Движущая сила
Шрифт:
– А Джоггер обычно ездил на ферму по воскресеньям?
Я ответил, что, как правило, мы и по воскресеньям работаем, хотя и не так интенсивно, как в другие дни недели. Так что для Джоггера было вполне нормальным появляться на ферме в воскресенье.
Как и предсказывал Сэнди, они спросили, что я делал в то воскресенье утром. Я рассказал. Они старательно записали. Вы говорите, что рвали нарциссы у себя в саду и относили их на могилу родителей? Да. Это что, у вас привычка такая? Я время от времени вожу туда цветы, сказал я. Как часто? Пять-шесть раз в году.
По их поведению и задаваемым
“За них решит ржавчина”, – подумал я.
Я пошел вместе с ними посмотреть, как они соскребали грязь с краев ямы. Они укладывали комочки грязи в полиэтиленовые пакеты и помечали на них, откуда взят данный образец. С северной стороны ямы... с восточной, западной, южной.
Они были добросовестны и объективны. Так или иначе, ржавчина покажет.
Наконец они уехали, оставив меня в растрепанных чувствах при двух секретаршах.
– Они спрашивали, ладил ли ты с Джоггером! – возмущенно воскликнула Изабель. – Ведь Джоггер свалился в яму, разве не так?
– Надо все выяснить.
– Но... но...
– Угу, – сказал я. – Будем надеяться, что свалился.
– Все водители говорят, что свалился. Они всю неделю так говорят.
“Пытаясь убедить самих себя”, – подумал я. Я поехал домой, и вскоре ко мне присоединился компьютерный гений. Он долго стоял, расставив ноги, в центре моей разгромленной гостиной, и непрерывно взъерошивал волосы.
– Да, – нарушил я молчание, – это делали с большой силой и удовольствием.
– Удовольствием? – Он задумался. – Пожалуй, так. Он положил останки старого компьютера на единственное свободное место в центре ковра и установил на его место новый, присоединив его к одной линии с компьютером в офисе Изабель. Хотя у меня все еще были карандашные графики, было приятно видеть светящийся экран и знать, что есть связь с конторой.
– Я гарантирую, что этот диск чист, – сказал эксперт. – И продам вам дискету, с помощью которой вы сможете следить, чтобы он оставался чистым. – Он показал мне, как ею пользоваться. – Если вдруг обнаружите вирус, звоните мне немедленно.
– Обязательно. – Я последил за его умелыми пальцами и задал несколько вопросов. – Если кто-то введет Микеланджело в компьютер в конторе, этот компьютер тоже окажется зараженным?
– Да, стоит только вывести здесь на экран программы с компьютера в конторе. И наоборот. Если кто-то введет вирус сюда, компьютер в конторе тоже его получит. Это касается всех компьютеров в этой сети.
– Значит, и компьютер Розы?
– Роза – ваша вторая секретарша? Да, конечно, мгновенно.
– И... если мы делаем копии на мягких дисках, вирус туда тоже попадает?
– Если у вас есть копии, будет лучше, если я их проверю до ухода, – заявил он.
– Есть.
– Но ваши девушки в конторе сказали, что они уже давно перестали делать копии.
– Знаю. – Я помолчал. – А секретарша Майкла Уотермида делала копии? Он поколебался.
– Не уверен, должен ли я вам говорить.
– Профессиональная тайна?
– Вроде того.
– Она все равно скажет Изабель.
– Тогда... вообще, да, она делала, и на
ее гибких дисках с копиями тоже Микеланджело. Мне пришлось там весь комплект чистить.– Так что их отчеты не пропадут.
– Скорее всего нет.
Он закончил установку и с жизнерадостной жалостью посмотрел на меня.
– Вам надо поучиться, – сказал он. – Прежде всего вам надо знать, как предохранять гибкие диски. Я мог бы вас научить, хоть вы и старый уже.
– А вы давно занимаетесь компьютерами? – спросил я.
– Как только научился держать в руках ручку.
“Как я ездить на лошади”, – подумал я.
– Я приду на занятия, – пообещал я.
– Правда? Чудесно. Просто чудесно.
После его ухода мне удалось досмотреть все скачки в Челтенгеме и не заснуть. Мне было одновременно горько и приятно видеть, как конь, которого я когда-то тренировал и в которого вложил столько сил, выиграл Золотой кубок.
На нем должен был выступать я. Я мог бы... Что ж, с меня хватит и воспоминаний о его первых победах, например в двухмильной барьерной скачке. Или о его первом стипл-чейзе, который он выиграл, обойдя всех соперников, хотя чуть было не проиграл, замешкавшись на финише. Я ездил на нем восемь раз, и каждый раз побеждал. И вот он снова, все еще “звезда”, хоть ему уже девять лет, стремительно несется к финишу, и все в нем есть – и выносливость, и мужество – предел мечтаний жокея.
Черт бы все побрал...
Я постарался стряхнуть с себя тошнотворную жалость к самому себе. “Давно пора забыть”, – сказал я себе. Какое-то время было позволительно потосковать, но через три года уже хватит оглядываться назад, в прошлое. Только мне почему-то казалось, что я не смогу избавиться от ностальгии, пока последняя лошадь, на которой я когда-либо выступал, не попадет в центр для престарелых. Да и тогда вряд ли, если на моем пути опять встретится какой-нибудь Петерман.
Не успел я выключить телевизор, как зазвонил телефон и я услышал удивленный голос Лиззи.
– Привет! А я думала, попаду на автоответчик. Что же ты не в Челтенгеме?
– Не поехал.
– Да уж вижу. А почему? С головой все в порядке?
– Ничего страшного. Все время хочется спать.
– Естественное желание. Не противься ему.
– Слушаюсь, мэм.
– Спасибо, что одолжил мне Азиза. Крайне занимательный молодой человек.
– Чем же?
– Чересчур умен для своей работы, так бы я сказала.
– Почему ты так думаешь? Зачем мне дураки?
– Большинство водителей вряд ли в состоянии обсуждать периодическую систему элементов, да еще на французском.
Я рассмеялся.
– Поразмысли над этим. Теперь так, – перешла она к делу, – готов результат по твоим пробиркам.
Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о каких пробирках идет речь. Видать, мозги у меня еще не в полном порядке.
– Ах, пробирки, – наконец сказал я, – чудесно.
– Каждая содержит десять миллилитров жидкости для транспортировки вирусов.
– Чего?
– Ну, если точнее насчет составляющих, то жидкость содержит бычий белок, глютаминовую кислоту и антибиотик, который называется гентамицин, и все это растворено в дистиллированной воде.