Двенадцать поэтов 1812 года
Шрифт:
Вскоре Батюшков собрался с духом и все-таки попросился к Оленину. Алексей Николаевич зачислил его в депо манускриптов помощником библиотекаря.
Глава третья
В буре бедствий светильник философии гораздо менее успокаивает, чем маленькая лампада перед образом Святой Девы.
Солдат Троянской войны. — Происшествие на мосту через Днепр. — Случай в лавре. — Проводы братьев Олениных. — Письмо Алексея Николаевича сыновьям. — Эвакуация библиотеки. — Приключения «книжного» брига. — Оружие «Илиады»
Оленин устроил все для того, чтобы работа Гнедича над переводом «Илиады» протекала в самых благоприятных условиях. Кроме жалованья, которое составляло тысячу рублей, Николаю Ивановичу полагалась служебная квартира прямо в здании библиотеки, что в условиях промозглого Петербурга сберегало не только время, но и здоровье. Все необходимые
Варвара Оленина, старшая дочь Алексея Николаевича, вспоминала: «Крылов и Гнедич, искреннейшие мои друзья и благодетели, занимались премного мною; были замечательны своею дурнотою; оба высокие: первый толстый, обрюзглый, второй сухой, бледный, кривой, с исшитым от воспы лицом; но зато души и умы были превосходные. Гнедича батюшка прозвал ходячая душа…»
В 1812 году Гнедичу исполнилось 28 лет. Потомок казацких сотников, он бы непременно отправился на войну, если бы позволяло здоровье. Но еще в 1809 году хвори Николая внушали медикам опасения, а несчастный случай, происшедший в 1810 году по пути из Петербурга в родное село, чуть не лишил его жизни. На мосту через Днепр кони понесли, Гнедича выбросило из коляски, и он попал под колесо того экипажа, что ехал за ним.
С тех пор болезни не оставляли Гнедича, и во время Отечественной войны он уже не мог встать в строй. Но — «сила Божия в немощи совершается», и, при всей своей физической слабости, Гнедич проявил немалую силу духа, помогая словом и делом всем тем своим друзьям и знакомым, кто был так или иначе задет войной. Наверняка он помогал и малознакомым, а то и вовсе не знакомым людям. Несколько таких историй открылось после его смерти, но еще больше их, очевидно, так и осталось в забвении.
Одна из известных историй относится уже к послевоенному времени. Однажды Гнедич приехал к ректору Духовной академии в Александро-Невскую лавру и, проходя мимо некрополя, заметил плачущего молодого человека. Николай Иванович подошел к нему и стал расспрашивать. Выяснилось, что молодой человек хорошо учится в академии, но ничем не может помочь своей матери, которую оставил в крайней бедности. Гнедич по-отечески утешил студента, а сам отправился к своему доброму знакомому адмиралу Николаю Семеновичу Мордвинову, занимавшему в ту пору пост председателя Департамента гражданских и духовных дел Государственного совета. Мордвинов сразу отозвался на просьбу Гнедича помочь юноше: его матери был назначен пансион, а когда молодой человек через несколько дней пришел ее навестить, то обнаружил, что она живет в новой чистой квартире.
Но вернемся в Петербург 1812 года. С зимы столица жила в предчувствии грозных событий. Одна за другой уходили к западной границе гвардейские части.
9 марта Николай Гнедич участвовал в проводах от Московской заставы Семеновского полка, в котором служили сыновья Алексея Николаевича Оленина — восемнадцатилетний Николай и семнадцатилетний Петр. В армейские списки их по традиции внесли как Оленина 1-го и Оленина 2-го.
Гнедич знал юношей еще детьми и смотрел на них как на своих младших братьев (так же Батюшков относился к Никите и Александру Муравьевым). Супругу Алексея Николаевича, Елизавету Марковну, Гнедич почитал как мать. В 1820 году он посвятил ей элегию «Приютино», полную нежной благодарности:
Еще я прихожу под кров твой безмятежный, Гостеприимная, Приютинская сень! Я, твой старинный гость, бездомный странник прежний, Не раз главу свою в твою склонявший тень…В усадьбе Приютино у Николая Ивановича была своя комната (такая привилегия была еще только у И. А. Крылова). «Гостить у Олениных, — вспоминал один из друзей Олениных, — было очень привольно: для каждого отводилась особая комната, давалось все необходимое, и затем объявляли: в 9 часов утра пьют чай, в 12 — завтрак, в 4 часа обед, в 6 часов полдничают, а в 9 — вечерний чай; для этого гости сзывались ударом в колокол; в остальное время дня и ночи каждый мог заниматься чем угодно: гулять, ездить верхом, стрелять в лесу из ружей, пистолетов и из лука, причем Алексей Николаевич показывал, как нужно натягивать тетиву» [123] .
123
Федор Григорьевич Солнцев (1801–1892) — художник-археолог, академик исторической и портретной живописи.
Младшая дочь Олениных, Анна (в 1812 году ей было четыре года), любимица всей семьи, она была и любимицей Гнедича. С самых детских ее лет Николай Иванович приветствовал Анну возгласом: «Здравствуй, умная, веселая Анета!»
