Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России

Вот и о 16 октября. «Задержанные, по доставлении в участок, подверглись избиению со стороны городовых и солдат», однако на это «своевременно ни градоначальником, ни полициею не было обращено внимания… и никакого расследования не было произведено», лишь позже более двадцати из побывших в том полицейском участке заявили, что «задержанных систематически избивали; сначала их сталкивали по лестнице в нижний подвал… многие из них падали, а затем стоявшие шеренгами городовые и солдаты наносили им побои шашками, резинами, ногами и кулаками», в том числе и женщинам. (Правда, в тот же вечер задержанных посетили гласные думы и мировые судьи, осмотрели и то подвальное помещение и выслушали жалобы о побоях. А сенатор и в ноябре при расследовании установил нескольких в тех побоях виновных и отдал под суд.)

«17 октября весь город был занят войсками, по улицам ходили военные патрули и порядок весь день ничем не нарушался». А городская дума заседала, обсуждая экстренные меры, и в частности: как бы взамен правительственной полиции учредить городскую милицию. – В этот день местный комитет Бунда постановил устроить торжественные похороны погибших накануне на баррикадах, но Нейдгарт, понимая, что такие похороны, как и всегда, вызовут новый революционный взрыв, «распорядился тайно вывезти из еврейской больницы» эти пять трупов и «похоронить их раньше назначенного времени», что и было сделано в ночь на 18-е. (Днём организаторы похорон потребовали вырыть гробы и возвратить их больнице. Разыгрались события – трупы бальзамировали, и они ещё долго лежали.) А тут-то и разнёсся высочайший всемилостивый царский Манифест – толкая Одессу к новым бурным событиям.

Приведём сведения сперва от участников отряда еврейской самообороны. «Во время погрома недурно функционировал некий объединительный центр… Университеты сыграли гигантскую роль в подготовке октябрьских событий… В Коалиционный совет[одесского] университета перед погромом входили»: большевик, меньшевик, с-р, бундовец, по одному от сионистов-социалистов, армян-дрошакистов, от грузинского землячества и от поляков. «Составлялись студенческие отряды и до погрома», на «громадных митингах в университете» сборы денег на оружие, «конечно, не только для обороны, но и на случай вооружённого восстания». «Сам Коалиционный совет собирал деньги для вооружения студенчества», «к началу погрома в университете было 200 револьверов» и «один профессор… достал ещё 150». Во главе отряда назначался «диктатор», и «не разбирался партийный цвет» диктатора, «случилось, что отрядом, состоявшим в большинстве из бундовцев, командовал с-с[сионист-социалист] или наоборот»; «в среду[19 окт.] много оружия было роздано в одной сионистской синагоге»; «в отряды входили студенты, и русские, и евреи, еврейские рабочие, еврейская молодёжь всяких оттенков, очень немного русских рабочих» [1280] .

1280

Одесский погром и самооборона. Париж: Западный Центральный Комитет Самообороны Поалэ-Цион, 1906, с. 50-52.

Несколькими годами позже Жаботинский писал, что в погромах Пятого года «новая еврейская душа уже достигла своей зрелости» [1281] . – А в розовости Февральской революции всероссийская газета опишет эту картину так: «Когда в Одессе во время нейдгартовского погрома девятьсот пятого года юноши-самооборонцы расхаживали с ружьями, эти юноши были трогательны и прекрасны, и сердце трепетало от сочувствия им, от сострадания…» [1282] .

1281

Вл. Жаботинский. Введение // Х.Н. Бялик. Песни и поэмы. СПб.: Изд. Зальцман, 1914, с. 44.

1282

Д. Айзман. Искушение // Русская воля, 1917, 29 апреля, с. 2-3.

Наш современник пишет: «Мужество, проявленное гомельскими бойцами, зажигает десятки тысяч человек. В Киеве в отряды самообороны вступает 1, 5 тысячи человек. В Одессе несколько тысяч» [1283] . – И численностью и настроением одесских отрядников – и, встречно, ожесточением полиции – ход событий здесь отличался от киевского.

