Две жизни. Том II. Части III-IV

Мои поручители подняли меня с коленей. Теперь я чувствовал себя сильным, обновлённым, точно сразу выросшим – как будто все мои сухожилия вытянулись, все нервы и связки освободились от какой-то тяжести. Мои ощущения были исключительно необычными. Мне казалось, будто до этого момента я жил, весь покрытый какими-то узлами и корками, а сейчас всё очистилось, открылись все поры и я дышу, ощущая, как атмосфера комнаты сливается с каждой клеткой моего тела. Я взглянул на Иллофиллиона и увидел, что булава в его руках погасла, а все три огненных языка теперь горят на его темени среди венка из оранжевых цветов.

Огненные нити, которые соединяли меня с Флорентийцем, Али и Иллофиллионом и были вначале тоненькими, дрожащими, теперь стали плотными огненными струями. Я чётко ощущал, как они проникают в моё тело, освежая, облегчая мою новую жизнь, устанавливая во мне гармонию. Иллофиллион обнял меня, подвёл вплотную к жертвеннику, взял мои руки в свои и сказал:

– Храни чистоту этих рук, им дана сила радости передавать слово огня рядом идущим.

Он положил свои руки на мои глаза и снова сказал:

– Храни чистоту глаз своих. Живи легко, понимая скорбь земли как неизбежный этап освобождения. Ни одна слеза печали да не прольётся из глаз твоих, ибо каждая слеза – упадок духа, эгоистический порыв, хотя бы человеку казалось, что он не о себе плачет, но сострадает другому. Сострадая до конца, человек излучает мужество из своего сердца, и только такое сострадание помогает восстановиться шаткой гармонии встречного.

Очам духа твоего дано видеть внутреннее, духовное царство человека. Храни в чистоте очи телесные, чтобы покровы условной любви не затемняли зрения твоих духовных очей. Иди в чистоте духовной связи с теми самоотверженными тружениками светлого человечества, которые сейчас приносят тебе свою помощь, защиту и любовь перед огнём Вечного. Носи искры их огня в своём духе и сердце. И не в высоких словах, но в простом труде обычного дня передавай встречным и трудящимся рядом с тобой доброту, мир и радость.

У тебя уже нет возможности воспринимать дела и людей личностно. Каждая встреча – всё путь Отцов твоих, взявших тебя сейчас в духовное сыновство, – к Единому во встречных твоих. Для тебя нет иного пути по земле, кроме как вводить других через мост бесстрашия и мужества в то кольцо огня, в каком ты стоишь сейчас.

Голос Иллофиллиона умолк. Я опустил глаза и увидел, что вокруг всех нас на полу горело кольцо трёхцветных огней, охватывая все наши фигуры и жертвенник как бы высоким забором.

Иллофиллион взял мои руки и погрузил их в огонь на жертвеннике. Я снова на миг вздрогнул, но тотчас же блаженное состояние тишины, счастья и высочайшей любви охватило меня. Иллофиллион трижды наклонил мою голову, точно купая её в огне, – и я ещё больше содрогался телом и успокаивался – точно рос и поднимался духом.

Иллофиллион обнял меня, прижал к себе – и я взлетел вместе с ним в какие-то высоты, где я не различал более, что было я и что было не я, и слов для передачи моего ощущения блаженства и счастья найти невозможно.

Когда я очнулся, у меня было такое чувство, точно я снова влез в футляр человеческого тела. Моё состояние за миг до этого было до того лёгким, радостным и блаженным, что теперь я опять почувствовал себя весомым и тяжёлым.

Оглядевшись, я увидел, что жертвенник был закрыт мраморной крышкой, в комнате находились только Иллофиллион и мои дорогие поручители, Никито и Зейхед. Я нигде больше не видел моих высоких покровителей и друзей – Флорентийца и Али. Почему-то я вспомнил, как видел Флорентийца в бурю на корабле таким же светящимся белым облаком, каким я видел его здесь несколько минут назад.

