Дворец Посейдона
Шрифт:
Это сравнение четкостью и безжалостной простотой разорвало нежную, почти театральную ткань ее представлений. Она даже увидела этого осла, недвижно стоявшего в поле. Ее охватила безграничная печаль или, может быть, чувство, пропитанное слезами сострадания. Возможно, еще и потому, что от юноши, который впервые обнял ее, она не ждала этого так же, как не ждет ни одна девушка, и никогда не требует с самого начала чистосердечной исповеди, ибо правде предпочитает ту обольстительную неопределенность, которую принимает за любовь. И только потом, когда все уже свершилось, с образа осла сошла всякая поэтичность
Ей стало смешно. Если бы он был здесь (хоть бы!), она бы спросила: Темур, Темур, ты помнишь того осла?
— Какого? — удивился бы Теймураз (он обладает поразительной способностью все забывать). — Что за осел? Чей осел?
— Постой, — она прикрыла бы ему рот рукой. — Погоди! Тот осел, который один стоит посреди поля…
— Не выдумывай…
— Подожди! Тот самый, одинокий, молчаливый осел…
Конечно, Теймураз не вспомнит, но все равно рассмеется, и они долго будут хохотать вдвоем.
«Обманщик, — улыбается Зина, — болтун!»
Что с ней сегодня? Вместо того чтобы плакать, она смеется, как дурочка. Повернувшись к зеркалу спиной, она снова подошла к окну:
— Дато, иди домой!
Через полчаса придет Натела Тордуа. Утром позвонила, сказала, что поможет перемыть посуду. Зина благодарила: у тебя четверо детей, ты и без того занята. Как раз потому я и не боюсь работы, что у меня четверо, ответила Натела.
Сегодня с утра у Зины дергает левое веко, она уже не раз замечала — к радости.
9
В это самое время следователь Теймураз Гегечкори сидел за рулем автомобиля и направлялся из Тбилиси в свой родной город.
Какие-то хулиганы сожгли «Волгу» на даче профессора Габричидзе. Дело, конечно, не бог весть какое, но все-таки… Дальше пойдут дела поинтереснее…
Профессор Габричидзе — сорокапятилетний, седой, представительный мужчина. С Теймуразом они встречались и раньше, на телестудии. Теймураз тогда был диктором, именно ему довелось представлять профессора телезрителям. Профессор хорошо держался и хорошо говорил, его выступление повторили несколько раз по просьбе зрителей.
Перед отъездом Теймураз навестил профессора.
Профессор Габричидзе сидит, опустив голову, красивыми длинными пальцами долго разминает сигарету.
— О чем вы думаете? — осторожно спрашивает Теймураз.
— Может, даже лучше, что машину сожгли…
В комнату входит жена профессора, точнее — бывшая жена, высокая худенькая брюнетка. Она выглядит очень молодо, походка легкая, как у балерины.
— Может, принести вам чаю? — спрашивает она, беря со стола сигарету и закуривая.
Теймураз знает, что они разошлись два года назад, но часто встречаются, потому что расстались друзьями.
— Ты все-таки куришь? — с упреком говорит профессор.
— Это всего пятая за день, — отвечает женщина, садится и листает журнал.
— Я сразу же попросил тамошнюю милицию приостановить следствие, —
обращается профессор к Теймуразу.— Но ведь нельзя оставлять дело незакрытым!
Доносится протяжный автомобильный гудок.
— Это Шалва! — женщина выглядывает в окно.
— Пусть поднимется.
— Ему неловко, — улыбается женщина, подходит к профессору и кладет руку ему на плечо. — До свидания.
Профессор поглаживает ее руку:
— Как доедешь, позвони.
— Непременно, — женщина кивает Теймуразу и выходит.
— Я хочу вас спросить, отчего умирают люди? — Профессор говорит так, словно продолжает прерванную беседу. Ясно, что он не ждет ответа, да и что может ответить Теймураз?
— От глупости и равнодушия, — говорит профессор, — да, только от глупости и равнодушия…
Он замолкает и после паузы спрашивает:
— Не выпить ли нам чего-нибудь?
— Спасибо, я не пью, — отвечает Теймураз.
— Совсем немного?
— Нет, благодарю.
Профессор встает, ставит на стол бутылку коньяка и две рюмки, наливает коньяк и поднимает свою рюмку:
— Будем здоровы! — Пьет. — Прошу вас, выпейте. Да, от глупости и равнодушия, — снова повторяет профессор.
Теймураз напрягается, сам не зная почему. Ему кажется, что этот посторонний, раздавленный своей бедой человек в чем-то винит его.
Профессор снова наливает коньяк.
— Открою вам одну курьезную истину: чем больше отдаляется от нас врач, чем больше он забывает о своей первейшей обязанности, чем недоступнее становится он для простых смертных, тем больше мы его уважаем. Невероятно, но факт…
— Да, но врач — это одно, а отец — другое… — с улыбкой возражает Теймураз.
Звонит телефон. Профессор берет трубку. Теймураз почему-то вспоминает Дато.
— Слушаю… а-а-а, доехали… Спасибо, что позвонила. Нет, снотворного не принимай, постарайся заснуть так… Не кури, иначе я пожалуюсь Шалве… У меня все в порядке, не беспокойся… От меня тоже привет… Нет… еще не ушел… Спасибо, дорогая…
Профессор кладет трубку и некоторое время не убирает руку, сидит, задумавшись, потом говорит:
— Врач, который устает, уже не врач… — Пьет коньяк и доливает снова: — Помните об этом, мой милый.
«Дато, наверно, совсем большой», — думает Теймураз и сам удивляется, как давно он не вспоминал о сыне.
Тетка жила довольно далеко, рядом с почтамтом. По дороге Беко несколько раз останавливался передохнуть. От голода кружилась голова. Тяжело дыша, он подбежал к воротам. Залаяла собака.
— Джека, Джека, — приласкал он пса, кинувшегося ему в ноги.
— Тетя! — крикнул он. — Тетя Тина!
Никто не отозвался. Тогда он поднялся бегом по лестнице и увидел на дверях замок. Этого он никак не ожидал! Сел на ступеньку и уткнулся лицом в ладони: что делать?
Потом он спустился во двор. Под инжировым деревом на каменном столе увидел два желтых огурца. Жадно вонзился зубами, но тут же сплюнул — огурец был гнилой. Выбежал на улицу и бежал без передышки, изредка замедляя шаг. Пот катился градом, сердце колотилось где-то в горле. Солнечные лучи, отражаясь в стеклах, приобретали красноватый оттенок. Он жалел, что не взял с собой Дато. И верно, почему он его с собой не взял?