Две тысячи лет
Шрифт:
"Кто из вас без греха, первый брось на неё камень" - доведённое до крайности и вышедшее за пределы свои теряет смысл свой - как громкий звук оглушает и яркий свет ослепляет. И так, уравняв все грехи под одну мерку - лишим грех смысла и значения его.
А все прежние чувства немощному должно держать под плитой разума. И такая трезвость необходима, ибо кто, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее. Или какой царь, идя на войну против другого царя, не сядет и не посоветуется прежде, силен ли он с десятью тысячами противостать идущему на него с двадцатью тысячами?
Но страх безумства преследует несчастного, как вора, ибо развей по ветру прекрасный образ его - и что останется ему?
Но любимый образ порождает новый раскол души - так поставив себя на пьедестал, гибнущий начинает колебаться между обожанием и унижением себя. И когда разлад меж настоящим и безгрешным образом становится невыносимым - немощь выносится наружу и приписываются внешним силам. Так возникает веельзевул, лукавый, искуситель, дьявол, сатана - князь мира сего. Неудачи будут отнесены к козням дьявола, успехи - к святому духу. Ничто более не зависит от немощного - он не орудие своей жизни, и не несёт ответ за себя. И прощает себе всё, говоря: "Кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?" Так назови болезнью каприз свой - и не спросят с тебя за это.
Блаженны милостивые к себе.
И, укрепившись в душе, безгрешный образ порождает уверенность, а следом достоинство, а следом - высокомерие. И с тех пор единственный смысл жизни спасенного - прекрасный образ себя, ибо ничего другого у него нет, кроме духовной прелести своей. И несчастный возвеличивает себя до небес, говоря себе: "Чист я, без порока, невинен, и нет во мне неправды".
"Hubris" - "дерзость", как говорят реки - высокомерная гордыня и непомерная любовь к себе. Гомер называл сие нарушением божественной воли и желанием обожествления себя.
Но кто, не имея достаточного в себе, может спастись? Невозможное человекам возможно Богу.
Блаженны чистые сердцем - ибо в себе Бога узрят.
Опираясь на свое мнимое превосходство, несчастный даёт себе право на любую просьбу и требование к ближним. И высокомерие это может скрываться за непомерной скромностью - сие лицемерное уничижение себя есть страшнее гордости, ибо гордец открыто требует от ближних, уничижающий себя - гневится и обижается, если желаемое не дают ему добровольно. Так, не прося, испрашивает как должное: "Где комната, в которой бы Мне есть пасху?" Но какой воин служит когда-либо на своём содержании?
И побеждающий ближних облекается в белые одежды, ибо обрёл покой, отсутствие чувств, что терзали душу прежде. И, встретившись с болью - он уже не почувствует её.
Ибо достиг преклонения, восхищения, безупречности и святости.
И когда скажут несчастному ближние его: "Не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что ты, будучи человек, делаешь себя Богом" - ответит им: "Не написано ли в законе вашем: Я сказал: вы боги?". Но не будет услышан, и вынужден будет класть силы и жизнь свою на изменение ближних ради защиты спины своей от палок и плетей. Также и защищая других немощных - в их лице миротворец защищает себя.
Блаженны миротворцы, ибо пронесут всюду слово Нового завета ради себя.
И если несчастный будут низвержен с высоты - заново пройдёт путь сей.
Блаженны изгнанные за слово сие, ибо словом этим спасут себя и спасут других немощных.
У несчастных и отвергнутых не будет Бога - у них будет несчастный и отвергнутый , как они, Сын Его - и каждый будет видеть в нём себя.
Когда Сын Человеческий возгласит, что не принявшие милосердия к немилосердным, пойдут в муку вечную, где будет плач и скрежет зубов - надлежит ему много пострадать и быть отвержену родом иафетян. И этому надлежит быть, ибо поймут они, что сей пришёл на падение и на восстание многих в Царстве.
И потому задаток щедрый должно выдать немощным, дабы не потеряли веры и терпения:
"Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас, и поведут вас к правителям и царям
за Меня, для свидетельства перед ними и язычниками"."Услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это - начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое".
"Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из вас умертвят; и будете ненавидимы всеми за имя Мое, но и волос с головы вашей не пропадет, - терпением вашим спасайте души ваши".
"Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу".
"Но Я сказал вам сие для того, чтобы вы, когда придет то время вспомнили, что Я сказывал вам о том".
И дабы не быть уловленными в каком-либо слове - сказанное явно в одном благовествовании дополним и смягчим в другом. И, опираясь друг на друга, слова наши устоят, как падающие деревья стоят, опираясь друг на друга, пока гниль не разложит их в прах.
И несколько источников мудрости принесут благовествование о Новом завете.
И сбудется написанное о мессии в законе Моисеевом и в пророках и псалмах, что он был из дома и рода Давидова, и что иудей, именем "Йегошуа", что означает "Бог спасет".
И Иоанн засвидетельствует о нём, а не сам он о себе, дабы свидетельство наше было истинно.
И двенадцать учеников его есть двенадцать колен, а спаситель - есть Израиль, и истинны предопределения древние о торжестве Израиля над миром. Да сбудутся Писания, что так должно быть.
И явно примирит собой царя иудейского и прокуратора римского, одевших его в светлые одежды, как и царь Небесный его одевал.
К восьмидесятому году нашей эры первые рукописи были готовы.
Когда Йоханан бен Заккай занемог смертельно, ученики пришли проведать его. Увидев их, он залился слезами. Спросили его ученики:
– Светоч Израиля, посох для опоры правой руки, могучий молот, о чем же ты плачешь?
Ответил им Йоханан:
– Если бы к царю из плоти и крови вели меня, который сегодня здесь, а завтра в могиле, и гнев его не вечен, и подарками можно умилостивить его - и тогда б я плакал. Более теперь, когда влекут меня к Царю царей. И словами его не умилостивить, и подарками не задобрить. И два пути лежат передо мной. Один - в райский сад, другой - в геенну огненную, а я не знаю, по какому поведут меня! Так как же не плакать?
Молчали ученики.
Говорил учитель:
– Выносите сосуды, чтобы они не стали нечистыми, и готовьте трон для Езекии, царя Иудейского, который грядёт! Поите водой гибнущих и страждущих во всех землях всех народов, где взростает гнёт Царства. И платя дань Слову сему - содержите его, и, оказывая милость Слову сему - распространяйте и поддерживайте его. Пройдут тысячелетия, но след деяния сего не остынет, и когда-нибудь иафетяне спросят себя: "Qui prodest?" - "Кому выгодно?"
В конце первого века нашей эры в иудейских диаспорах Римской Империи возникло новое учение, приверженцами которого стали затем многие представители других народов Империи. В первых христианских общинах преобладали одинокие женщины, а также беднота и инвалиды. Роль иудейства заключалась в создании первоначальных очагов, из которых впоследствии учение распространилось - историки отмечают почти одновременное зарождение христианства в нескольких городах Империи, что объясняет тот странный на первый взгляд факт, что греко-римская литература первого полустолетия после смерти Христа не обращала ни малейшего внимания на его учение. Христианство считалось иудаисской сектой, и эпоха его распространения в Риме совпадает с периодом невиданного расцвета иудейского прозелитизма - иудейские общины обнаруживали тогда большую активность в вербовании новообращённых, из которой и развился впоследствии прозелитизм христианский. Факт удивительный, учитывая, что прозелитизм в иудаизме запрещён.