– В эту минуту, Лёвушка, ты осознал, как стираются границы между землёй и небом. Для тебя открылась Единая, всеобъемлющая жизнь. Ты понял, что нет условных границ, обозначаемых столь же условными терминами: «смерть», «рождение», «жизнь», принятыми в земном бытии в качестве понятий, обозначающих отдельные этапы жизни, связанные с разлукой и её горем или со счастьем и его заманчивыми иллюзиями. Твой опыт сегодня вынес тебя за все условные грани, и ты постиг величайшее счастье: знание вечной жизни. Тебе стало понятно, что жизнь данного твоего воплощения – это то «сейчас», в котором тебе надо пройти часть вечного пути раскрепощения от страстей.

А сейчас пойдём со мной, тебе предстоит найти среди многочисленных, лежащих на столах книг свою, единственную, неповторимую для других Книгу жизни. Каждый ищет и находит её в этой комнате только сам.

Я оказался среди множества высоких столиков оранжевого мрамора, похожих на церковные аналои. Сначала я видел на них только книги всех оттенков оранжевого цвета. Все они были одинаковы, и ни от одной из них не шёл ко мне ни единый признак жизни.

Тишина комнаты и молчание Мудрости в лежавших передо мною книгах наполнили моё сознание величием спокойной святости, точно я ходил среди трепещущих сердец, закрытых в этих больших, тяжёлых на вид книгах. Но все они оставались для меня рядом чудесных тайн, где моему сердцу не было места.

Я шёл всё дальше. Иллофиллион и мои поручители следовали за мною на некотором отдалении. Теперь я стал различать книги разного цвета: красного, синего, фиолетового.

Вдруг мой взгляд упал на большую зелёную книгу, закованную в нефритовый переплёт, чудесно отделанный малахитом. Точно теплом повеяло на меня от этой книги. Я буквально бросился к ней, наклонился над переплётом и увидел на нём прелестно сложенного белого павлина из мелких-мелких белых и зелёных камней. Глаза павлина были красные, а хвост – из самых разнообразных камней жёлтого цвета: от светло-жёлтых бриллиантов до самых тёмных топазов. Рисунок напоминал записную книжку моего брата, которую я нашёл с Флорентийцем в комнате Николая в К. и которую я свято хранил в саквояже Флорентийца до сих пор.

Тепло, шедшее ко мне от книги, которое я почувствовал ещё издали, теперь окутывало меня всего. Я положил обе руки на зелёный переплёт, прильнул лбом к белой птице, изображённой на нём, и мне казалось, что в этот момент сердце Флорентийца излучает на меня свою любовь.

Я был счастлив. Счастлив в полном смысле этого слова. Я ощущал себя совершенно свободным от всех условных скреп личного, так сильно державших меня в своём кольце до сих пор.

– Раскрой книгу, друг, и прочти, какие обязательства ты уже брал на себя в веках до этих пор. Те, которые ты выполнил, уже сошли со страниц твоей Книги жизни, оставив листы чистыми. Те же, что ты когда-то взял и не выполнил, горят на страницах, как огненное письмо. Те обязательства, которые ты давал в этом воплощении, ждут сейчас подтверждения твоею любовью и верностью. И если ты их подтвердишь, они тоже загорятся огненным светом, хотя в эту минуту их еле можно прочесть, вроде следов старинных чернил. В этот важнейший момент твоей жизни ты можешь просить за своих друзей и врагов. Ты можешь вписать сюда сейчас те обязательства, которые диктует тебе Любовь, бурно живущая в этот миг в твоём сердце.

Иллофиллион умолк. Я раскрыл книгу и заметил, что много чистых листов её переворачивались вместе, будучи как бы склеенными. Я понял, что это были следы моих вековых трудов и карм, давно законченных в прошлых моих жизнях. Ещё несколько листов перевернулось так же, и наконец я увидел отпавший лист, на котором среди чистого белого поля горела фраза: «Я найду полное самообладание, чтобы служить Учителю моему долго, долго, долго».

– О, Иллофиллион, как же я виноват перед Флорентийцем и перед вами! Я даже забыл, что давал уже это обещание, и остаюсь всё тем же невыдержанным человеком! Я трижды подтверждаю сейчас мою верность этому обещанию – проходить мой жизненный путь в любви и такте.