…Очевидцы вспоминают, что день 9 марта 1812 года выдался пасмурным, шел мокрый снег. Настроение у провожающих было тревожное. Мало кто сомневался, что полк уходит не просто в поход, а навстречу войне.
Действительный тайный советник Алексей Николаевич Оленин — человек, которого Александр I называл Тысячеискусником (Tausendk"unstler. — нем.),
был не только выдающимся художником, эстетом и интеллектуалом. Он хорошо знал военное дело, участвовал в суворовских походах в составе Псковского драгунского полка. Воевал и в Шведскую кампанию. Оленин еще за несколько лет до войны предсказывал новое столкновение с Наполеоном. Иллюзий у него не было.Благословляя сыновей в путь, Алексей Николаевич дал им в дорогу свое письмо. Этот удивительный документ нельзя не привести полностью.
«Любезные дети Николай и Петр! Мы расстаемся с вами в первый раз и расстаемся, может быть, на долгое время! В первый раз вы будете управлять собою без всякого со стороны нашей влияния. Итак, родительским долгом почитаем мы, т. е. я и родшая вас, письменным вас снабдить наставлением, которое… будет сколько можно коротко, ибо на правду мало слов нужно… Если ваши деяния честны, человеколюбивы и не зазорны, то хотя бы и временное вас несчастье постигло, но рано или поздно святая и непоколебимая справедливость Божья победит коварство и ухищрение. Одно спокойствие совести можно уже почитать совершенною себе наградою. Будьте набожны без ханжества, добры без лишней нежности, тверды без упрямства; помогайте ближнему всеми силами вашими, не предаваясь эгоизму, который только заглушает совесть, а не успокаивает ее. Будьте храбры, а не наянливы, никуда не напрашивайтесь, но никогда не отказывайтесь, если вас куда посылать будут, хотя бы вы видели перед собою неизбежную смерть, ибо, как говорят простолюдины, „двух смертей не бывает, а одной не миновать“. Я и сам так служил и служить еще буду, если нужда того востребует. Будьте учтивы, но отнюдь не подлы, удаляйтесь от обществ, могущих вас завлечь в игру, в пьянство и другие скаредные распутства, неприличныя рассудительному и благовоспитанному человеку. Возлюбите ученье ради самих себя и в утешение наше. Оно нас отвлекает от всех злых пороков, которые порождаются от лени и возрастают в тунеядстве. Будьте бережливы, но не скаредны, и в чужой земле берегите, как говорят, деньгу на черный день. В заключенье всего заклинаем вас быть всегда с нами искренними, даже и в сокровеннейших погрешностях ваших. Отец и любящая своих чад мать, как мы вас любим, единственные могут быть нелицемерными путеводителями детям своим. Если же они и слишком иногда строги, тому причина непомерное их желание видеть чад своих на высшей степени славы и благополучия. Затем да будет благословение наше на вас по конец дней ваших и в будущей жизни. Аминь.
P. S. Если вы будете к нам писать по возможности, то ни о каких политических делах не уведомляйте, нам только нужно знать о здоровье вашем, о выборе знакомства, о прилежании вашем к ученью, т. е. к наукам и художествам, буде вы на то можете употребить время от службы остающееся» [124] .
124
Тимофеев Л. В. В кругу друзей и муз. Дом А. Н. Оленина. Л., 1983. С. 80–81.
Через сорок два года отставной генерал-майор Петр Алексеевич Оленин передал это письмо своему сыну Алексею. «Вот копия письма твоего деда Алексея Николаевича, — писал бывший прапорщик Оленин 2-й. — Посылаю тебе ее, потому что лучше нам ничего не придумать. Он писал это письмо в тех же обстоятельствах, отправляя сыновей на войну. Прибереги ты его в случай, что у тебя самого будут дети. Эти правила и чувства должны оставаться неизменными, и может быть, тебе пригодится письмо, как и нам пригодилось для вас» [125] .
125
Там же. С. 91.
Петр Оленин одно время приятельствовал с Пушкиным и, возможно, показывал ему свою реликвию — батюшкино письмо. И тогда можно предположить, что это письмо и воспоминания Петра отозвались в «Капитанской дочке». Вспомним, что наказывал отец Петруше Гринёву: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду…»
Через полтора месяца после вторжения Наполеона Оленин получил от правительства распоряжение подготовить к эвакуации наиболее ценную часть собрания Императорской публичной библиотеки. Для переправки книг в безопасное место (предполагалось, что это будет Петрозаводск) Алексей Николаевич нанял бриг.
Гнедич занялся отбором самых ценных книг греческого собрания. На поверку оказывалось, что все они ценные и ни одной нельзя было пожертвовать. В кратчайший срок — с конца августа по середину сентября — 150 тысяч томов книг и все рукописи были уложены в огромные ящики.
Из-за непогоды путь «библиотечного» брига до Ладожского озера занял почти две недели. Морозы застали бриг у деревни Устланки, в 30 верстах выше Лодейного Поля. Там и пришлось бросить якорь и остаться на зимовку. Состояние книжных сокровищ очень беспокоило Оленина, и он добился их возвращения по зимнику, санным путем. 19 декабря 1812 года книги благополучно вернулись в Петербург.