Движущая сила

– Верно. Не без этого.

К сорока годам Сэнди прибавил несколько фунтов вокруг талии и слегка округлился в лице, но его вид деревенского простофили был обманчив. Однажды начальство перевело его из Пиксхилла, потому что, по его, начальства, мнению, полицейский, долго живущий в маленьком населенном пункте, мягчает и расслабляется, и послало в Пиксхилл патрульные машины из другого города. За время отсутствия Сэнди, однако, уровень мелкой преступности в Пиксхилле сильно вырос, а процент раскрываемое™ преступлений, наоборот, сильно упал, так что через некоторое время Сэнди Смит был по-тихому возвращен на свое прежнее место, к большому неудовольствию местной шпаны.

Нарядно одетый доктор Брюс Фаруэй, недавно приехавший в Пиксхилл, но уже успевший восстановить против себя половину пациентов своей покровительственной манерой обращения, ловко выбрался из фургона и строго наказал мне не трогать тело, пока он не договорится, чтобы его забрали.

– Хотел бы я знать, зачем мне это может понадобиться, – безразлично заметил я.

Он с неудовольствием посмотрел на меня. Мы невзлюбили друг друга еще несколько месяцев тому назад, и он так и не простил мне, что я не согласился с диагнозом, который он поставил одному из моих водителей, заплатил за дополнительную консультацию и доказал, что он ошибся. Не было в докторе Фаруэе ни смирения, ни хотя бы капли человечности, хотя я слышал, что больные дети его любят.

Он остался отдавать короткие инструкции по телефону, а мы с Сэнди направились к дому, где он взял показания у Дейва и Бретта. Будет проведено следствие, объявил он им, но вряд ли это отнимет у них много времени.

Слишком много, подумал я сердито, и оба безошибочно поняли, о чем я думаю. Я сказал им, что поговорю с ними утром. Похоже, спокойствия это им не прибавило.

Немного погодя Сэнди отпустил их, и они отправились в местную забегаловку, где немедленно все расскажут и откуда слухи распространятся по всему поселку. Сэнди захлопнул свой блокнот, устало улыбнулся мне и укатил к себе, чтобы позвонить в полицейское отделение того городка, где жил покойный. Остался только Брюс Фаруэй, нетерпеливо ожидающий у своей машины транспорта, на котором Кевин Кейт Огден сможет продолжить свое путешествие. Я направился к доктору, чтобы услышать последние новости.

– Они хотели оставить его здесь до утра, – обиженно воскликнул он. – Но мы с Сэнди настояли, чтобы они приехали сегодня.

Спасибо и за это, подумал я и предложил ему подождать в доме. Неопределенно пожав плечами, он согласился. В большой гостиной я предложил ему спиртное, кока-колу или кофе. Он от всего отказался.

Брюс Фаруэй с брезгливой миной разглядывал ряд сделанных на скачках фотографий, висевших на стене. В основном на них был изображен я верхом на лошади во время прыжка. Жители деревни, где все вертится вокруг разведения чистокровных скаковых лошадей и где от четвероногих аристократов зависит не только возможность иметь работу, но и благосостояние большинства, слышали, как Брюс Фаруэй говорил, что жизнь, посвященная скачкам, – это жизнь, прожитая впустую. Достойно похвалы только бескорыстное служение другим, к примеру, работа врачей и медсестер. С его точки зрения, в своих травмах жокеи виноваты сами. Никто не мог понять, зачем такой человек приехал именно в Пиксхилл.

Я подумал, что могу его спросить, и спросил. Он удивленно посмотрел на меня и подошел к окну, чтобы взглянуть на неподвижный фургон.

– Я – сторонник общей практики, – заявил он. – Я верю в пользу служения сельским общинам. Я верю, что нужно лечить семью, а не болезнь.

Все бы ничего, подумал я, не смотри он на меня так высокомерно и не светись в его глазах сознание собственного превосходства.

– Отчего умер наш клиент? – спросил я. Он сжал свои и без того тонкие губы.

– От обжорства и курения, так я полагаю. Живи он в другом веке, он приговаривал бы ведьм к сожжению. Разумеется, заботясь об их бессмертной душе.

