь возбуждения.

Линдсей вдруг поняла, что, несмотря на все усилия, ее решимость ослабевает.

— Спасибо, конечно, но я уже видела ее, — сообщила она ему. — Одна из моих покупательниц принесла мне сигнальный экземпляр — кто-то из ее родственников работает в журнале.

Рэндалл вопросительно приподнял бровь.

— Ну, и что ты об этом думаешь?

Линдсей, разрываясь между желанием продемонстрировать холодную отстраненность и искренним восхищением, ответила:

— Именно так написала бы и я, если бы умела делать это так же хорошо, как и ты. — Ответить по-другому она не могла — это было бы нечестно, а опускаться до его уровня она не желала. Равно как и потакать ему каким-либо иным образом. А потом отрывистым и деловым тоном Линдсей добавила: — Но, право же, не стоило себя затруднять, тратить время на то, чтобы занести мне статью. Я вполне могла дождаться выхода журнала из печати.

— Да, но тогда ты не смогла бы прочесть ее до завтрашнего заседания суда по твоему делу.

— Откуда ты знаешь, что слушание состоится завтра? — Глаза ее подозрительно прищурились.

Когда же он лишь невыразительно пожал плечами в ответ, она поняла: от своего отца. Совершенно очевидно, что они с отцом регулярно общаются, пусть даже и не сговариваются о чем-то в очередной раз. Хотя сейчас это уже не важно. Она больше не будет иметь дела ни с одним из них.

Он заглянул ей через плечо.

— Может, ты пригласишь меня войти?

— Собственно, я как раз собиралась уходить.

Он улыбнулся.

— В таком случае, я рад, что перехватил тебя.

Линдсей мысленно выругала себя, неохотно отступая в сторону, чтобы дать ему возможность пройти.

— Хорошо, только недолго.

Почему она не может прямо заявить ему, чтобы он убирался подобру-поздорову? И почему ее сердце предательски стучит, как у влюбленной школьницы? Ах, если бы забыть его было бы так же легко, как не отвечать на его звонки и письма! Линдсей из последних сил старалась сохранить самообладание, отойдя от него подальше и с вызовом скрестив руки на груди.

— Я не задержу тебя, — сказал он. — Я всего лишь хотел пожелать тебе удачи.

Старательно пытаясь игнорировать его попытки умаслить ее, она холодно ответила:

— Потому что она мне понадобится? Да, тут ты прав. Твой отец ничего не оставляет на волю случая, не так ли?

— Да, это не в его стиле. — Теперь Линдсей видела, что он глубоко несчастен под маской довольства, и глаза его жадно обшаривали ее лицо, наверное, в поисках малейших признаков прощения. — Послушай, я знаю, что ты думаешь обо мне, но я хочу расставить все по своим местам. Я не участвовал ни в каком заговоре. Единственное, что у меня общего с отцом, — это ДНК.

— Тогда почему ты не признался мне в том, что ты — его сын? — Она, гордо вскинув подбородок, храбро встретила его взгляд.

— Я пытался… раз десять, по меньшей мере.

— И что же тебе мешало?

— Я боялся испортить наши с тобой отношения. Какая горькая ирония, верно? — Губы Рэндалла искривились в вымученной улыбке.

Линдсей почувствовала, как от шапки полярного льда, сковавшего ее сердце, отвалился приличный кусок. Глядя в его глаза, она не находила там ничего, что вынудило бы ее думать, будто он — такое же чудовище, как и его отец. Она видела лицо человека, допустившего катастрофическую ошибку, о которой он теперь страшно жалел. Она хотела простить его — все ее существо страстно желало этого, но она напомнила себе: намеревался он или нет обмануть ее, случилось то, что случилось.

— Самое главное заключается в том, — выдохнула она, — что ты так ничего мне и не сказал. И мне пришлось узнать правду от твоего отца. Ты хоть понимаешь, какое унижение я испытала? Ты видел это выражение самодовольства у него на лице?

Рэндалл поморщился.

— Я все понимаю. Если бы я только мог, то переиграл бы все наново.

— Ты уже сделал все, что мог. Считай, что мы в расчете. — И Линдсей уронила манильский конверт на стол.

Он небрежно отмахнулся.

— Эту статью я написал бы в любом случае.

Несмотря на свое предубеждение, она не могла отрицать очевидного: он ничуть не старался преувеличить значимость своего поступка, за который, по мнению многих, можно было бы отпустить все грехи.

— Послушай, ни ты, ни кто-либо еще больше ничего не сможет сделать, — сказала она. — Благодаря твоему отцу я рискую лишиться не только своего дома, но и магазина. Что бы ни случилось завтра, я знаю, что он не оставит меня в покое до тех пор, пока не раздавит или не выжмет досуха, в зависимости от ситуации.

— Даже если он выиграет, это всего лишь очередной шаг в долгом процессе, — напомнил ей Рэндалл. — Еще есть надежда.

— В самом деле?

На рассмотрение и удовлетворение апелляции в судах могут уйти годы, и в том невероятном случае, если она добьется своего, это будет Пиррова победа. Лучшее, на что она могла бы рассчитывать, — это что у нее останется достаточно средств, чтобы внести первый взнос за другой дом. — Не забывай, у твоего отца имеются высокопоставленные друзья. Говоря откровенно, мне сообщили, что в Сакраменто есть человек, готовый утвердить положительное решение суда.

Рэндалл мгновенно навострил уши.

— От кого ты это слышала?

— У меня есть свои источники.

— Почему ты думаешь, что этот человек связан с моим отцом?

— Разумеется, я ничего не могу утверждать, но я чую неладное. Совпадение по времени представляется чрезвычайно подозрительным, ты не находишь? Этот парень, Куртис Брукс, становится главой Комитета по землепользованию незадолго до того, как должно состояться судебное заседание, а потом мне говорят, что он готов дать зеленый свет проекту твоего отца. Очевидно, он в долгу перед ним. Или же его просто подкупили.