Две жизни в одной. Книга 1
Шрифт:
Путь людей по партийным ступенькам был определен с детского сада. Сначала все становились октябрятами, затем пионерами, а после пятнадцати лет — комсомольцами. А вот быть членом партии (КПСС) — дело личное. Часть общества состояла в членстве, часть оставалась беспартийной. Если делать карьеру, занимать приличный пост, тут без партийного билета не обойтись. Зато партийная система была крепка, дисциплинированна и монархоподобна в лице генерального секретаря партии. Беспарламентская система издавна соответствовала сложившимся традициям нашего народа, идущим из глубины веков. Был нужен царь, монарх. Многим
Я тоже сначала была октябренком, потом пионеркой, потом комсомолкой, и этими званиями гордилась. Закончив школу, оказавшись на ступеньках высшего образования, вошла в состав бюро, возглавив учебный сектор комсомольской организации Калининского педагогического института.
Но став комсомольским лидером, меня как честного человека смущало то, что, поступая в институт, в автобиографической анкете не указала причину, почему в 1938 году оказалась в Калинине, ясно понимая: иначе не быть мне студенткой. А потом, как говорится, ушла в «подполье», «опустила забрало».
После войны репрессированными не интересовались, словно о них забыли. Но мама хотела узнать, что с отцом, где он? В Москве на Лубянке ей предложили поговорить с Надеждой Константиновной Крупской, но только по телефону. Разговор был коротким, обтекаемым, без всякой информации. Когда мама покидала учреждение, шла по коридору, ее догнал молодой офицер. Оглянувшись и убедившись, что они в коридоре одни, спросил: «У вас есть дети?» На что мама ответила: «Да. Сын в армии, дочь — студентка пединститута». «Советую больше к нам не приходить!»
Приписка...
Как известно, Н.К. Крупская умерла в 1939 году, но мама уверяла, что ей предложили поговорить именно с Надеждой Константиновной.
В память врезалось одно из комсомольских собраний. Я в президиуме рядом с деканом геофака М.М. Бочаровым. Доклады, выступления, вопросы из зала. Вдруг поднимается студент и наводит критику по какому-то вопросу. Его прерывает декан, критика явно не нравится. Да кому критика вообще нравится? А еще если затрагивает чьи-то интересы? Декан, стоя на сцене актового зала, громогласно произносит:
— Что мы его слушаем? Он — сын врага народа. Таких, как он, надо отчислять из института!
И парня вскоре отчислили. А я? Я — ведущая собрание? Я — входящая в комсомольское руководство? Я же тоже дочь врага народа?
Институт окончен с отличием. Диплом в кармане. Меня оставляют в аспирантуре, которой руководит Леонид Невский, как мы его называли, старший. Его сын, Невский-младший, учился на нашем биофаке двумя курсами выше. К этому времени мое забрало жгло меня. На вопрос Невского-старшего и секретаря партийной организации института, почему я оказалась в 1938 году в Калинине, я ответила:
— Да потому, что репрессирована из Ленинграда вместе с мамой и братом как дочь врага народа.
Конечно, ни о какой аспирантуре не могло быть речи. Я получила направление в далекую глубинку, за что благодарю себя и институтских преподавателей. Вспоминаю книгу «Вечный зов», в которой писатель А. Иванов показал, как на местах, сами не зная для чего, служители сталинского культа продолжали издеваться над людьми. В этом вопросе я была, как видно, не одинока.
Я долго не вступала в ряды КПСС. Предлагали, но я воздерживалась. Причин для отказа было много, но основная скрывалась под этим виртуальным «забралом». Освободившись от него, была свободна. Могла высказываться, иметь свое мнение, не оглядываясь по сторонам, в то время как члену партии могли «прищемить язык», исключить из рядов и даже лишить работы с различными формулировками. А что имели руководители
от своей партийности? Авторитетную работу, приличное жилье да пыжиковые шапки с пайками. Ни выпить толком, ни погулять — донесут, уволят в лучшем случае. Мой же карьерный рост шел своим чередом: как была, так и оставалась учителем, давала открытые уроки для директоров школ и преподавателей химии, но не становилась ни «отличником образования», ни «заслуженным учителем». Не умела пресмыкаться. Перед тем как уйти на выслугу лет, в 1983 году, на свой последний открытый урок в ШРМ №11 пригласила многих коллег. При обсуждении качества моего преподавания за чашкой чая кто-то из педагогов вдруг сказал:— А ведь Гайда от нас уходит на «белом коне».
Действительно, на моей чаше весов находилась учительская и литературная работа. Я продолжала писать стихи, печататься, в 1980 году стала членом СП СССР. Стрелка склонилась в сторону писательского творчества. В 1983 году перенесла сложную операцию, через два года по праву стала считаться пенсионеркой, но звание ветерана педагогического труда я получила только в 1986 году.
В писательской организации в союзе с областным отделением общества книголюбов начинаю усиленно работать по пропаганде книг и книгочтения. Но что мне мешает? Я редко попадаю на писательские собрания по той причине, что они чаще являются «закрытыми» для беспартийных, ибо там обсуждают то письма, то постановления ЦК КПСС.
Назревает необходимость стать членом партии, чтобы попадать на собрания и быть равноправной во всем. Все удивлены: зачем ей это? Одним партийность была необходима для продвижения по карьерной лестнице, другим, говоря о писателях, бывать на съездах, на авторитетных заседаниях. Ей этого не надо. Она — член Союза писателей СССР, много печатается в Москве, на пенсию собирается. Для чего ей нужна партийность?
Чтобы стать членом КПСС, нужны три рекомендации. А вместо одного интеллигента можно принять в партию троих рабочих. Но мне не отказали. Написала патриотическое заявление, попросили переписать, так как не по форме. Прием шел в Заволжском райкоме партии, что находился на улице Мусоргского; теперь здесь музыкальная школа.
В райкоме я впервые познакомилась с Ларисой Алексеевной Бабенко, впоследствии ставшей директором средней школы №46.
Сказано по случаю...
Партийная закваска очень помогает Ларисе Алексеевне в работе. Где образованием руководят бывший партийные работники, всегда порядок, дисциплина, ответственность за выполняемую работу, только иногда чувствуется жестковатость по отношению к учителям.
Из директоров я знала лишь одного — Екатерину Александровну Новикову, которая, придя к руководству школой №18 г. Твери после роли заместителя главного партийного руководителя Центрального райкома партии в лице В. Брагина, сумела эстетически укрепить коллектив даже своим участием как в творчестве учащихся, так и в творчестве педагогов.
После процедуры приема я первый год ходила в звании кандидата в члены КПСС. Но как только кончился испытательный срок, тут же была избрана партийным секретарем писательской организации.
«Вот зачем ей нужна партийность! Ей нужна власть!» — подумали некоторые. Но мне быть этой властью совсем не хотелось, как и руководить взрослыми писателями. Неинтересно и скучно. Училась писать протоколы, составлять отчеты о каких-то пустых собраниях, изучать постановления. В заместителях ходил заведующий Тверским отделением издательства «Московский рабочий» Александр Сергеевич Душенков, ныне священнослужитель в соборе Вознесения, что возвышается на перекрестке Советской улицы и Тверского проспекта. Раньше в этом здании располагались выставочные залы промышленных достижений Калининской области. А на углу был большой овощной магазин. Этого здания сейчас нет. Его снесли, когда расширяли Тверской проспект. Как все меняется!