Две женщины, одна любовь

– Какая красивая история! – вздохнула Терри и тихо повторила: – Я люблю тебя.

– Когда-нибудь ты скажешь это, – проницательно заметила Варенька. – Может быть, скоро.

Терри покраснела:

– Возможно. Жизнь непредсказуема.

– Иногда будущее видишь ясно. Если чувства настоящие, сердце само тебя ведет. – Варенька потрепала ее по руке и вернулась к альбому. – Недолго мы наслаждались счастьем – Амос должен был вернуться на родину. Когда родился Леонид, мой муж был счастлив, и я растерялась: не решалась сказать, что ребенок не его. Время шло. Я писала Амосу, но писем моих он не получал, вероятно, их просто задерживали. Он нескоро узнал, что у него есть сын, а Дмитрий успел полюбить мальчика.

Она достала другой альбом, со множеством трогательных фотографий Леонида с Дмитрием. Видно было, как сильно они привязаны друг к другу. Светлое, невинное выражение лица ребенка говорило о том, что он никогда не сталкивался с жестокостью и предательством. На одном из снимков в руке мальчика было нечто похожее на медаль.

– Он получил эту награду в школе за успехи в английском – занял первое место в классе. Я поощряла его занятия, ведь ему предстояло общаться со своим родным отцом.

Тем не менее счастьем и гордостью сиял именно Дмитрий, которому еще предстояло узнать горькую правду, а Леонид преданно смотрел на человека, которого считал своим папой.

– Дмитрий был хорошим человеком, – вздохнула Варенька. – Мне не хотелось обижать его, но он узнал правду, когда Амос приехал, чтобы заявить на меня права. Так закончилась наша семейная жизнь.

– Амос приехал, чтобы… заявить права? – осторожно спросила Терри.

– Он хотел забрать меня к себе в Англию, но это было невозможно: у него жена, обязательства…

Интересно, которая из жен? Был ли он вообще женат тогда? Познакомившись с Амосом, Терри узнала, как легко, без угрызений совести он менял женщин.

– Он человек чести и долга, – продолжала Варенька. – Он поклялся в вечной любви, обещал поддерживать меня и Леонида и до сих пор держит слово. Дорогая! Какое счастье любить такого благородного человека! Мы вынуждены жить в разлуке, но нашим чувствам не страшны расстояния. Он пишет мне чудесные письма и передает через Леонида. Не могу сдержать слез, когда перечитываю их. Кажется, он рядом со мной, но я сильнее ощущаю присутствие, когда читаю прекрасные слова.

– Я рада за вас, – сказала Терри. – Удивительно, что такой влиятельный бизнесмен способен писать нежные письма.

– Ты права. Можно я покажу их тебе? Мне хочется, чтобы ты взглянула на него моими глазами и поняла, какой он замечательный.

Письма подтвердили худшие опасения Терри. Их было очень мало, ведь Амос писал только под нажимом Леонида. Сухой и невыразительный текст заканчивался словами «с любовью, Амос», как требовали правила приличия, и это было единственное упоминание о нежных чувствах.

Пробегая глазами очередное послание, Терри придумывала, что скажет Вареньке, но вдруг на листок бумаги легла тень: над ней стоял Леонид.

– Я как раз показывала милой Терри, что мне пишет твой отец, – объяснила Варенька.

– Очень трогательно, – сказала Терри и вдруг поняла, что держит в руках письмо, которое они обсуждали с Леонидом в первую встречу в Париже. Тут было все: поездка в Таганрог, дом Чайковского…

– Посмотри только, – настаивала Варенька и процитировала: – «Память о тех днях живет в сердце, потому что это было самое счастливое время моей жизни». Я рыдала от восторга, читая эти строки, и буду их помнить до того дня, когда мы снова будем вместе. – Она повернулась к сыну. – Прекрасное письмо, правда?

– Да, мама.

– Я самая счастливая женщина на свете, ведь меня любит человек, способный так распахнуть сердце.

– Конечно, ты права, – сказал Леонид. – Никто не знает, какой замечательный сюрприз готова в любой момент преподнести нам жизнь. – Он посмотрел на Терри, она на него.

Варенька наблюдала за ними с улыбкой.

– Вот что он написал о Чайковском. – Она снова взяла в руки письмо. – В тот день в Таганроге мы побывали возле исторического дома. Я должна отвести вас туда.

На следующий день все отправились в Таганрог, чтобы Терри увидела дом великого композитора. С этим городом были связаны имена других знаменитых людей – здесь бывал Чехов… По правде говоря, старинный город произвел на Терри огромное впечатление, и она охотно слушала рассказы Вареньки.

Вечером Варенька с юношеским энтузиазмом погрузилась в чтение подаренных Терри книг.

– Когда ты сама соберешься написать книгу? – спросила она.

– Можно сказать, уже сделала первый шаг, – призналась Терри и рассказала, что записывает воспоминания известной актрисы для мемуаров.

Варенька пришла в негодование:

– Ты сделаешь всю работу, а слава достанется этой Лили Фоллей. Все будут думать, что она сама написала книгу. Возмутительно!

– Зато мое самолюбие будет удовлетворено, – усмехнулась Терри. – Конечно, на обложке большими буквами будет красоваться ее имя, но это хорошо – больше народу заинтересуется.

– Но ты не можешь всю жизнь работать на других. Ты должна написать собственную книгу – не такую мудреную, а яркую, веселую, захватывающую. Она станет бестселлером, и мы с Леонидом будем гордиться знакомством с тобой.

Никто не говорил ей таких слов до Вареньки, и Терри снова восхитилась ее детской непосредственностью и душевной щедростью.

Визит подходил к концу слишком быстро. Терри поняла, о чем ее предупреждал Леонид, – пожилая женщина просто засыпала на ходу.

– Нам пора уезжать, – сказал он. – Не хочу утомлять ее слишком сильно.

Перед отъездом Варенька крепко обняла Терри:

– Обещай, что вернешься. Мы должны снова увидеться.

– Она приедет, мама, – заверил Леонид.

– Благодарю за все, – чуть не расплакалась Терри и повторила по-русски: – Спасибо.

– До встречи, дорогая доченька.

Слышал ли Леонид последнюю фразу? Прощаясь, он нежно прижимал мать к груди.

Когда самолет пошел на взлет, Терри посмотрела в окно на удалявшуюся землю:

– Хочу еще раз окинуть взглядом этот простор, чтобы сохранить в памяти.

– Мне тоже жаль уезжать. Все прошло так хорошо. Но у нас будет несколько свободных дней в Москве – только ты и я.

– Ты и я, – повторила Терри. – Прекрасно. Она прочитала понимание в его глазах: как и ей, ему не терпелось остаться наедине, а время, как назло, двигалось слишком медленно.