Вернёмся к отчёту Кузминского. После объявления Манифеста, с утра 18-го, командующий Одесским военным округом генерал Каульбарс, чтобы «дать населению возможность беспрепятственно использовать предоставляемую Манифестом свободу во всех видах», – распорядился всем войскам не показываться на улицах – «дабы не нарушать среди населения радостного настроения». Однако «такое настроение недолго продолжалось». Со всех сторон начали стекаться к центру города отдельные группы, преимущественно евреев и учащейся молодёжи», с красными флагами, с криками «долой самодержавие», «долой полицию», и ораторы звали к революции. Из металлического изображения на думе слов «Боже, Царя храни» – первые два слова выломали; ворвались в думский зал, «был изорван большой портрет Государя Императора, а на думе национальный флаг заменён красным. С проезжавших на извозчике на панихиду протоиерея, дьякона и псаломщика сбили шапки, а когда они потом шли при похоронах: – останавливали процессию «и прерывали пение «Святый Боже» криками «ура». «Возили чучело без головы с надписью «вот самодержавие» и носили дохлую кошку, производя тут же денежный сбор «на избиение царя» или «на смерть Николая». «Молодёжь, и в особенности еврейская, с видимым сознанием своего превосходства стала указывать русским, что свобода не добровольно дана, а вырвана у правительства евреями… открыто говорили русским: «теперь мы будем управлять вами», и также: «мы дали вам Бога, дадим и царя». «Большая толпа евреев с красными флагами гналась» долго за двумя городовыми, один через двор и крышу бежал, другого же, Губия, эта толпа, «вооружённая револьверами, топорами, колами и железными палками, ворвавшись во двор, нашла спрятанным на чердаке и так изувечила, что он по дороге в больницу умер, два же отрубленные пальца его руки найдены дворником». Позже были избиты и поранены трое полицейских чинов, а у пяти городовых отобраны револьверы. Затем стали освобождать арестованных из одного, другого, третьего полицейского участка (где избивали 16-го, двумя днями раньше, – там уже были прежде освобождены распоряжением Нейдгарта; в одном участке освободили в обмен на труп Губия), ещё в других – не оказалось арестованных, в этом всём содействовал ректор университета, который предъявил требование прокурору «от имени пятитысячной толпы», а «студенты угрожали чинам полиции насилием» вплоть «до повешения». – Городской голова Крыжановский вместе с университетским профессором Щепкиным, вызванные Нейдгартом для совещания, вместо этого потребовали, чтобы Нейдгарт, «разоружив немедленно полицию, спрята[л] её», иначе, добавил Щепкин, «не обойдётся без жертв мщения и… полиция будет разоружена захватным правом». (На следствии у сенатора он потом отрицал такую резкость своих выражений, но, видимо, они не были мягче, судя по тому, что он в тот же день передал студентам 150 револьверов, а на следствии отказался указать источник приобретения.) И Нейдгарт вслед за этим разговором распорядился: снять постовых городовых со всех постов (даже не предупредив о том полицмейстера), – «таким образом, с этого времени весь город оставлен был Нейдгартом без наружной полицейской охраны» – что ещё можно понять как спасение жизни постовых, но ведь при этом – и без всякой воинской охраны на улицах, что уже было вполне маразматическим распоряжением. (Да ведь и в Петербурге именно этого требовали газетчики от Витте, он еле устоял.)

1283

Прайсман // «22», 1986/87, № 51, с. 179.

«Вслед за тем как городовые прекратили нести постовую полицейскую службу, в городе появились две группы самообороны: студенческая милиция и еврейская оборона. Первая из них была организована «коалиционным советом», который… достал оружие». Посты городовых «заняла городская милиция из вооружённых в университете студентов и других лиц». Генерал барон Каульбарс и градоначальник Нейдгарт дали на это согласие, а полицмейстер Головин в виде протеста подал в отставку, его заменил помощник фон-Гобсберг. – При городской думе создался временный комитет, из первых заявлений которого была благодарность студентам университета «за их энергичные, разумные и самоотверженные действия по охранению порядка в городе». Сам же комитет себя объявил в какой-то неясной функции. (О члене того комитета и члене Государственной Думы О.Я. Пергаменте в том ноябре писала пресса, и ещё напоминали во 2-й Государственной Думе, что он в те дни объявил себя председателем «Придунайско-Черноморской республики» или «президент[ом] южно-русской республики» [1284] , – в угаре тех дней факт не невероятный.)