Тощий фанатик, доктор нетерпеливо мялся у окна и наконец сам задал вопрос:

– Почему вы были жокеем?

Ответ был бы слишком сложным. Поэтому я просто сказал:

– Я таким родился. Мой отец тренировал скаковых лошадей.

– Разве это было неизбежно?

– Нет, – ответил я. – Мой брат – капитан рейсового парохода, а сестра – физик.

Он перенес свое внимание с фургона на меня, и от удивления у него даже отвисла нижняя челюсть.

– Вы это серьезно?

– Разумеется. А почему бы нет?

К ответу на этот вопрос он не был готов, но из неловкого положения его выручил телефонный звонок. Я снял трубку. Это был слегка запыхавшийся Сэнди, листающий страницы своего блокнота.

– Полиция Ноттингема, – произнес он, – хотела бы знать, где точно находится Саут Миммз.

– У них что, карты нет?

– Ну ладно, ты мне скажи, чтоб я мог четче доложить.

– И у тебя должна быть карта.

– Ладно, прекрати, Фредди.

Улыбаясь, я сдался.

– Бензоколонка в Саут Миммз расположена к северу от Лондона, по шоссе М25. И еще одно хочу тебе сказать, Сэнди. Наш приятель Кевин Кейт не ехал прямиком из Ноттингема в Бристель. Откровенно говоря, если тебе надо из Ноттингема в Бристоль, ты, как ни старайся, в Саут Миммз не попадешь. Так что скажи там своим коллегам в Ноттингеме, чтобы они полегче с родственниками, потому что, что бы наш покойник ни делал в Саут Миммз, он точно не ехал напрямую из дома на свадьбу дочери.

Он долго переваривал мою информацию.

– Ага, – сказал он, – я им передам.

Я положил трубку, а Брюс Фаруэй спросил:

– Какая свадьба дочери?

Я пояснил ему, с помощью каких аргументов убедили Дейва взять пассажира, нарушив тем самым все правила.

Нахмурившись, Фаруэй спросил:

– Значит, вы не верите в свадьбу дочери?

– Не слишком.

– Полагаю, не слишком важно, почему он оказался в... как вы сказали... Саут Миммз?

– Для него, разумеется, – согласился я, – но все это отнимет много времени у моих водителей, следствие и все такое.

– Он же не нарочно умер! – запротестовал доктор.

– Однако это ужасно некстати.

Посмотрев на меня с явным неодобрением, Фаруэй вернулся к созерцанию фургона. Время тянулось медленно и тоскливо. Я выпил виски с водой (“Мне не надо”, – сказал Фаруэй), с голодной тоской вспомнил о моем остывшем ужине и ответил на несколько телефонных звонков.

Новости распространялись с быстротой молнии. Первый голос, потребовавший отчета, принадлежал владельцу двухлеток, которых я перевозил в Ньюмаркет, а второй – тренеру, вынужденному наблюдать, как они покидают его конюшню.

Джерико Рич, владелец, не терял времени на банальности, а сразу перешел к делу.

– Что это там насчет мертвеца в твоем фургоне? – спросил он. Голос его, как и характер, был громким, агрессивным и нетерпеливым. По документам он звался Джерри Колин Рич. Джерико устраивало его больше уже хотя бы потому, что было звучнее.

Пока я рассказывал ему, что случилось, он стоял перед моими глазами такой, каким я его привык видеть на скачках, – коренастый седой задира, имеющий привычку потрясать в воздухе вытянутым пальцем.

– Слушай сюда, приятель, – орал он в данный момент в трубку, – когда ты на меня работаешь, ты никого по дороге не подбираешь, понял? Ты всегда мне так обещал, и так это и должно было быть. Везешь моих лошадей – не везешь больше никого. Так мы всегда с тобой договаривались, и мне не надо никаких нововведений.

Я прикинул, что, хотя после того, как он переведет всех своих лошадей в Ньюмаркет, мне вряд ли придется иметь с ним дело, настраивать старого хрыча против себя все равно глупо. Не пройдет и пары лет, как, кто знает, может, я и повезу всех его лошадей обратно.