Две столицы

— Нормально. Какие события могли случиться в вагоне? — я провоцировал её на разговор.

— Идём по Старо-Невскому проспекту. Город посмотришь. Можно и дворами, так короче, но по Невскому лучше. Привыкай.

— А мы не заблудимся во дворах?

— Нет. У нас все дворы проходные. На какое время приехал?

— Выполню "правительственное задание" — и назад! Трёх дней хватит. Дома меня ждут.

— Подождут! Трёх дней мало. Ну да ладно, авось не в последний раз.

— В столицу мы мотаемся всего на день, и нам этого хватает по горло! А тут — полных три дня счастья! Как мне всё это закупить? — я огласил список заказанных и ожидаемых дома товаров.

— Пустяки. Завтра всё и купим — на том и решили. Потом был обед. Пили водку с супругом Томки, после водки нас потянуло на пиво. Как так? Быть в Питере и не насладиться лучшим в отечестве пивом!? — и он, как настоящий радушный хозяин, повёл показывать достоинства второй столицы отечества. "Экскурс" был "с дальним прицелом": шли мы всё-таки пиво пить, а не рассматривать исторические здания города.

В тот вечер первым историческим местом, которое я посетил, если не считать Московского вокзала с гранитным "вождём всего мирового пролетариата", была Александро-Невская Лавра. Это после посещения пивной, где мы наслаждались пивом завода имени русского разбойника — Степана Разина. Мы стояли у Охтинского моста, и томкин супруг объяснял, почему часть города за Невой называется "Охта":

— Это батюшка царь Петр Алексеевич так назвал: "Ох, та сторона…"

А вечер длился и длился, был каким-то "затяжным" и не собирался переходить в нормальную ночь. Но мы всё же улеглись, но странное дело: алкоголь не "брал", хотя выпито было прилично. Такое всех касается: в состоянии восторга алкоголь нас не "берёт". Не "валит с ног": водка — сама по себе, она может навредить телу, но не душе.

Спать не хотелось, и моё состояние полностью соответствовало определению: "хоть глаз коли". Разговоры цеплялись, как зубья шестерёнок одно за другое и конца им не было видно. Николай спросил:

— А ты знаешь, который час?

— Нет.

— Три.

— Как "три!?" А почему так светло?!

— Так это "белые ночи" пришли… — и я замолчал потому, что мне стало стыдно за провал в памяти: ведь знал о "белых ночах Ленинграда", но что они вот так просто, без объявления, придут и будут представлены — такое допустить не мог.

На утро Томик говорит:

— Так, быстренько встаём и завтракаем. Ты не спать сюда приехал и пивом наливаться. Сходим на Суворовский проспект, там есть хороший магазин обуви. Подберём Валюше туфельки — Томка трудилась на швейной фабрике города. Фабрика славилась изделиями верхней мжской одежды на половину союза, и у меня появился момент гордости от мысли, что я так запросто контактирую с одной из тружениц столь известного предприятия. Своими руками она одевала полстраны, а вторая половина страны приезжала в первую столицу за "одягом". Была она закройщицей, мастером, и помимо этого — большим профсоюзным деятелем на родном предприятии.

Кто таков профсоюзный деятель советских времён? Это, прежде всего, для него ежегодные путёвки в лучшие курорты отечества, да и не только туда: она бывала и в "странах социалистического лагеря". Получить день, или два дня отпуска и потратить их для приобщения молодого провинциала "к культурным и материальным ценностям второй столицы страны" было для неё пустяком: "Вам — хоть неделю, дорогая Тамара Алексеевна! Как пожелаете!"

Ещё немного медицинских отступлений: болячки не считаются с "общественным положением" того, на кого наваливаются. По причине подлой природы своей, им плевать на твои счета в банке и славу и они приходят к нам всегда, как правило, вместе с достатком и по своему усмотрению. Главное и основное свойство наших болячек.

Так было и с Томкой: замучил её цистит. Она, будучи рабочим человеком, о своём цистите выражалась открыто и прямо: —

— Подлее цистита ничего другого и быть не может: хоть не выходи из туалета! — по месту работы она, как профсоюзная величина, была окружена вниманием медперсонала фабричной поликлиники.

Удивительное явление: медицина не уделила должного внимания "мелкой сошке" — плохо стало "сошке", медицина "очень внимательно подошла к здоровью высокого товарища" — ещё хуже!

Томик попала на "второй вариант" и внимательные "фабричные" медики установили диагноз:

— Цистит! Хроническое воспаление мочевого пузыря! — Томик была закройщицей, поэтому временами её брали сомнения:

— Как и где могла "приобрести" цистит!? Эта болячка, скорее всего, ближе и роднее шоферам, он так и называется "шоферской цистит", но я не пью по утрам ни водку, ни пиво! Только кофе! Откуда ему взяться!? — но вопросы повисали в воздухе а лечение от цистита продолжалось с "переменным успехом". От "ремиссии" до "обострения" — и назад.

Томка о лечащей врачихе-урологе говорила прямо и с подобающей экспрессией:

— Какой она уролог! Старая и горбатая, она толком "туда" и заглянуть не может! Ей самой пора лечиться, а не нас лечить! — на что жена ответила:

— Понятное дело, ты на фабрике — величина, и подход к тебе такой. А тебе настоящее обследование нужно, беспристрастное. Правильный диагноз тебе нужен, а не "справки о нетрудоспособности". Приезжай к нам, ляжешь в нашу провинциальную урологию не как профсоюзный босс, а как простая колхозница. Наши доктора не горбатые, всё ТАМ и разглядят.

Томка согласилась и приехала. Положили в урологию и без всяких подношений, как самую бедную крестьянку, стали изучать выявленный в столице цистит. К чести провинциальных медиков очень быстро разобрались и сказали:

— Нет у вас цистита. У вас воспаление "сетчатого нерва" в мозгу. Результат осложнения после гриппа. "Арахноидитом" называется. Ваши медики хорошие, но они не то лечили — вот он, результат повышенного внимания! "Лечили" Томку бюллетенями и не то место в её теле, которому нужно было уделять внимание. Бывает!

Эпизод с Томкиным ложным циститом к покупке обуви жене и к поискам "сгущёнки без сахара" для дочери трёх лет, тоже не имеет никакого отношения.

Всё же прекрасные были времена в медицине! Медики не гнушались дарами исцелённых, а тогдашний диагноз обошёлся Томке всего лишь в букет цветов, двух плиток шоколада "Алёнка" сестричке и бутылки коньяку средней паршивости доктору:

— Да пустяк, о чём речь! Всегда пожалуйста! Не первый такой случай в практике! — вот она, провинция!