1284

Государственная Дума – Второй созыв (далее – ГД-2): Стенографический отчёт. Сессия 2, т. 1, СПб, 1907, заседание 24, 9 апр. 1907, с. 2033.

И что же могло произойти от ухода с улиц в разгорячённый момент и войск, и полиции и от взятия власти безопытной студенческой милицией и отрядами самообороны? Студенческая «милиция задерживала людей, казавшихся ей подозрительными, и отправляла их для разбора в университет»; вот студент «шёл во главе толпы евреев, около 60 человек, производившей беспорядочный огонь из револьверов»; «студенческая милиция и еврейская оборона… нередко сами прибегали к насильственным действиям по отношению к войскам и мирной части русского населения, производя выстрелы и убивая совершенно неповинных людей». Столкновение «неминуемо должно было последовать в виду образовавшихся в населении двух противоположных течений». – Вот, вечером 18-го «демонстративная толпа с красными флагами, состоявшая преимущественно из евреев, пробовала снять рабочих с завода Гена… рабочие не исполнили этого требования; после того, та же толпа, встретив русских рабочих на… улице, потребовала, чтобы они сняли шапки перед красными флагами. После отказа рабочих» – вот тебе и пролетариат! – из той толпы «раздались выстрелы; рабочие, хотя и безоружные, успели разогнать» ту толпу и гнались за ней, пока к ней не «присоединилась ещё другая толпа вооружённых евреев, численностью до тысячи человек, которая стала стрелять в рабочих… четверо рабочих были убиты». Так «начались в разных местах драки и вооружённые столкновения русских с евреями; русские рабочие и люди без определённых занятий, так называемые хулиганы, стали ловить и избивать евреев, затем перешли к разгрому и разорению еврейских домов, квартир и лавок». Тут пристав вызвал «роту пехоты, которая прекратила дальнейшие столкновения».

На следующий день, 19 октября, «к 10-11 час. утра на улицах стали появляться… толпы русских рабочих и людей разных профессий, которые следовали с иконами в руках, с портретами Государя Императора, национальными флагами, с пением «Спаси, Господи, люди Твоя» и гимна. Эти патриотические манифестации, состоявшие исключительно из русских людей, стали образовываться одновременно в разных частях города, но начало им было положено в порте, откуда вышла первая, особенно многочисленная толпа манифестантов, состоявшая из рабочих». Есть «основание признать, что озлобление, вызванное поведением евреев в течение всего предшествующего дня, их дерзким и наглым поруганием и оскорблением национального чувства русского населения, должно было вылиться в какой-либо с его стороны протест». И Нейдгарт знал, что манифестация готовится, и разрешил её, и она прошла мимо зданий командующего военным округом и градоначальника, затем к собору. «По пути следования к толпе присоединялись и многие другие случайно попадавшиеся лица и в том числе много хулиганов, босяков, женщин и подростков». (Тут уместно сопоставить объяснения рассказчика из Поалей-Цион: «Одесский погром произвели не хулиганы… В погромные дни полиция не пускала в город босяков из порта»; «свирепствовали мелкие ремесленники и лавочники, рабочие и подмастерья всяких мастерских, фабрик и производств», «бессознательные русские рабочие»; «я ездил в Одессу именно затем, чтобы найти чисто провокаторский погром, но – увы! – не обрёл его». И объясняет погром – национальной враждой [1285] .)

1285

Одесский погром… / Поалэ-Цион, с. 64-65.

