Двенадцать шагов фанданго

— Вы правы, — согласился я, — но вы читаете проповедь не по адресу, я ненавижу французов.

Единственным препятствием был Альберто. Если бы я позвал на помощь, никто бы не уберегся. Гвардейцы вызвали бы подмогу, бар наводнили бы полицейские, если бы они обыскали фургоны, машину Альберто, видимо, тоже не обошли бы своим вниманием. Нашли бы контрабанду, и он разделил бы судьбу французов.

— Думаю, русские хуже, — сказал Моралес. — У нас здесь с ними много хлопот.

Не исключено, что они позволили бы Альберто уйти, но это было маловероятно, а если бы они его схватили с поличным, его машина перешла бы в собственность государства. Возможно, они завладели его домом и на меня легла бы ответственность за банкротство этого доброго и восторженного человека.

— О нет, — возразил я, покачав головой и бросив ответный взгляд на Жан-Марка. — Французы гораздо, гораздо хуже, чем русские.

Под прикрытием этого праздного разговора следовало принять решение. И я его принял: благосостояние Альберто меня не касалось. Меня касалось лишь собственное благосостояние. Закон все решит по справедливости. Я сделал глубокий вдох и повернулся к Моралесу:

— Послушайте. Те трое парней, которые только что вошли…

Моралес повернулся и посмотрел на столик французов. Жан-Марк опустил руки и дружелюбно кивнул. Меня вдруг обеспокоила мысль, что в баре могла возникнуть перестрелка, но я верил в способность двух хорошо обученных полицейских либо разоружить, либо перестрелять трех неопытных разбойников.

Моралес взглянул на меня:

— Французы? Что вы хотели сказать о них?

Зашелестела занавеска в задней части бара, вошел Альберто, отгоняя муху.

— Следует делать то, что нужно делать, — произнес он с улыбкой, хлопая рукой по моей влажной ладони. — Приятель, нам нужно ехать!

— Рад был встретиться с вами обоими, — улыбнулся я копам.

Альберто исчез за занавеской, и я собрался последовать за ним.

Моралес меня задержал:

— Так что же все-таки с этими французами?

Моя пауза была короче того мига, за который меня мог настичь удар Жан-Марка.

— Ах да, — улыбнулся я. — Эти французы говорили, что им нечего бояться пары местных копов, то есть вас двоих. Понимаете, что я хотел сказать?

Моралес перестал улыбаться, а его напарник повернулся, чтобы взглянуть, кто это там придерживается слишком высокого мнения о себе.

— Пока, — помахал я рукой и вышел на солнечный свет.

— Опасность была так близка, — пробормотал я, когда мы помчались в сторону лесной долины. — Посмотри на мои руки.

Альберто улыбнулся.

— Что ты думаешь об этом копе?

— О Моралесе?

Альберто кивнул:

— Да, о Маттео Моралесе Сильвестре. Он из Арагона. Новичок. Раньше я с ним не встречался. Ну, и каково твое мнение?

— Он полагает, что умен, — начал было я, но мои слова перебила догадка. — Ты имеешь в виду, что знаешь другого копа?

— Конечно, — подтвердил он. — Восемьсот пачек сигарет «Винстон» в месяц и добавочный ящик кубинских сигар. Беда в том, что он пока не уверен в своем новом партнере. Вот почему мы…

Я перестал его слушать и стал разглядывать обрезанные пробковые дубы и груды пыльных веток, сложенные в тени на обочине дороги. Альберто повел «дацун» по горбатому мосту и полотну дороги, выложенному сухой галькой. Перед следующим мостом он увеличил скорость. Что-то в его вождении машины заставляло меня неважно себя чувствовать. Я опустил стекло дверцы, чтобы подставить лицо потоку воздуха.

Мы выехали из тени лесной долины на скалистый склон хребта. Казалось, кто-то открыл затворку плавильной печи. Я поднял стекло дверцы, закрыл глаза и передал себя во власть кондиционера. Подумалось, может быть, Мачадо был прав, ведь воспоминания о Луизе затемняли мое сознание. Ее лицо уже теряло ясные черты. Интересно, сколько пройдет времени до того, как она совсем забудется?

— Кто, — спросил Альберто, — забудется?

Я посмотрел на него так, словно уверовал в его способность читать мои мысли.

— Ты только что сказал, — объяснил он, — «она совсем забудется».

