Двенадцать стульев

У розового домика прогуливался Коля. Увидев Остапа, шедшего впереди, он вежливо с ним раскланялся и подошел к Воробьянинову. Ипполит Матвеевич сердечно его приветствовал. Коля, однако, не стал терять времени.

– Добрый вечер, – решительно сказал он и, не в силах сдержаться, ударил Ипполита Матвеевича в ухо.

Одновременно с этим Коля произнес довольно пошлую, по мнению наблюдавшего за этой сценой Остапа, фразу:

– Так будет со всеми, – сказал Коля детским голоском, – кто покусится…

На что именно покусится, Коля не договорил. Он поднялся на носках и, закрыв глаза, хлопнул Воробьянинова по щеке.

Ипполит Матвеевич приподнял локоть, но не посмел даже пикнуть.

– Правильно, – приговаривал Остап, – а теперь по шее и два раза. Так. Ничего не поделаешь. Иногда яйцам приходится учить зарвавшуюся курицу… Еще разок… Так. Не стесняйтесь. По голове больше не бейте. Это его самое слабое место.

Если бы старгородские заговорщики видели гиганта мысли и отца русской демократии в эту критическую для него минуту, то, надо думать, тайный союз «Меча и орала» прекратил бы свое существование.

– Ну, кажется, хватит, – сказал Коля, пряча руку в карман.

– Еще один разик, – умолял Остап.

– Ну его к черту. Будет знать другой раз!

Коля ушел. Остап поднялся к Иванопуло и посмотрел вниз. Ипполит Матвеевич стоял наискось от дома, прислонясь к чугунной посольской ограде.

– Гражданин Михельсон! – крикнул Остап. – Конрад Карлович! Войдите в помещение! Я разрешаю!

В комнату Ипполит Матвеевич вошел уже слегка оживший.

– Неслыханная наглость! – сказал он гневно. – Я еле сдержал себя!

– Ай-яй-яй, – посочувствовал Остап, – какая теперь молодежь пошла. Ужасная молодежь! Преследует чужих жен! Растрачивает чужие деньги… Полная упадочность! – И, вспомнив блеющего незнакомца, спросил: – А скажите, когда бьют по голове, в самом деле больно?

– Я его вызову на дуэль.

– Чудно! Могу вам отрекомендовать моего хорошего знакомого. Знает дуэльный кодекс наизусть и обладает двумя вениками, вполне пригодными для борьбы не на жизнь, а на смерть. В секунданты можно взять Иванопуло и соседа справа. Он бывший почетный гражданин города Кологрива [291] и до сих пор кичится этим титулом. А то можно устроить дуэль на мясорубках – это элегантнее. Каждое ранение безусловно смертельно. Пораженный противник механически превращается в котлету. Вас это устраивает, предводитель?

291

…бывший почетный гражданин города Кологрива… – В Российской империи почетные граждане были привилегированным сословием, по социальному статусу предшествующим дворянству, Кологрив же – уездный город Костромской губернии – в предреволюционной фельетонистике считался, как и упоминаемый ранее Новохоперск, символом провинциальной глуши, захолустья.

В это время с улицы донесся свист, и Остап отправился получать агентурные сведения от беспризорных.

Беспризорные отлично справились с возложенным на них поручением. Четыре стула попали в театр Колумба. Беспризорный подробно рассказал, как эти стулья везли на тачке, как их выгрузили и втащили в здание через артистический ход. Местоположение театра Остапу было хорошо известно.

Два стула увезла на извозчике, как сказал другой юный следопыт, «шикарная чмара». Мальчишка, как видно, большими способностями не отличался. Переулок, в который привезли стулья – Варсонофьевский, – он знал, помнил даже, что номер квартиры семнадцатый, но номер дома никак не мог вспомнить.

– Очень шибко бежал, – сказал беспризорный, – из головы выскочило.

– Не получишь денег, – заявил наниматель.

– Дя-адя!.. Да я тебе покажу.

– Хорошо. Оставайся. Пойдем вместе.

Блеющий гражданин жил, оказывается, на Садовой-Спасской. Точный адрес его Остап записал в блокнот.

Восьмой стул поехал в Дом Народов. Мальчишка, преследовавший этот стул, оказался пронырой.

Преодолев заграждения в виде комендатуры и многочисленных курьеров, он проник в Дом и убедился, что стул был куплен завхозом редакции «Станка».

Двух мальчишек еще не было. Они прибежали почти одновременно, запыхавшиеся и утомленные.

– Казарменный переулок, у Чистых прудов.

– Номер?

– Девять. И квартира девять. Там татары рядом живут. Во дворе. Я ему и стул донес. Пешком шли.

