Две жизни для волчицы

В какой-то момент воздух обжигает кожу, и я понимаю, насколько же мне холодно, потому что тело, едва Эльхар заносит меня в дом, начинает трястись, словно через него пропускают мощный ток.

Очень холодно.

Я пытаюсь сильнее закутаться в плащ, но это очень сложно сделать, я ворочаюсь на руках у волка, сквозь шум в ушах слыша смутно знакомый мужской голос, что-то спрашивающий у моего спасителя. Этот голос уговаривает меня потерпеть, говорит, что сейчас все будет хорошо. Я киваю русоволосому мужчине с явно выраженными волчьими чертами во внешности, но попытки завернуться в предоставленные мне меха не оставляю. Голоса сливаются в какую-то кашу, я бормочу нечто похожее на "Не надо, я не хочу болеть, отменяйте болезнь скорее, оформляйте возврат", различая в ответ нервный смешок лисицы. Точно, это Лена рядом, я чувствую ее запах.

Руки ее обжигают, когда пытаются стянуть с меня мокрую одежду. Кажется, я сижу в кресле в своей комнате, но как я там оказалась — для меня огромный вопрос. В голове внезапно звучит голос мамы: "Тридцать восемь и семь, плохо". Я киваю, согласно, мол, для человека это действительно очень плохо. Какая температура считается критичной для оборотня — я в душе не чаю, но думаю, что не слишком отличаются значения.

Меня снова куда-то несут и роняют, мягко, кажется, это меховое покрывало. Только мех везде, он словно душит, я пытаюсь выбраться, но за пределами меховой тюрьмы ждет мороз, загоняющий обратно. Какой-то замкнутый круг.

Зато меня нагнало очередное воспоминание…

Дома словно бы ничего и не изменилось. Даже запах остался тем же, впрочем, за эти годы волчица могла и забыть, чем же пахло детство. А вот юность пахла снегом, деревом и тенями, крадущимися по пятам. И если раньше они пугали, то теперь лишь манили чем-то неведомым, скрытым. Отзывались, когда она безмолвно смотрела в их глубину, пытаясь истолковать увиденное во сне. Предчувствие на предчувствии — и ни одного внятного ответа. Ее сны смотрели на нее глубокими, темными глазами. Ни одной эмоции, кроме чувства странной запутанности и смутного ожидания, эти сны не вызывали.

Что-то говорили о людях с юга, начавших селиться слишком близко, о грозившей затянуться зиме, о странных шевелениях в темноте — но даже реальность застыла в неопределенности, и Леда не могла усидеть на месте. Чтобы не метаться без толку в стенах отчего дома, она уходила в лес, обращалась и уже на четырех лапах мчалась к реке, по льду которой и бежала, пока странная тоска в груди не отступала, не бледнела на фоне усталости. Ближе к весне эта тревожность, неявно охватившая уже всю стаю, сыграла с ней злую шутку.

Даже хваленой волчьей реакции не хватило, под когтями вдруг ушел вниз обманчиво крепкий лед, остывшая за зиму вода волной хлестнула по задним лапам. В холку вцепились крепкие зубы.

Уже потом, в сугробе, куда ее на трясущихся лапах оттащил Эльхар, волчицу разобрал смех, перешедший во всхлипы. Волк, успевший обернуться обратно в человека и искавший по кустам отброшенный в спешке плащ, лишь посмотрел пронзительными серо-голубыми глазами, хмыкнул, и пробормотал что-то про то, что смерть действительно была бы нелепая. На ветке над их головами недовольно каркнула ворона.

Успокоившаяся Леда уже успела встать на четвереньки, как сверху ее придавило тяжелым, пропахшим морозом мехом. Эльх старательно закутывал ее в свой плащ, не слушая возмущения, только пригрозившись понести на плече, как мешок. Вывернуться из кокона девушка не сумела даже после того, как, заливаясь смехом, парень оступился на склоне и уронил свою ношу в сугроб. Встречные волки лишь беззлобно усмехались, обнажая клыки.

