Две жизни для волчицы
Шрифт:
— …голову откручу, — услышала я, уже когда стих звонок.
Я уже приготовилась спать с открытыми глазами, когда пришла радостная — а может и не очень — новость о болезни основного преподавателя и его временном заместителе. Поднимаю голову и вдруг испытываю резкое желание раствориться, смешаться пространством, сбежать максимально далеко, потому что с лица нового преподавателя на меня смотрят золотисто-желтые глаза Полоза из сна. Из оцепенения вырывает ощущение вцепившихся в ногу пальцев, Андрей сжимает так, что наверняка останутся синяки, но зато в голове наступает просветление. Медленно оглядываюсь, делая вид, что разминаю шею,
Ужов подпихивает свою бутылку с водой. Я прикладываюсь к ней, ополовинивая одним махом, и сейчас мне наплевать, даже если она отравленная. Где-то на фоне начинается перекличка, в ответ на свою фамилию могу только руку поднять, даже не глаза — почему-то кажется, что здесь лучше взглядами не сталкиваться.
Вот и сейчас, пусть и прошло уже несколько пар у Владислава Олеговича, я находится в одном помещении с новым преподавателем не могу. У меня — да и у моей внутренней волчицы — начинается тихая истерика, плавно переходящая в паническую атаку, а мне это не нравится. Я бы с огромным удовольствием не ходила бы, да вот беда — предмет профильный. Еще и курсач по нему в следующем семестре, будто вороха экзаменов нам мало. К Олеговичу я хожу исключительно с кем-то, на парах меня тоже подпирают с двух сторон. Отвратительное ощущение собственной беспомощности.
— Двадцать минут осталось, потерпи, — Ужов наклонился ближе, едва слышно выдыхая, — хочешь, в парк отвезу?
— У вас есть время на разговоры, Ужов?
— Никак нет, — буквально прошипел тот, удивляя окружающих неожиданной неприветливостью со стороны обычно милого и вежливого, по меркам обычных людей, естественно, Влада.
— Так и продолжаем конспектировать, продолжаем. Не отвлекаемся.
Мне захотелось зарычать. Олегович медленно, но верно подводил меня к точке кипения. И я не уверена в том, что смогу сдержаться. Андрей несильно пнул меня под столом, уговаривая потерпеть. Честное слово, я подкараулю его где-нибудь в безлюдном месте и загрызу.
— Отравишься, — хмыкнул Влад, пользуясь тем, что преподаватель выглянул в коридор, шугануть младшекурсников, у которых случилось окно.
— Переживу, — выходит очень раскатисто и рычаще. — В парк. Срочно в парк.
— Как скажешь, — улыбнулся он.
Со звонком я сметаю вещи в кучу, вылетая из аудитории раньше Олеговича. Кажется, от меня веет просто животной жаждой крови, потому что встреченные студенты шарахаются к стенам, даже не пытаясь возмущаться. Легче становится только на улице, когда снежинка попадает в глаз, заставляя остановиться и проморгаться.
На плечи опускается моя собственная тонкая куртка, которую Ужов забрал из гардероба. Опять номерок вытащил из кармана, пока меня трясло от злости? Влад приобнимает за плечи, увлекая за собой к машине. Мимо нас проносится Андрей с очередной пассией, эта держится уже третью неделю, практически рекорд. Надеюсь, что на этой он и успокоится. Не помню имени девчонки, где-то на физкультурном ее видела, но впечатление она производит приятное. И мой внутренний зверь тоже не ворчит на нее, что вообще редкость.
В автомобиле, пользуясь тем, что в салоне все неплохо с шумоизоляцией, наклоняюсь вперед и позволяю себе зарычать под понимающим взглядом Влада. Тот мягко гладит по спине, но успокоиться не просит. Понимает, что мне нужно выпустить пар.
— Ты сильно занят сегодня?
— Не слишком, а что?
— Я бы сейчас
лучше за город выехала. Побегать на лапах.— Вот это, боюсь, не успеем, но скоро должен быть общий сход, там у тебя будет шанс.
— Итоги года подводить будем?
— Что-то вроде этого. В парк? Кофе будешь?
— На оба вопроса — “да”.
Он улыбается в ответ и одним движением пристегивает меня. Мне со змеем удивительно легко. Возможно потому, что от него не чувствуется фальши, у него слова, мимика и реальные чувства совпадают друг с другом. Это делает жизнь немного приятнее. Возможно, решение дать себе и Владу шанс выстроить что-то хоть немного серьезное — было лучшим за последнее время. Потому что меня не покидает ощущение правильности происходящего, словно так и должно быть. Словно я очень долго к этому шла.
4.2
— Я дома! — оповещаю скорее всего еще пустую квартиру, но голоса родителей неожиданно отзываются из кухни. — О, вы уже вернулись? Я думала, вы дольше по лесам гулять будете.
Не подумайте, родителям я рада, но обычно они если уходят, то минимум на неделю, а тут вот раньше вернулись. Скидываю куртку, недовольно морщась от капающего с него расстаявшего снега, и вхожу в теплую кухню. Мама пододвигает чашку с еще почти горячим чаем и мягко улыбается. Вот только по глазам вижу, что какую-то хитрость задумала.
— И как его зовут?
Выдыхаю чай через нос, радуясь, что это не кипяток, иначе ехать бы мне сейчас в больницу. Медленно, тщательно устраняю последствия своего “чаепития”, наливаю новый, оттягивая время, делая вид, что не слышу, как отец давит смешок. Но дальше уже некуда.
— Вы о ком?
— Ну как же, я же видела, как тебя на машине подвозили. Кто он?
— А ты не допускаешь, что у меня кто-то из подруг нашел папика? — пытаюсь отшутиться.
— Полина, не лохмать мать против шерсти, я разгребала вещи в стирку, от твоей кофты мужским одеколоном пахло. И не вали на Андрея, этот твой дружок совсем дикий, не удивлюсь, если он бреется ножом.
— Ну, на спор может…
— Не соскальзывай с вопроса, рыбка моя.
— Поля, мне есть смысл переживать? Наводить справки?
— Нет, па, нет. Влад. Однокурсник мой. Ну, вы, наверное, устали, посуду оставьте, я помою. Только переоденусь…
— Присядь. Нам надо кое-что тебе рассказать. Игорь, начни ты, я не знаю, как подступиться…
Отец кивнул, вытаскивая что-то из лежащей на соседнем стуле сумки. Рисунок я узнала практически сразу, видела такой когда-то во сне. Вот только ключа от небольшого сундучка у нас не было, а ломать такую старую вещь… Кощунство. Значит они все-таки знали, кто мы по происхождению.
Поднимаю на них взгляд. Тут и говорить ничего не надо. Провожу пальцами по дереву, удивительно теплому, даже странно. И снова пахнет лесом, но каким-то не таким, не привычным мне. Вот только определить, что изменилось, у меня не получается.
— И давно вы поняли, что я…
— Когда шерсти на вещах стало слишком много. Не хотели давить, ждали, пока сама расскажешь. А тут приехали в дом, а там будто стая порезвилась. Только твой чердак и не тронули. И чешуя повсюду.
Чешуя… Невольно вспомнился Влад. Интересно, насколько он типичный змей по характеру. Хотя… Не показатель, явно не показатель. Да и в ярости я его не видела. Родители пока протянули мне папку с рисунками, оставшимися в деревне. Сверху — портрет Полоза, один из многих.