Двое из будущего. 1901-...

— Помоги-ка мне спуститься, — охнув, попросила Маринка. — Дай руку.

Я охотно поддержал свою супругу, взяв ее под локоток, и аккуратно помог сойти с крыльца. Вроде и не такой большой срок — около шести месяцев и живот еще не вырос до больших размеров, но Маришке он ей доставлял серьезные неудобства. У нее слегка изменилась походка и, как она говорит, совершенно расклеились ноги. Поэтому она стала опасаться спускаться по ступенькам, всегда искала мою поддержку. Я ее успокаивал, говорил, что волноваться нечего, но она меня не слушала и все делала по-своему. И говорила, что очень боится упасть с лестницы, как ее мать, когда та была беременной. То падение дорого обошлось ее матери, она долго лежала в постели с переломом ноги и доктор всерьез опасался за здоровье будущего ребенка. Но все обошлось и младший брат моей супруги появился на свет божий крепким и здоровым. И через несколько лет он вырос совершенным оторвой, которого не учил даже батькин ремень.

— Не дай бог тоже свалюсь, — совсем по-бабьи охала моя супруга, крепко схватившись за мою ладонь. За своими опасениями она совсем забывала о своей суфражисткой наклонности — беременность потихоньку превращала ее в нормальную женщину, с теми же заботами, с теми же страхами. — Держи меня крепче, не отпускай.

— Синяки оставлю, — только лишь и оставалось мне отвечать. — Потом будешь Зинаиде показывать, а она меня за это ругать станет. Все уже, спустились, — сказал я, ослабляя хватку. — Может мне с тобой поехать?

— Нет, не надо, — сказала Маринка, освобождая руку. — Меня Зина проводит. Да Петр Алексеич с Серафимом помогут спуститься и забраться. А у тебя на заводе дел полно, сам говорил.

Я с неудовольствием покивал головой. На заводе действительно много работы, утром звонил Евгений Адамович, наш главный химик, говорил, что у него есть для меня какой-то сюрприз. Просил приехать. Я пообещал, но, глядя вот на свою боязливую супругу, все больше склонялся к мысли, что сюрприз может и подождать. Что-то у Маришки действительно какая-то фобия насчет лестниц приключилась. Как бы действительно не навернулась. Упадет, повредит плод — не прощу себе.

— Зина, оставайся-ка ты здесь, — обратился я к своей экономке. — Я сам с женой съезжу.

— А как же…, - открыла было рот Зинаида, но я не дал ей продолжить.

— Я сам справлюсь. Иди.

— Но вы же не знаете куда ехать!

— А ты Петру адрес скажи, — парировал я, пресекая всяческие возражения.

Пришлось Зинаиде послушаться. И пока я подсаживал супругу в открытую повозку, она сбегала в дом, черканула на листочке адресок, а затем передала его Петру, нашему штатному извозчику.

— Вот, Петр Алексеич. Вот сюда вам надо. Найдешь?

— Найду, как не найти, — ответил Петр, засовывая адресок в карман. — Только ехать будем долго, не растрясти бы.

— Ничего, Петр Алексеич, не растрясешь. Ты аккуратнее давай, да по кочкам нас не вези, — парировала Маринка, устраиваясь на мягком сидении. — Ну, все, поехали.

— А Серафим как же?

— Так вон же он идет, — воскликнула моя супруга, показывая рукой на спешащего казака. — Поехали, подберем его.

Через пару минут Озирный заскакивал в нашу скрипучую повозку. Бегло поздоровался со мной, с Петром и запел соловьем перед Маринкой, широко улыбаясь:

— Доброго вам денечка, Марина Степановна. Вы сегодня под этим ясным солнышком выглядите особенно прекрасно. А куда же вы направляетесь, что вам потребовалась моя помощь?

