Двое

Всё стабильно в отсутствии трендов.

На востоке дела утончённы:

Нет ни акций, нет ни дивидендов.

Лишь одною судьбою сплочённы.

Как песчинки в часах замирали,

Так и жизнь во степях стопорилась.

Здесь блюдут честь семьи и морали

Благодать по углам притаилась.

Бешпармаком, казы и шубатом,

Угощаюсь за праздным застольем.

Пополняя казну медным златом,

Всей душой наслаждаюсь раздольем.

Фейерверками полнится небо,

Ослепляя ночами и днями.

Как поэзией, вскормлена хлебом

Вся земля во степи под ветрами.

МОЯ ДОРОГА

Ведут дороги на рассвет

Иль на закат, иль вовсе мимо,

Но только в мире лучше нет

Той, по которой шёл с любимой.

Не оглянусь, не посмотрю,

Не стану взвешивать всё строго.

Я поведу тебя в зарю!

Твоя любовь — моя дорога!

В ПОЛЕ С КОНЁМ

По раздолью, зелёному полю,

На закат, где краснеет зарница.

Уходили с конём мы на волю.

Ледянющей водицы напиться.

Перепёлка крылом бьёт и стонет,

Намочив оперенье рябое

И не держит ничто нас, не гонит

И уходим мы в поле ночное.

Я друзей перестану треножить,

Воля вольному, верность за нами.

Но уйти от костра — грусть помножить,

Карьим глазом скосившись на пламя.

А на утро по полю седому

Гриву ветер взобьёт до полнеба.

И помчимся с конём мы до дому,

Где я соли ему дам и хлеба.

Там, у стремени срубленной бани,

Не возьмёт больше лошадь краюху.

Очевидно, я ночью по пьяни,

Саданул коня вилами в брюхо.

В ОБРАМЛЕНЬИ ПОНИКНУВШИХ ИВ

Я таких не видала красавцев

На яву, только в снах кружевных

В окруженьи бесчисленных агнцев,

У подножья дубрав вековых.

Ты — душа моя грешная в муках

Я во веки в тебя влюблена,

Я зарницей в твоих акведуках

Полощусь от утра до поздна.

Тараторишь, а мне интересна

Смысловая нагрузка в стихах,

Коих пишешь ты пачками лестно,

Позабыв обо мне впопыхах.

Далека-ли обитель до рая? —

Как твой дом, у безбрежных морей?

Журавлей улетела-ли стая?

Всё работаешь, как муравей?

Понимаю, теперь, от чего-же

Загрустил опечаленный кот,

Что у ног моих чуточку строже,

Чем когда ему чешешь живот.

Мы не станем знакомиться ближе,

Больно нравом ты стал шаловлив.

Лик красив твой, но тело бесстыже,

В обрамленьи поникнувших ив.

ДУША, НАИВНАЯ, МОЛЧИ

Душа, наивная, молчи.

Народ, обманутый мечтою,

На долю грешных не ропщи.

Позволь омыться тишиною!

Во тьме кромешной слышен вой —

Закрою ставни я на окнах.

Накроюсь пледом с головой,

В мечтах о шелковых волокнах.

Кто под замком — тот защищен.

Иные сами виноваты!

Молюсь… В мечтах мой дух прощен,

Но сердце в стружке стекловаты.

Мне спится крепче без охран.

Мечта, затми собою совесть!

Пусть сотрясает ураган,

Душа, молчи, ваяя повесть.

СМУРНОМУ ИЗДАТЕЛЮ

Смурной издатель, в данной книге

Я рифмоплётству предаюсь,

Спешу освоить в каждом круге

Доктрину рифм, сторонюсь

Лихих верлибров, пусть лиричных.

И ритм мне, как свет впотьмах.

Стараюсь тем аполитичных

Не сотрясать на Божий страх.

Нескромно и несовершенно

Я прописал свои стихи,

Что радуют тебя надменно,

Смурной издатель. Не части

Своей рецензией убогой,

А лучше к смыслу снизойди:

Здесь нету нимфы длинноногой

И одноногой не найти.

Я страсть оставил лишь в контексте.

Без квасу и вина постюсь,

Снабжая ритмом строфы в тексте,

Шальных историй сторонюсь.

Сей текст поэзией назначу,

Продекламирую потом.

Возможно, пошучу в придачу,

Когда прибудет суп с котом.

АНГЕЛ МОЙ ЗЕМНОЙ

Осени туманное кадило

Меж берёз развесило вуаль.

Ну, чего мне в жизни не хватило?

И чего так бережно мне жаль?

Мы устало заголяли ноги

Нежною ласкаемы росой.

Водопады, речки и пороги

По которым ты брела босой.

Ничего от буйства не осталось,

Разве что, усмешка и печаль.

Почему так жаль седую старость,

А дурную молодость не жаль?

Почему готовые прощаться,

В юности мы рвём святую нить?

Почему так больно возвращаться,

Ведь так сладко было уходить.

В вечность поманившая дорога

Тает в поднебесной тишине.

Хочется, чтоб кто-то, хоть не много

Жалостью зашёлся и по мне…

Ничего уж в жизни не исправить,

Ведь такого не было со мной.

Как же мне одну тебя оставить?

Мой спаситель, Ангел мой земной.

ВИНОВАТ

Я перед Вами виноват,

И что скрывать — неискупимо.

Я утверждал, что я крылат,

Чтоб только вами быть любимым.

Простите мне, что был я груб

И так, порой, непостоянен:

То зло срывал в слиянье губ,