Последний гонец принес печальные вести. Сперва все было хорошо, но потом все стало плохо. Покупатель вошел со стулом в товарный двор Октябрьского вокзала, и пролезть за ним было никак невозможно – у ворот стояли стрелки ОВО НКПС. [292]

292

…ОВО НКПС… – Отдел вооруженной охраны путей сообщения, подразделение НКПС, в задачу которого входила охрана товарных вагонов, складов, железнодорожных магистралей и т. п.

– Наверно, уехал, – закончил беспризорный свой доклад.

Это очень встревожило Остапа. Наградив беспризорных по-царски – рубль на гонца, не считая вестника с Варсонофьевского переулка, забывшего номер дома (ему было велено явиться на другой день пораньше), – технический директор вернулся домой и, не отвечая на расспросы осрамившегося председателя правления, принялся комбинировать.

Ничего еще не потеряно. Адреса есть, а для того, чтобы добыть стулья, существует много старых испытанных приемов: 1) простое знакомство, 2) любовная интрига, 3) знакомство со взломом, 4) обмен, 5) деньги и 6) деньги. [293] Последнее – самое верное. Но денег мало. Остап иронически посмотрел на Ипполита Матвеевича. К великому комбинатору вернулись обычная свежесть мысли и душевное равновесие. Деньги, конечно, можно будет достать. В запасе еще имелись картина «Большевики пишут письмо Чемберлену», чайное ситечко и полная возможность продолжать карьеру многоженца.

293

…5) деньги и 6) деньги… – Возможно, аллюзия на популярный афоризм, часто приписываемый Наполеону: «Для войны нужны, во-первых, деньги, во-вторых, деньги и, в-третьих, деньги…»

Беспокоил только десятый стул. След, конечно, был, но какой след! – расплывчатый и туманный.

– Ну что ж! – сказал Остап громко. – На такие шансы ловить можно. Играю девять против одного. Заседание продолжается! Слышите? Вы! Присяжный заседатель!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Глава XXIV Людоедка Эллочка

Словарь Вильяма Шекспира, по подсчету исследователей, составляет 12.000 слов. [294] Словарь негра из людоедского племени «Мумбо-Юмбо» [295] составляет 300 слов.

294

…Словарь Вильяма Шекспира… составляет… – Вероятно, рассуждения о словаре Шекспира связаны с выпущенным в 1874–1875 годах в Кенигсберге и многократно переиздававшимся словарем, подготовленным А. Шмидтом (1818–1886).

295

…Словарь негра из людоедского племени «Мумбо-Юмбо»… – Вероятно, этноним связан с английскими описаниями путешествий по Африке в XVIII веке: авторы этих описаний сообщали о характерном для племен, живущих в районе реки Нигер, культе божества Мумбо-Юмбо (Mumbo Jumbo), которое наказывает женщин, не желающих признавать власть мужчин. Этнографы к подобного рода сообщениям относились весьма скептически, и с XIX века сочетание «Mumbo Jumbo» используется в английском как обозначение объекта и атрибута непонятного (зачастую – шарлатанского) культа, невнятной (или намеренно усложненной) речи, да и вообще некоей тарабарщины. Так оно использовано, к примеру, и Т. Карлейлем в хрестоматийной работе «Французская революция», впервые переведенной на русский в 1907 году. Примерно тогда же термин вошел и в русскую юмористику.

Эллочка Щукина легко и свободно обходилась тридцатью.

Вот слова, фразы и междометия, придирчиво выбранные ею из всего великого, многословного и могучего русского языка: [296]

1. Хамите.

2. Хо-хо! (Выражает, в зависимости от обстоятельств, иронию, удивление, восторг, ненависть, радость, презрение и удовлетворенность.)

3. Знаменито.

4. Мрачный. (По отношению ко всему. Например: «мрачный Петя пришел», «мрачная погода», «мрачный случай», «мрачный кот» и т. д.)

296

…великого, многословного и могучего… – Аллюзия на стихотворение в прозе «Русский язык» И. С. Тургенева.

5. Мрак.

6. Жуть. (Жуткий. Например, при встрече с доброй знакомой: «жуткая встреча».)

7. Парниша. (По отношению ко всем знакомым мужчинам, независимо от возраста и общественного положения.)

8. Не учите меня жить.

9. Как ребенка. («Я его бью, как ребенка» – при игре в карты. «Я его срезала, как ребенка» – как видно, в разговоре с ответственным съемщиком.)

10. Кр-р-расота!

11. Толстый и красивый. (Употребляется как характеристика неодушевленных и одушевленных предметов.)