Дверь в зиму
Шрифт:
Он догоняет Прапора.
— Через поле пойдем?
Прапор кивает.
Дровосека пробирает озноб. Сон, долбаный кошмар: стрельба по зарослям, горячая волна, мерзкий вкус крови, смешанной с подсолнечным маслом…
— Командир, давай в обход.
— Кошмары снились?
Откуда Прапор знает?
— Всем, по ходу, снились. Дед нам наркоту какую-то подсыпал.
— Он же с нами ел-пил!
— Привычный. Ему такая доза что слону дробина. Или вообще в кайф. Отравить побоялся, закошмарить решил. Все, идем через поле. Самый короткий путь,
Обычно Прапор скуп на слова. Его несет, понимает Дровосек. Сам себя убеждает. Из тумана проступает стена подсолнухов. Поле зовет, тянет. Противиться этому зову, подкрепленному приказом командира, нет никакой возможности. Шагов через двадцать Дровосек оборачивается — и не видит ничего, кроме высоченных стеблей, увенчанных дисками, похожими на нимбы.
…а потом в зарослях что-то шевелится.
12
Сейчас
Он брел сквозь туман, спотыкаясь и шатаясь, словно с тяжкого похмелья. Плети бурьяна хлестали его по бедрам. Камуфляжные штаны промокли, но Андрей не замечал этого. Из тумана проступил частокол с круглыми навершиями. Подсолнухи! Он же шел в другую сторону, туда, куда указал ему старик…
А вышел к полю.
Андрей шарахнулся прочь. Побежал; упал.
Светало, но туман не спешил рассеяться. Все тонуло в плотной, похожей на плесень, белесой пелене. На резных листьях бурьяна отблескивали капельки росы. Слава богу, бурьян, а не подсолнухи! Андрей поднялся на ноги, отряхнулся. Автомат! Куда подевался его автомат? Потерял где-то…
Ну и черт с ним!
Он побрел наугад. Вышел к подсолнухам. Пошел обратно. Опять подсолнухи. Нет, не сюда. И не сюда… Так кусок железа возражает магниту: бессмысленно, безуспешно.
— Нет!
— Стій на місці, москалику, та й не смикайся!
— Что, простите?
Андрей завертел головой, высматривая источник звука.
— На месте стой, говорю! Не дергайся.
— Стою.
— Зброя… Оружие где?
— Потерял…
Из тумана заржали на два голоса.
— Вояка!
Андрей запоздало поднял руки вверх, хоть от него этого и не требовали. Раз в плен берут, значит, надо руки вверх. Это въелось на уровне подсознания. Но и подсознание сейчас шло вразнос, сбоило, запаздывало…
— Я сдаюсь.
— Авжеж, здаєшся. Куди ти подінешся?
Они возникли справа и слева: пиксельный камуфляж, полоски зеленого скотча на рукавах. Бесформенные израильские мицнефеты на касках, автоматы наизготовку. Не «Калаши», что-то другое.
— Повернись. Руки за спину.
Андрей повиновался. Ему обмотали запястья скотчем, обхлопали ладонями, забрали нож. Развернули лицом.
— Имя, фамилия?
— Знаменский Андрей Александрович.
— Знаменский! Надо же… Звание?
— Ефрейтор.
— Часть?
— Отдельная рота связи.
— Связист, значит. Наших убивал?
— Нет. Вообще ни разу не стрелял.
—
Миколо, вони усі так кажуть. Не стріляв, не вбивав. Тьху, мразота!— Там з’ясують.
— Звісно, з’ясують!
— Откуда родом?
— Из Коломны. Это под Москвой.
— Я географию знаю, москалику. Здесь что делаешь?
— На задании.
— Что за задание?
— Разведка…
— ДРГ, что ли?
— Да.
— Сколько человек в группе? Где остальные?
Сейчас он окончательно станет предателем, понял Андрей. Группу он сдаст, никуда не денется. Он смирился с этим, но по старой, еще цивильной привычке, пытался оттянуть неприятный момент.
— Я не имею права…
Очередь простучала глухо, неубедительно. В следующий миг Андрея сбили с ног, прижали к земле. Каким-то чудом он все же смог приподнять голову.
На поле — далеко, в самой гуще подсолнухов — творилось черт знает что. Там колыхались цветы, трещали выстрелы. Над праздничными дисками — черное с желтым — взлетали брызги, вспыхивали алым в лучах восходящего солнца. Ударил раскатистый звук взрыва. Огненный клубок вспух, превратился в дымный гриб, теряя форму и рассеиваясь.
Вернулась тишина.
— Це твоя група? — жарко прошептали Андрею в ухо.
— Да.
Он был в этом уверен.
— Гаплик їй.
Они еще немного полежали.
— Все, можна вставати.
Андрея рывком подняли на ноги.
— От же бовдури! І ці на поле полізли!
— Ото ж…
— А ты почему с ними не пошел?
— Сбежал.
— Дезертировал?
— Выходит, так.
— Почему решил дезертировать?
— Испугался, — признался Андрей. — Не хотел через поле идти. Жуткое оно…
Про деда он решил молчать. Еще сочтут, что пленный косит под сумасшедшего!
— Ще б пак!
— Тут вже третя ваша ДРГ гине.
— Кажуть, під час Другої Світової тут ціла рота СС зникла. Потім ще поліцаї — їх есесівців шукати примусили.
— То зараз у фашистів свіже поповнення!
— Понял, москалику? Пополнение у фашистов в аду. Твої красені — найліпша для них компанія!
— Миколо, а ти звідки про це знаєш?
— Про що?
— Про фашистів та поліцаїв.
— Дід мій розповідав. А йому — Микитич, той самий…
— Григорий Никитич?! — не удержался Андрей.
— Так, він. А ти, хлопче, звідки знаєш?
— Он меня предупредил, чтоб я на поле не совался. Я и сам не хотел…
— Здурів? Попередили його…
— Сказал: уходи. Я и ушел.
— Що ти верзеш, гнидо?! Микитич давно помер!
— Ти, Миколо, не галасуй. Помер, не помер… Різні плітки ходять. Кажуть, бачили його. Ой, Боже ж ти мій!.. Як ти казав, москалику? Єфрейтор Знаменський?
Андрей кивнул.
— Ой, божечки… Микитич з них був, зі Знаменських.
— Точно?
— Останній він був. Після нього Знаменських в селі не залишилося.
— Та ну! Світ великий! Отих Знаменських скрізь — як бліх на собаці…
— Може, й так. Ладно, ведемо його до командира.