Я мысленно отметил необходимость в будущем следить в первую очередь за состоянием своей психики.

— Луиза, — промямлил затем. — Она ушла.

Альберто смотрел прямо перед собой.

— Ну, это твоя забота, дружище. Не моя.

Альберто имело смысл довериться. При всей своей странности он был осторожен, умен, не болтлив. То, что он считал меня другом, свидетельствовало об изъянах в его здравом смысле, но, в конце концов, кому-кому, только не мне критиковать его способность оценивать людей. В делах, где не замешаны наркотики, Альберто делал все возможное, чтобы помочь мне, а я мгновенно предал бы его, если бы предательство хотя бы на шаг способствовало моему спасению.

Дорога стала зигзагообразно подниматься в горы. Короткие прямые участки между высохшими до предела полями сменялись крутыми поворотами. Долина осталась далеко внизу. Прохладную тень пробковых дубов скрывала мерцающая дымка, в сиянии утреннего солнца отчетливо виднелась петляющая от бара полоска дороги. Альберто остановил «дацун» на широком повороте, покрытом гравием, выпрыгнул из машины.

— Прекрасная вода, — пояснил он, забирая с заднего сиденья пятилитровые контейнеры из-под минеральной воды. — Чистая, как горный источник.

Он перепрыгнул через обочину и скрылся, следуя по хорошо протоптанной тропинке через кусты к отдаленному источнику, прославившемуся, здесь не могло быть сомнений, своей целительной силой, сверхъестественными свойствами и вкусом. Я слышал о тайном источнике близ Олверы, который возвращал бесплодным женщинам способность рожать, а также о другом источнике близ Убрике, который выводил у лошадей глисты.

Выбравшись из машины и остановившись на краю пустынной дороги, я спустил джинсы, чтобы осмотреть свои раны. От талии до конечностей вид был крайне непривлекательный. На моих голенях безобразные оранжевые ссадины перемежались с желтыми ушибами, на бедрах отпечатались почерневшие синяки. Тенниска скрывала распухшую верхнюю часть тела. Когда я поднял ее, чтобы оценить ущерб, громкое перешептывание заставило меня взглянуть вверх. Мои глаза увидели испуганные лица ехавших в кузове грузовика крестьян, наблюдавших самое отвратительное в своей жизни зрелище. Когда грузовик с ними проезжал мимо на нейтральной скорости для экономии горючего, мне удалось опустить тенниску, но я понял, что не мог избежать позора, когда стоял на краю дороги с джинсами у лодыжек, в истоптанных ковбойских ботинках и с усталой улыбкой.

Я закончил осмотр своего тела и закурил сигарету. Дым вился кольцами вокруг лица, как ядовитый газ, и я почувствовал, как никотин входит в мой усталый организм со всеми соблазнительными признаками смертельной инъекции. Сделал еще одну затяжку, задержал дым в легких, затем выпустил его с кашлем после того, как холодный пот прошиб мою изогнутую спину. Выбросил окурок, раздавил его о пыльную поверхность дороги. Удовлетворения не было. Хотелось закрутки с марихуаной или дорожки кокаина. Я осматривал долину, следуя взглядом по дороге, вьющейся через горный склон, и прикидывал, сколько всего этого потребуется, чтобы погрузить меня в бесконечно приятную дремоту, свободную от тревоги, боли и сознания вины. Противостоящий хребет пересекла машина и начала спуск с него, от ее лобового стекла отражался солнечный свет, а позади вился слабый шлейф пыли. Я все еще жалел себя, когда напротив показалась другая машина, она осветила своим лобовым стеклом первую. Я наблюдал, как обе машины спускались в направлении убежища из пробковых дубов глубоко в долине, где могли бы укрыться от палящего солнца, и под сенью…

Это были не легковые автомобили. Это были фургоны. Я заковылял вокруг «дацуна», не обращая внимания на боль в бедрах.

— Альберто! — крикнул в кусты. — Оставь эту чертову воду и скорей возвращайся!

Никто не отвечал. Я снова оглядел долину. Белый «мерседес» ехал впереди, в трех поворотах над пробковыми дубами и, возможно, в пяти минутах от меня.

— Альберто! — закричал я. — Быстрей!

Я пролез в окошко дверцы машины со стороны пассажира и вытащил из пачки на сиденье сигарету. На этот раз она показалась вполне сносной.