«Невдалеке от соборной площади… в толпу манифестантов произведено было несколько выстрелов, одним из коих был убит мальчик, несший икону», «была встречена револьверными выстрелами и подошедшая рота» пехоты. В манифестацию стреляли и из окон редакции газеты «Южное обозрение», и «вообще по всему пути следования… во многих других местах, из окон, дверей, с балконов, из ворот и с крыш»; «кроме того, в манифестантов были брошены в нескольких местах разрывные снаряды», одним «таким снарядом было убито 6 человек»; а в самом центре Одессы «на углу Дерибасовской и Ришельевской улиц были брошены три бомбы в казачью сотню». «В рядах манифестантов было много убитых и раненых», и это «приписывалось русскими не без основания евреям, почему тотчас же в группах манифестантов стали раздаваться крики «бей жидов», «смерть жидам», и «толпы манифестантов бросились разбивать в разных частях города еврейские магазины»; «вскоре единичные случаи перешли в общий погром: все лавки, дома и квартиры еврейские, попадавшиеся по пути следования манифестантов, подверглись совершенному разгрому, всё имущество евреев подверглось истреблению, а то, что случайно оставалось нетронутым, было расхищаемо толпою хулиганов и босяков, сопровождавших всюду манифестантов», «нередко бывали такие сцены, что разграбление еврейских помещений производилось на глазах манифестантов, следовавших с иконами и пением «Спаси, Господи, люди Твоя». К вечеру 19-го «взаимное ожесточение двух враждующих партий достигло чрезвычайного напряжения: тут уже обе стороны одинаково не давали друг другу пощады, избивая и подвергая истязаниям, иногда с особенною жестокостью, всех попадавшихся им в руки, без различия пола и возраста». По свидетельству одного врача университетской клиники, «хулиганы со второго и третьего этажей выбрасывали детей вниз на мостовую, а одного ребёнка хулиган схватил за ноги и, ударив головой об стену, размозжил ему голову. В свою очередь и евреи не щадили русских, убивая их при всяком возможном случае; днём они не показывались открыто на улицах и обстреливали проходивших из ворот, окон и т. п., но вечером они собирались толпами» и даже «осаждали полицейские участки». «Особенную жестокость проявляли евреи в отношении полицейских чинов, когда им удавалось захватить их». (От Поалей-Цион: «Прессой была распространена легенда о громадном числе хулиганов, взятых в плен самообороной и загнанных в университет. Называлась цифра в 800—900 человек; на самом же деле надлежит уменьшить эти цифры в десять раз. Громилы отводились в университет только в самом начале погрома, а потом были дела поважнее» [1286] . – Картины одесского погрома находим и в газете «Киевлянин» в ноябре 1905 [1287] .)

1286

Там же, с. 53.

1287

Киевлянин, 1905, 14 нояб. // Шульгин*, Приложения, с. 303—308.

А что же полиция? Согласно безмозглому распоряжению Нейдгарта, «19 октября… как и в последующие дни, полиция совершенно отсутствовала на улицах», изредка ходили патрули, но весьма неаккуратно. «Неопределённость в соотношении гражданских и военных властей, идущая в разрез с… указаниями закона», привела к тому, что «полицейские чины не отдавали себе ясного отчёта в существе лежащих на них обязанностей», а сверх того – «все полицейские чины, считая евреев виновниками всяких политических смут» и «революционерами, вполне сочувствовали совершавшемуся погрому еврейского населения, не считали даже нужным скрывать этого». Хуже того: «во многих случаях сами полицейские чины направляли толпы хулиганов на разгром и разграбление еврейских домов, квартир и лавок», ещё хуже: «в статском платьи и без блях и гербов», сами «принимали участие в этих разгромах», «руководили действиями толпы», даже «были и такие случаи, что городовые сами производили выстрелы в землю или в воздух и затем ложно указывали войскам, как будто эти выстрелы последовали из окон еврейских домов».

И это – полиция!

Сенатор Кузминский отдал под суд 42 полицейских, из них 23 – не рядовых, а в чинах.

А войска – «разбросанные на огромном пространстве города» и должные «действовать самостоятельно»? «И войска относились вполне безучастно к виновникам погрома, так как, с одной стороны, они не были ознакомлены с существом лежавших на них обязанностей и, не получая от чинов полиции никаких указаний», они «не знали, против кого и в каком порядке они должны действовать силой оружия. С другой стороны, видя покровительственное отношение чинов полиции к громилам еврейского имущества, войска могли полагать, что погром предпринят с ведома и одобрения власти». И «по отношению к громилам войска никаких мер не предпринимали». И хуже того: «добыты указания на то, что и солдаты и казаки также нередко участвовали в расхищении товаров из разбиваемых лавок и разных вещей из разгромленных еврейских квартир». «Некоторые же свидетели удостоверили и то, что солдаты и казаки убивали без всякой причины совершенно неповинных лиц».