Двор. Книга 2

— Жжжж! — опять засмеялась Аня. — Слова нельзя сказать человеку.

— Сказать можно, язык без костей, — Марина задыхалась от волнения, — а я слушать не хочу, и он со своей Малой нехай пугают других, а на меня, куме, не тратьте силы.

Клава Ивановна сидела белая как полотно, синие глаза сделались совсем черные. Иона Овсеич сказал, пусть выпьет стакан воды и успокоится, конфликт не стоит выеденного яйца: каждый слышит только себя, а послушать другого не хватает терпения. Что касается лично Марины Бирюк, он не имеет ничего против: она хочет идти, пусть идет, занятие по изучению выступления товарища Сталина и материалов сессии Верховного Совета СССР — строго добровольное, никто не навязывает, наоборот, люди сами глубоко заинтересованы и неоднократно обращались с просьбой. А вообще, повторил Иона Овсеич, кто не желает — скатертью дорога, догонять не будем.

Ляля Орлова возмутилась:

— Товарищ Дегтярь, и как только у вас поворачивается язык произносить такое! У нас на фабрике тоже очень интересно, но какое может быть сравнение. А женщина, тем более неработающая, должна сказать спасибо людям, которые сами приходят к ней на дом и приносят готовое.

Марина показала пальцем на Лялю Орлову и громко спросила: а она кто такая, чтобы учить? Думает, у людей память короткая, нет, у людей память хорошая, и далеко звон идет по земле.

Ляля зажмурила глаза, закрыла уши пальцами и поспешно отодвинулась в сторону.

— Марина, — одернула Аня Котляр, — как вам не стыдно! Я не ожидала от вас.

Марина посмотрела на людей, как будто впервые в жизни видит, сказала, что у свекрови левая рука совсем отнялась, дома двое детей, Лесик в школу ходит, на третью смену, помещения не хватает, за Зиночкой целый день смотреть надо. Военкомат обещал помочь с детским садом, пока одни обещания. Вот и крутись с утра до ночи по дому, а тут тебе еще глаза колют: неработающая! Да это санаторий — уйти себе с ранья на работу и ничего не знать.

Клава Ивановна пожала плечами: если очень хотят работать, нанимаются в детский сад нянечкой, няни везде требуются, и найдется место для твоего ребенка тоже.

Нет, сказала Марина, няней она не пойдет: государство потратило деньги и учило ее на бухгалтера, а нянькой в яслях каждая баба может быть, на это образования не надо.

Клава Ивановна слушала и давала себе слово промолчать, чтобы дальше не срывалось занятие, но это было выше всяких сил:

— Что значит каждая баба! А ты кто такая, не баба? У тебя в жилах особенная кровь течет, и батько имел свой маеток или хутор с батраками! Марина, твой муж — офицер Красной Армии, а у тебя психология, я даже боюсь сказать, какая.

— А вы не бойтесь, — по-глупому засмеялась Марина, — я не боюсь и вам нема чего. Здесь люди свои.

— Малая, — приказал Иона Овсеич, — сядь на место и не сбивай нас в сторону. Товарищ Бирюк хочет работать по специальности, какую ей дало государство, это вполне законное желание, и надо оказать ей помощь с устройством ребенка в детсад. Я сам займусь этим вопросом, но попрошу нашего председателя женсовета Анну Котляр тоже не сидеть сложа руки, а навалиться всем сообща.

Аня пожала плечами: она готова, но какой толк, если с местами в детских садах положение не легче, чем с квартирами.

— Товарищ Котляр, — Иона Овсеич взялся обеими руками за стол, — свои сравнения и выводы держите для себя, а давайте лучше подумаем, как организовать по линии женсовета такую помощь, чтобы Марина Бирюк уже сегодня безбоязненно могла оставить дома ребенка и хворающую свекровь.

Анна Котляр улыбнулась: мужчинам легко давать советы.

— Мужчины здесь ни при чем, — сказал Иона Овсеич, — и Дегтярь дает совет не как мужчина, ибо каждая из присутствующих женщин охотно согласится час-другой в день помочь своей соседке, когда та занята на работе. А жена полковника Ланды не откажется дать нашим детям пару уроков: она получает по аттестату и сама неплохо зарабатывает в музыкальной школе.

Дина Варгафтик первая сказала, что она обеими руками за предложение товарища Дегтяря, но как организовать на деле, если, к примеру, сегодня все на одной смене.

— Товарищи женщины, — Иона Овсеич протянул вперед обе руки, — мы выдержали кровопролитнейшую войну, вышли победителями и, наряду с восстановлением, уже приступили к строительству материально-технической базы коммунизма, так неужели, я спрашиваю вас, это мы можем, а организовать, с таким сильным коллективом, помощь семье советского офицера не в состоянии!

— Дегтярь, — сказала Клава Ивановна, — хватит объясняться, надо поручить председателю женсовета, чтобы продумала конкретные мероприятия, как организовать помощь семье майора Андрея Петровича Бирюка, которому командование Красной Армии доверило важнейший пост в самом Берлине.

Иона Овсеич поставил вопрос на голосование:

— Товарищи, кто за данное предложение?

Все были «за»; кроме того, старый Чеперуха сделал еще добавление от себя лично:

— Марина, если у вас будет до меня дело, и я смогу, заходите днем, вечером, ночью, отказа не будет.

Марина громко засмеялась и сказала, что Иона Чеперуха ей больше всех нравится; сам всегда веселый — и другие возле него смеются.

— Мариночка, — пришел в полный восторг Иона, — так за чем же остановка!

Поздно вечером, было уже после одиннадцати, в квартире Чеперух поднялся тарарам на весь двор. Началось с пустяка. Зюнчик с Катей пришли из кино, «Девушка моей мечты», с последнего сеанса, и Оля сразу набросилась на невестку: почему та поужинала и оставила грязную посуду на столе, вроде кто-то ей холуй и прислуга. Ладно, убирать за своим сыном она согласна, но почему она должна убирать за его женой, которая в сто раз здоровее и сильнее!

Зюнчик присел на диван, отстегнул протез, Катерина помогала и попутно отвечала свекрови: сеанс был последний, надо было торопиться, и она не успела.

— Нет, — сделала пальцем перед самым носом у невестки Оля, — это уже не первый раз, это уже сто первый. А сын, вместо того, чтобы поддержать свою родную мать, молчит, как будто жена отрубила язык.

— Мама, перестань, — сказал Зюнчик. Оля заломила руки: сын затыкает рот матери, которая выкормила его своим молоком, и ради кого!

— Перестань! — повторил Зюнчик и бросил протез на пол. — Я приехал в родной город, к себе домой, и не хочу, чтобы на каждом шагу меня попрекали. Я здесь такой же хозяин, как вы.

— Да, — подтвердила Катерина, — он здесь родился, отсюда его забрали на фронт, и мы здесь такие же хозяева, как вы.

— Иона! — закричала Оля, — Иона, эта женщина хочет выгнать нас из нашего гнезда! Сын мой, кого ты привел сюда?

Зюнчик сказал, что никого не приводил, наоборот, мать сама требовала, чтобы он вернулся в Одессу, а здесь сумасшедший дом.

— Знаешь что, сын, — Иона крепко сжал обеими руками спинку стула и хорошо ударил о пол, — если здесь сумасшедший дом, никто вас не держит и не заставляет жить.