Двое в баре на Рождество

— Ты должен понять, — сказал Зак. — Я был всей душой за нас. Знал, что она была тем, чего я всегда хотел, но она не была готова к «нам». Ей требовалось кое с чем разобраться.

«Типа ее помолвки с Шепом, мать его, Смолли... успокой господь его гребаную душу», — неохотно добавил он.

— Так что случилось? — спросил Ашер.

Зак пожал плечами.

— Я на два месяца уехал в тур. Она вернулась домой. И этот перерыв, мой друг, заставил нас обоих желать чертовой смерти.

Ашер тихо простонал, словно вспоминал похожую историю в своем прошлом.

— Я так понимаю твою боль, брат.

— Но... — Зак поднял свой напиток, и Ашер сделал то же самое. — Я вернулся домой. Она ждала. А остальное, как они говорят, уже история.

— И они жили долго и счастливо, — сказал Ашер, чокаясь с Заком, прежде чем прикончить остаток своего напитка, когда Зак сделал то же самое.

«Внимание для всех клиентов «Юнайтед», которые направляются на восток. Пожалуйста, оставайтесь на связи для важных новостей. Мы с сожалением сообщаем вам, что Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия и Вашингтон закрыли свои взлетно-посадочные полосы до утра. Повторяем, все рейсы на восток в Бостон, Нью-Йорк, Филадельфию и Вашингтон и другие аэропорты Северно-Восточной зоны отменены».

Когда голос из громкоговорителя исчез, Зак закрыл глаза и со стуком поставил свой стакан на стойку.

— Бл***ть.

— Не могу поверить в это!

— Я тоже, но ох, черт, это дерьмово.

Зак уперся лбом в ладони, потом сцепил их на затылке и уставился на стойку бара. Вайолет просила не соглашаться на тур близко к Рождеству. Она практически умоляла его не рисковать, чтобы не пропустить совместное празднование. Ее мать была в Мэйне, должна была работать и сестра Зака, Кора, которая проводила каникулы с его отчужденными родителями на севере Нью-Йорка. Вайолет беспокоилась, что он не сможет вовремя вернуться домой, хоть мужчина и пообещал ей, что справится. Сейчас, все выглядело так, будто он не сможет выполнить свое обещание.

— Пошли поговорим с кем-нибудь из отдела обслуживания клиентов?

Они оплатили свои счета, схватили сумки и направились к длинной очереди разочарованных пассажиров. Зак выбрал телефон из заднего кармана, чтобы проверить. Никаких сообщений. В Нью-Йорке сейчас было три утра, где Вайолет, мирно спала, ожидая когда ее разбудит входящий в дверь муж. Бл*ть, бл*ть. Бл*ть. Перспектива подвести ее разрывала его на части.

Он открыл новое сообщение, моля Бога о правильных словах для объяснений.

***

Вайолет Обри проснулась от яркого солнечного света, пробивавшегося в ее спальню, и потянулась к Заку. Обнаружив, что его сторона кровати пустая и холодная, ее мозг напомнил ей, что его рейс отложили до восьми вечера. Он не появится дома еще час или два. Девушка растянулась, открыла глаза и перекатилась на спину.

«Сегодня большой день», — подумала она, скользя руками к своему животу и нежно его гладя.

Сегодня она собиралась преподнести Заку самый большой Рождественский подарок в его жизни.

Вайолет все еще не была уверена, что он скажет. На самом деле, они не стремились создать семью, хотя супружеская жизнь и полное помешательство друг на друге привели их к нескольким беззаботным ночам, так что это было не совсем невозможно.

Будет ли он также шокирован, как была и она? Будет ли он рад, как и она? Или Зак будет чувствовать, что они не готовы к ребенку? Хотя их жизнь в основном была сосредоточена в Нью-Йорке, где они в соавторстве писали и продюссировали шоу на Бродвее, Зак все еще был востребованным музыкантом, и ему нравилась возможность время от времени возвращаться на сцену, как было и в прошлые выходные, и он уехал в Лос-Анджелес. Конечно же, частичка Вайолет чувствовала опасения. Будет ли она хорошей матерью? Был ли он готов стать отцом? Имело ли это значение? Ребенок Обри был уже в пути, и у них оставалось около семи месяцев, чтобы все это выяснить.

Она сделала глубокий вдох и вздохнула, напевая, когда потирала гладкую кожу своего живота.

Половина его, половина меня,

Кто-то совершенно новый.

Половина его, половина меня,

Его губы, мои коленки.

Его глаза, мои пальчики,

Его щечки, мой носик.

Половина его, половина меня.

Семья.

— Все, что нам сейчас нужно, чтобы папочка написал колыбельную, — нежно сказала она.

Затем Вайолет радостно рассмеялась, села и взяла телефон с прикроватной тумбочки, чтобы проверить, не было ли сообщений. Он пил бурбон с ветераном, когда в последний раз писал ей. Сейчас...

Ее лицо вытянулось.

ЗАК: Все полеты были отменены до утра. Детка, я так сильно тебя люблю. Не разочаровывайся во мне. Я найду способ приехать домой.

Но когда она включила новости и увидела, что более трехсот рейсов на восточное побережье были отменены, а задержка варьировалась от одного до трех дней, все, что она могла сделать, это прошептать:

— Я так не думаю, Зак. Я не вижу ни одного способа, как ты это сможешь сделать.

Она сглотнула образовавшийся ком в горле и сморгнула начавшие жечь глаза слезы. Он не сможет вернуться домой вовремя. Она — вместе со своими новостями — будет должна провести Рождество одна.

Дзинь, дзинь. Дзинь, дзинь.

Вайолет шмыгнула и вытерла нос, и потянулась к стационарному телефону.

— Алло? Зак? — спросила она сорвавшимся голосом.

— Привет. Это Вайолет Обри? — спросила женщина с легким южным акцентом.

— Хм, да. А кто это звонит?

— Вы меня не знаете, — сказала женщина. — Меня зовут Саванна Ли.

***

— Удалось найти номер в отеле? — спросил Зак Ашера, которого он нашел уставившегося на бесплатный телефон на первом этаже.

Ашер обернулся и вздохнул.

— «Бест Вестерн» в Ван-Найс сказали, что у них есть одна комната, но как раз в тот момент, когда портье собирался ввести мой номер кредитной карты, кто-то вошел внутрь и снял ее.

— На какое время «Юнайтед» перенесли тебя?

— На завтра на девять вечера. А тебя?

— На десять.

— По крайней мере, хоть часть Рождества мы проведем дома, — мрачно заметил Ашер.

Сейчас, когда над их головами было яркое освещение аэропорта, а не тусклый мягкий свет бара, Зак осознал, что шрам на правой стороне лица Ашера был действительно довольно большим. Он предположил, что они были где-то одного возраста или Ашер был на пару лет старше, возможно. Он восхищался Ашером за то, что тот многое сделал для их страны. Ему была ненавистна мысль, что ветеран проведет ночь и почти весь завтрашний день в кресле в аэропорту.