Две силы

Медведев пошёл кружиться дальше, как коршун над жертвою. Куда ушёл “кто-то”, с которым Берман разговаривал? Он мог уйти только к стене, здесь она была изрезана расщелинами, кое-где поросла кустарником, там мог быть проход, доступный для хорошего альпиниста.

Медведев перестал кружиться, как коршун над жертвою, и зигзагами направился к стене. Одно время его охватило слегка неуютное ощущение – кто-то мог сидеть в какой-то из этих расщелин и следить мушкой винтовки за каждым движением Медведева. Но эту мысль Медведев скоро отбросил, банде не было никакого смысла задерживаться здесь, у перевала, где всё время шныряли пограничники. Тем не менее, он взял в руки свой автомат, взвёл курок и только после этого двинулся дальше всё теми же зигзагами. Зигзаги привели его вплотную к стене.

Да, неприступной она не была. По этим расщелинам можно было во всяком случае карабкаться вверх, снизу трудно было определить, до какой именно высоты. Медведев медленно пошёл вдоль стены, самым внимательным образом вглядываясь в каждую щель и расщелину. Вот, например, по этой расщелине куда-то можно пробраться. Она спускалась к ложбине сравнительно пологим рвом, узким и глубоким, кое-где поросшим по краям травой и кустарником. Да, конечно, если бы он, Медведев, был помоложе и потренированнее, он бы полез. Нужно будет кого-то послать всё-таки по этим расщелинам. Хотя, с другой стороны… С другой стороны не следовало внушать Берману подозрения в том, что у Медведева есть какие-то подозрения, и что он эти подозрения хочет проверить. Разве попробовать самому, что ли?

Конец колебаниям товарища Медведева положило какое-то беленькое пятнышко, видневшееся вверху по расщелине, метрах в двадцати – двадцати пяти.

Оно могло быть грибом, могло быть раковиной, но оно могло быть и клочком бумаги. Мысль о клочке бумаги вернула товарищу Медведеву некоторую часть его молодости. Он ещё раз посмотрел на белое пятнышко, да, метров двадцать – двадцать пять. Конечно, если бы, этак, лет десять тому назад… И килограммов на двадцать меньше, тогда не о чём было бы и думать. Нечего было и думать послать за бумажкой, если это и в самом деле бумажка, кого-либо из пограничников…

Товарищ Медведев был всё-таки человеком решительным. Он снял с себя решительно всё своё вооружение, сложил его у выхода из расщелины и мужественно полез вверх. Это предприятие оказалось гораздо более сложным, чем он думал о нём, стоя внизу. Да, килограмм тридцать, пожалуй, лишних; тучное, массивное тело товарища Медведева казалось ему громоздким, как платяной шкаф, и мускулы казались явно недостаточными для этого шкафа. Тем не менее, товарищ Медведев мужественно карабкался всё выше и выше, задыхаясь на этой высоте ещё сильнее, чем это было бы в Неёлове, обливаясь потом, обдирая себе локти и колена. Наконец, белое пятнышко оказалось над самой его головой.

Цепляясь одной рукой за какой-то кустик чахлого кустарника, товарищ Медведев протянул другую руку и ощупью, трудно было поднять голову, не рискуя потерять равновесие, кончиками пальцев достал таинственный клочок.

Это, действительно, был обрывок бумаги, наполовину скомканный и влажный от росы и сырости. Повернувшись спиной к стенке расщелины и возможно более прочно утвердившись на ногах, товарищ Медведев разгладил этот клочок. Это был обрывок листика из блокнота и на нём твёрдым, мелким и очень чётким почерком было написано:

“Следуйте за подателем сего, Вам ничто…”

Тут клочок обрывался. Почерк был совершенно незнаком. Автора этой записки, может быть, было бы можно установить на основании дактилоскопической картотеки Неёлова. Но кем он мог быть?! Неужели, пресловутый Светлов? Всё Светловское дело прошло мимо рук товарища Медведева. Иначе, может быть, товарищ Медведев как-то опознал бы почерк… Есть ли в картотеке оттиски пальцев научного работника Светлова? И как объяснить всё это: и беседу Светлова с Берманом, о которой красноречиво говорили папиросные окурки, и властный тон записки и, наконец, тот факт, что Берман, по-видимому, находился под прицелом винтовки и был выпущен живым?

Если там, внизу, на камнях, товарищ Берман беседовал действительно с научным работником Светловым, тогда было ясно почти всё. Был почти ясен и план ликвидации Бермана.

При мысли об этом плане у товарища Медведева даже сердце сжалось от ненависти, вот бы раздавить эту гадину, этого тарантула, это ядовитое насекомое. Товарищ Медведев квалифицировал товарища Бермана почти в тех же выражениях, как и Стёпка. В воображении товарища Медведева на несколько секунд мелькнула картина арестованного Бермана, наручники, “предварительный допрос”, отсылка в Москву, конечно, в Москву, жаль, что расправиться с Берманом здесь, в Неёлове, Медведеву не позволят, как жаль… Все эти мечты заняли только несколько секунд.

Опираясь спиной о стенку расщелины, Медведев постарался собрать свои слишком далеко забежавшие мысли. Нет, всего этого было ещё совершенно недостаточно. Ни окурков, ни записки, ни соображений. Всё это ещё не доказательство, но всё это уже нить к доказательству. Стараясь не потерять равновесия, товарищ Медведев достал свой портсигар, ещё раз осмотрел обрывок бумаги, ничего нового в нём не нашёл и спрятал его вместе с окурками. Ухватившись рукой за тот же кустик чахлого кустарника, Медведев посмотрел вверх. Там, метрах в десяти – пятнадцати выше белело что-то ещё.

Товарищ Медведев постарался отдышаться и отдохнуть.

Ещё раз измерил расстояние и путь до белевшего пятнышка, можно ли добраться или нельзя? Может быть, как раз в том клочке и будет вся разгадка? Товарищ Медведев достаточно ясно понимал, что при сложившихся обстоятельствах и при сложившихся симпатиях дело идёт о голове – или его, или Бермана. На данных ступеньках административной лестницы никаких там ссылок не существовало, люди знали слишком много, дело шло о жизни или о смерти. Может быть, вот в том, в десяти-пятнадцати метрах белеющем клочке, и заключалась или жизнь, или смерть.

Товарищ Медведев решился ещё раз. Тщательно ощупывая и руками и ногами каждый кустик на стенке расщелины, каждую её неровность, он медленно-медленно стал ползти вверх. Кое-какие кустики обрывались в руках, кое-какие камни скатывались из-под ног, временами товарищ Медведев висел, так сказать, на честном слове, не рискуя даже посмотреть вниз, прижимался к стенке всем своим тучным телом, и всё-таки продвигался всё вверх и вверх.

В результате усилий, которые заняли, вероятно, не менее получаса, товарищ Медведев, наконец, дотянулся до очередного клочка. С замиранием сердца он поднёс его к глазам. На клочке не было ничего. Только какая-то карандашная чёрточка, вероятно, конец росчерка подписи. Товарищ Медведев осмотрел клочок с обеих сторон, но не нашёл больше ничего. Он снова посмотрел вверх, но дальнейшее продвижение вверх было, совершенно очевидно, немыслимым, по крайней мере для него, Медведева. Эх, если бы сбросить со своих плеч десять лет и двадцать килограммов! Но это было утопией, как утопией были бы и попытки двигаться дальше.

Найденный клочок Медведев спрятал туда же, в портсигар. Приходилось спускаться, ничего не поделаешь. Но к крайнему своему неудовольствию, товарищ Медведев обнаружил, что спуститься вовсе не так просто, во всяком случае, гораздо труднее, чем было подниматься. При подъёме перед глазами товарища Медведева были каждый кустик и каждая неровность. При спуске ничего этого видно не было, приходилось нащупывать ногами. Товарищ Медведев пробовал нащупывать, но первая же попытка чуть не кончилась катастрофой, какая-то нащупанная ногой неровность обрушилась под той же самой ногой, на несколько секунд товарищ Медведев почти повис в воздухе, судорожно вцепившись в какую-то травинку и также судорожно пытаясь сохранить равновесие. Травинка, по-видимому, помогла. Равновесие было восстановлено. Стоя спиной к стене расщелины, товарищ Медведев без всякого удовольствия посмотрел вниз.