В себя я пришла резко, но голова при этом была удивительно ясной, хотя подсознательно я ожидала головной боли, тумана в мозгах, да чего угодно, кроме настолько хорошего самочувствия. Рядом никого не было, по крайней мере на первый взгляд, по крайней мере, чутье мне не говорило о том, что в комнате кто-то есть. Правда, стоило мне шевельнуться, как я тут же задела кого-то рукой, запоздало осознавая, что чутье у меня все-таки отпало, надеюсь, что временно.

Влад явно долго просидел на полу у кровати, раз сам не заметил, как заснул в неудобной позе. Интересно, видит ли он во сне прошлые жизни? Потому что сейчас вид у него совершенно мрачный, губы поджаты, даже будто скалится кому-то в ответ время от времени. Тянусь погладить его по растрепанным волосам, но тело у змея срабатывает раньше разума: он одним резким движением хватает меня за запястье, заставляя вздрогнуть, и только после этого открывает глаза, вяло моргая. Видит мое застывшее лицо и тут же просыпается.

— Поля? Очнулась? — разжимает хватку.

Рука в месте касания горит, словном он резко стал теплокровным перевертышем, будто из нас двоих я — змея или ящерица, которую можно легко обжечь. Ужов вскакивает с пола, устраиваясь на краю кровати, внимательно рассматривая меня. Сейчас, вблизи, я замечаю, что у Влада темные круги под глазами, почте незаметные для обычного человека, но слишком явные для оборотня, а у нас выносливость в разы превосходит человеческую, даже если речь идет о недосыпе.

Выглядит странно, потому что за одну нервную ночь такие точно не образуются. И мне все еще не нравится такая разница температур, потому что я не чувствую озноба или еще чего-то подобного, из-за чего мое восприятие могло так поменяться. Понимаю, что змей все еще ждет от меня ответа, киваю, мол, не видно что ли, и пытаюсь сесть в кровати. Вот тут-то предательская слабость и накатывает: рука подгибается, заставляя лишь удивленно хлопать глазами после падения на подушку и смотреть в потолок.

— Осторожнее! Ты трое суток бредила, мы уже испугаться успели. Ты бы видела, в какой панике здесь Ленка бегала, когда у Эльхара обычные методы лечения оборотней не сработали. Он даже кого-то из медведей вызвал, не знаю, что они тут шаманили, но тебе хотя бы легче стало.

— Я удивительно хорошо себя чувствую, — просипела я пересохшим горлом.

Влад аккуратно приподнял мою голову, по капле вливая в рот что-то растительное, удивительно горькое, но зато даже дышать сразу стало легче. Но я не соврала, чувствовала я себя прекрасно, если не считать того, что собственное тело вообще не ощущается в процессе движения. Так что в попытке дотянуться до плеча Влада, я чуть не засветила ему по лицу. Змей только мягко улыбнулся, укладывая меня на прежнее место и заматывая в одеяло.

— Меня предупредили, что тебе может так казаться сразу после пробуждения. Поверь, сейчас лучше обойтись без подвигов. Побереги себя, пожалуйста. Эльх сказал, ты через пару часов всю прелесть своего состояния прочувствуешь.

Я попыталась было брыкаться, когда Ужов начал заматывать меня еще и в теплое покрывало поверх одеяла, но силы явно оказались неравны, так что парень с самым довольным видом спеленал меня, а сам устроился рядом. Улыбка была такая довольная — аж неожиданно для него — что захотелось его укусить. Ну, или предложить лимон. Вот только обещанное "прочувствуешь прелесть своего состояния" все-таки случилось, озноб меня догнал с небольшим опозданием, да такой, что по ощущениям у меня внутренние органы местами менялись, так меня трясло. Правда, отпустило тоже быстро, помогла странная на первый взгляд, но такая типичная студенческая мысль: а как же зачет?