Моя супруга вспыхнула на прозвучавший комплимент, кокетливо пригладила выбившуюся из-под шляпки прядку, и весело стрельнув глазками казачку, ответила:

— И тебе здравствуй Серафимушка. Солнышко сегодня действительно ясное, а едем мы по важному делу.

— Это ж по какому, позвольте узнать?

— К бабке мы едем, Серафимушка. Боязно мне что-то. Как рожать буду, прямо не знаю.

— Ну, родить дело не хитрое, это вам, Марина Степановка, любой мужик скажет, — весело сверкнул зубами Озирный. — А к бабке вы правильно делаете что едете. Без бабки тут никак. Она и подскажет и заговорит и травки даст, если надо. Эх, Марина Степановна, вам бы в наш хутор, вот там бабка одна у нас есть — все бабы как одна через нее проходят. Всем помогает, всех выхаживает.

— У нас, Серафимушка, и своя бабка имеется, не хуже вашей, — улыбнувшись, парировала Маринка. — У нее мертвый мужик родит!

— М-да, — хохотнув, протянул казак, — тогда мне к ней, пожалуй, ходить не стоит. А то потом сраму не оберешься и с мужиками не поговоришь. И придется мне в ваши бабьи ряды потом переходить….

Так и болтали они весело всю дорогу, хохмили и шутили. Серафим сам по себе человек легкий и веселый, с ним хорошо проводить время в дороге. Он всегда расскажет байку, историю из жизни или просто смешной анекдотец. И Маринка любила бывать в его обществе, хохотать с ним над разной чепухой. Нет, не подумайте ничего такого, Серафим воспринимался Маринкой просто как подружка с усами, с которой можно было поговорить о вещах, которые обычных женщин не особо интересуют. Например, о том, как рвут больные зубы измученному человеку, или как мужики выясняют отношения из-за женщин, или как правильно выбрать коня для хозяйства или под седло. Маринке это было жуть как интересно, и потому в моем казаке она с радостью нашла себе такого собеседника. А по поводу амурных заигрываний я был спокоен — Серафим не тот человек, который может увести жену своего начальника, да и Маринка себе такого не позволяла.

Ехали мы действительно долго, я даже устал сидеть. Петр вез аккуратно, объезжал колдобины, что образовались по весне на не мощеной дороге, иногда правил коня в сторону, проезжая особо разбитый путь по поросшей невысокой травой обочине. Нас иногда кидало по повозке, мы бились ребрами об ограждение и Серафим поругивал Петра. А я переживал за Маринку.

Вдруг Петр, натянув вожжи, резко остановился. И напряженно, словно встревоженный зверек завертел головой.

— Что случилось, Петр Алексеич, — спросила Маринка, мгновенно забыв об интересной истории, что травил Серафим.

— Да не пойму чей-то, — озадаченно произнес наш извозчик. — Стреляют что ли?

Мы тоже, как и Петр закрутили головами. Но ничего не услышали.

— Показалось? — предположил Серафим.

— Черт его знает. Может и показалось.

Но тут, мы все услышали то, отчего Перт резко щелкнул вожжами и стал спешно разворачивать повозку. Мы услышали далекий ружейный залп.

— Это где стреляют? — спросил я Петра, как человека более опытного в делах навигации по окрестностям Петербурга.

— В Александровском, — сухо ответил извозчик. — Вы уж извините, Марина Степановна, но к бабке вы сегодня не попадете. Я не знаю, что там происходит, но туда я вас сегодня не повезу. Мне ваша жизнь дорога.

Что-то знакомое название. С чем-то оно у меня ассоциируется.

— А что находится в Александровском? — спросил я.

— Обуховский завод и картонная фабрика, — глухо ответил мне Петр. — Не пойму, почему пальба….

И развернувшись, он стал править повозку обратно. А навстречу нам как раз попалась конная полиция в количестве десяти человек. Мчались галопом, лица серьезные, нахмуренные. Пронеслись мимо нас, оставив после себя облако пыли. Серафим безбоязненно крикнул вслед: